Похоронка…
Серёжка сложил похоронку и стал читать письмо, которое передали, с оказией, друзья — разведчики:
"Серенький, герой ты наш, здорово!
Пишу тебе я — Иван Овчаренко. Ты не видел и не представляешь, что творилось в нашей разведроте… да что в роте, в дивизии, когда Сафронов из госпиталя написал (его за день до тебя зацепило, помнишь?), что ты живой! Мы просто обалдели (так пищу потому, что вдруг кто из сестричек прочитает) все! Вот, письмо написать не дают, майор Смирнов карандаш отнимает. Да! Он теперь у нас майор…
Серый, леший тебя раздери! Молодчина, что выжил! Мы ещё покажем этим, по чём пирожки с котятами! За тот поиск всех представили к наградам, так что жди орден! Готовься, будем "мыть" его по полной программе.
Овчаренко тут меня стуканул, а сам-то старшина! Теперь сидит лычку пришивает…
Потихоньку жмём фрица, но они тоже не дятлы. Позавчера пытались пройти нитку — нарвались на мины…Саперы только проверили всё, говорили — нет ничего, а тут раз… и всё. Петров сразу, а Осипова до санчасти не донесли. Вот так. Ну ничего! Живы будем не помрём! Ждем тебя, но я слыхал, что вышел приказ, по которому всех сынов полков будут отправлять в тыл, в суворовские училища. Ну, как бы ни получилось — мы тебя разыщем, будь спокоен! Бывай! "
А дальше стояло с десяток подписей.
Серёжка откинул голову на подушку. Как приятно прочитать еще раз Он был пятым в офицерской палате. Грудь и плечо ещё кровоточили, оказывается пуля попала под углом, снизу вверх, (адъютанта полковника ухитрился достать пистолет из за голенища сапога, когда он бросился на него и даже выстрелил 2 раза) в левую часть груди и вышла 5 сантиментах ниже плеча, вторая только черканула по ребрам. Главный врач Санитарного Эвакогоспиталя СЭГ — 1857 Владимир Владимирович Гемпель так и сказал: "Повезло. В рубашке родился. И как я понимаю, не один раз? По моим прикидкам, раза три…"
Майор Гемпель строго-настрого запретил Серёже вставать с кровати (а Сережке надоели утки — обтирки), лежащего рядом, выздоравливающего капитана — танкиста, попросил последить за тем, чтоб "Воробей не улетел", что тот педантично исполнял (как немец, какой-то). Дверь открылась и в палату вошла молодая, красивая медсестра Шурочка со шприцем и снаряжением для уколов.
— О-о-о! Сергей — Воробей, дружище ситный! А вот и Шурочка с ремонтным набором по твою ж… кормовую часть! — заулыбался рыжеволосый лейтенант, лежащий у окна.
— Если хочешь быть здоров — заголяйся! — поддержал его танкист, подмигнув Серёжке. — Голым задом сядь на шприц и вращайся!
— Ну, товарищ капитан, все Вы знаете! У Вас «ж…опато» больше!
— Чего — чего??? — опешил от такой наглости капитан.
— Ну, у Вас — же — опыта — больше! — четко повторил сказанное Серега.
Вот теперь уже ржали над капитаном…
— Ну, хватит! — прервала их шутки медсестра. — Хватит гоготать над парнем.
— Шурочка, всё, мы умолкаем! — каясь, лейтенант сложил на груди руки. И всего за один ваш нежный взгляд, а может поцелуй…
— Валенком, по наглой рыжей морде! — отшила его Шурочка, смех прекратился, и она скомандовала. — Ну, Стреляный Воробышек, поворачивайся на живот! (В госпитале иначе, как «Стреляный Воробей», его не называли. Это прозвище приклеилось к Серёжке с лёгкой руки главного врача, посчитавшего его ранения.)
— А может не надо, а? — попробовал отвертеться от укола Серёжка. Его традиционная отмазка вызвала в палате очередной приступ веселья.
— Нет, ну вы посмотрите на него! — всплеснула руками девушка. Как под пули лезть, так ему не страшно, а один маленький укольчик — больно и страшно! Бог ты мой, он ещё и упирается! Давай — давай, поворачивайся и скидывай одеяло. Ой, нет, ну что твориться! Он ещё и краснеет, стесняется! Будто я его не видала «в чём мамка родила»! А два месяца чуть живой лежал — кто за тобой ухаживал, а?
— У-ой! Мама…
— Вот, а трясся — то, делов — то! А будешь упираться — пожалуюсь товарищу майору!
Суворовское.
Заместитель начальника Калининского суворовского училища, подполковник Богданов, дочитав, положил бумагу на стол.
— А Партизанов — это что, прозвище или фамилия?
— Согласно документам — фамилия. — ответил мальчишка.
— Ну, давай документы.
— А их должны были переслать из госпиталя.
— Странно, суворовец Партизанов, если документы не переслали, то должны были передать с Вами или с Вашим провожатым.
— Не могу знать, товарищ подполковник! — Серёжка про себя ехидно улыбнулся: «Как же, отдал я документы, а потом сиди до конца войны за партой и изучай стихи о дедушке Мазае и его зайцах!»
— Н-да, Сергей, ну что же… А ты себе случайно годик — другой для фронта не набавил, а? Что-то тебе не дать по виду почти 15-ти.
— Плохо кормили, а ещё — в детстве болел. (А ведь действительно, каким в 41-ый попал, таким и остался" — в очередной раз подумал он про себя. — Может я там, в коме какой?)
— А в госпитале по какому случаю оказался?
— Да… так… подкармливали…
— Из Ленинграда, наверное, да? Тогда понятно, почему не вырос… Ну, ладно, не буду об этом. Борисов… — на зов майора вошел крепкий, коротко стриженый суворовец. — Вызови мне старшину Мартьянова из 4-ой роты.
Через несколько минут явился старшина.
— Вот что, Аркадий Сергеевич, прими к себе в роту суворовца Партизанова. Без карантина — из госпиталя парень. Полного аттестата и документов пока нет, но должны скоро прибыть. Покорми, ну и как всегда, сам знаешь, пусть вымоется с дороги, выдай обмундирование.
— Всё ясно, товарищ майор. Разрешите идти?
— Идите.
— Колька, слыхал? К нам в роту новенького прислали!
— Кто такой, откуда родом?
— Да я сам ничего ещё толком не знаю, его только что привели.
— Ну, мама дорогая! Витёк, ну так узнай… — Колька Багров пользовался большим авторитетом во взводе и всей роте. Он был на фронте, и там его наградили медалью «За боевые заслуги». А ещё Колька был самым старшим в роте — ему уже шел 15-ый год.
— Класс, встать! Смирно! — скомандовал дежурный. — Товарищ преподаватель, 3 взвод 4-ой роты к занятиям готов. Отсутствующих нет!
— Здравствуйте, ребята. Садитесь, садитесь… — Игорь Валентинович раньше преподавал историю в школе, в армии не служил, и, поэтому, его всегда шокировали доклады, «смирно», «вольно» и всё такое.
— Вольно! — помог ему дежурный. — Взвод, сесть!
— Ребята, познакомьтесь, это наш новый ученик… то есть суворовец Партизанов Сергей. Да, очень колоритная фамилия. Прошу любить и жаловать. Сергей, садитесь за третью парту. И ещё, Сергей, Вы хотя бы что-нибудь помните из курса истории?
— Кое-что ещё помню.
— Не назовёте ли Вы мне столицу Древней Руси в 9-ом веке?
— Киев, названа по легенде одним из трёх братьев — Кием, но есть версия, что так звали речного перевозчика на Днепре.
— Во — даёт! — послышалось в классе.
— Да, небось, мама дорогая, маменькин сынок! — толкнул локтем Колька Витьку. — Учебники зубрил вместе с мамкой! Может он и когда мы немцев победим знает?
— Не плохо, молодой человек! Не плохо! А кто из класса желает задать вопрос по пройденному материалу?
— Можно? — поднял руку Колька.
— Пожалуйста, Багров.
— Когда закончится война?
У Серёжки что-то перемкнуло в голове, он почувствовал себя как на уроке истории в школе:
— 2-го мая 1945 года был взят Берлин, 8-го мая подписан «Акт о безоговорочной капитуляции Германии…» — тут Серёжка понял, что он что-то говорит не то: в классе стояла гробовая тишина, словно ребята перестали даже дышать.
— Это что ж, ещё больше года воевать? — произнёс кто-то.
Игорь Валентинович протер тряпочкой очки:
— Интересное пророчество, молодой человек, — он улыбнулся. — Но, почему же в прошедшем времени?
Класс взорвался от хохота и прикольных замечаний. Урок был безнадёжно сорван.
— Отбой! — скомандовал старшина. Затихли его шаги в коридоре, началась ночная жизнь:
— Эй, «Знающий», поди-ка сюда! — позвал Коля, сев на кровать.
— Давай все вопросы завтра с утра?
— Мама, мама дорогая! Может тебе ещё и с постельки помочь подняться, а?
— Не надо. Сам встану. Ну, чего тебе? — Устало поинтересовался Серёжка.
— Ребята, он ещё и пугливый! Да пошутил я. Тебе бы танк немецкий увидеть… Вот бы в штаны-то наложил!
— Может, и наложил…
— Куришь?
— Минздрав предупреждает… Пройденный этап — бросил. — Вспомнил любимую присказку одного старого учителя в своей школе. (Где теперь она — школа?)
— Чего?
— Не курю, пришлось бросить.
— А-а-а. Ну-ну! Ну, ладно, давай, ложись баиньки, а то ещё простудишься! — Колька хлопнул Серёжку по левому плечу. Серёжка схватился за плечо, согнулся, на глазах от боли выступили слезы.
— Н-да, — Багров почесал затылок. — Просто «Сопельшмайстер» какой-то! Такого треснешь по-хорошему, так он весь соплей изойдёт! Иди, ложись, и сопли свои подбери, а то поскользнусь ещё!
На следующий день после окончания занятий Серёжка сидел в деревянной беседке и думал о том, что надо отсюда сматываться.
— Во! Смотри, Витёк! Сопельшмайсер знает где найти укромный уголок! — Колька быстро свернул самокрутку и закурил. Затянулся ещё раз, смачно плюнул на землю, растёр плевок ногой. — Сопельшмайсер, хочешь затянуться?
Серёга отрицательно мотнул головой.
— Как хочешь. На, Вить. Слушай, Сопельшмайсер, и откуда ты такой взялся?
— Откуда взялся, там меня уже нет! А вот если ты меня ещё раз назовёшь Сопельшмайсером, то я тебе язык бантиком завяжу, а руки и ноги — пообломаю!
— Чё? — от такой наглости Колька чуть не упал с лавочки, а Витька открыл рот от удивления и выронил «бычок» на пол.
— Сопельшмайсер, я же тебя один разок приложу, так ты рассыпешься!
— Рискни, но руки и ноги я тебе пообломаю… — Подытожил Сергей.
— Ну, держи… — Колька вразвалочку подошёл, взял левой рукой, двумя пальчиками за Серегин мундир, а правой замахнулся для удара. Серёжка подсел под удар, нырнув под правую Колькину руку и сам «вмазал» Багрову в челюсть. Несколько секунд понадобилось Кольке, чтоб прийти в себя и понять, что произошло. Продолжение драки было молниеносно: Колька и Витька бросились на Серёжку одновременно. Витька, получив ногой прямой удар пяткой в грудь, отлетел в угол беседки, а Колька размахнулся и со всей дури вмазал в стойку беседки (его противник просто немного отклонился в сторону, и, не теряя времени, треснул Багрова лбом в нос). Драку прервал грозный окрик «Прекратить!».
На утреннем разводе начальник училища генерал — майор Визжилин. приказал выйти из строя «героям» вчерашнего дня.
— Товарищи суворовцы! Хорошенько посмотрите вот на эту троицу! В то время, когда наши отцы и старшие братья воюют за свободу нашей Родины с фашистами, некоторые предпочитают драться со своими товарищами! И это будущие офицеры Красной армии! И главное кто затевает? Суворовец Партизанов, Ваших документов ещё нет в училище, сами здесь третий день, а уже нарушаете дисциплину!
Училище, смирно! За избиение товарищей суворовцу Партизанову объявляется 5 нарядов вне очереди! Он лишается на 3 месяца погон!
Не слышу!
— Есть 5 нарядов и 3 месяца без погон.
С Серёжкиных плеч старшина снял погоны.
— За участие в драке суворовцу Багрову объявляется 5 нарядов вне очереди!
— Есть 5 нарядов!
— Училище, вольно! Разойдись!
Серёжка посмотрел на «разукрашенного» Кольку и хитро улыбнулся:
— Колька, а ведь не зря нам дали по 5 нарядов вне очереди — помирить хотят.
Багров сделал вид, что не расслышал его слов, но отношение к Серёжке у него изменилось.
Первый наряд ребята отбыли в столовой: забот хватало. Последний, пятый наряд, пришёлся на субботу — банный день. Весь день Колька и Серёжка рубили дрова, грели воду, снова рубили и снова грели. После ужина осталось только помыть помещение и вымыться самим.
— Серый, щас предбанничек домоем и сами попаримся — постираемся!
— Ага.
— Я, Серый, раньше любил париться. И банька наша была не то что здесь. Бывало залезешь на верхний полок, а тебя — веничком! Да… Хорошо было до войны… Мамка, папка, сестренки живы были… — Колька отвернулся от Сереги и молча продолжил мыть тряпкой пол в отделении для переодевания. Через 10 минут скомандовал: — Ну, что, кажись всё. Пошли сами мыться.
— Погнали наши городских!
Серёжка, стал раздеваться, снял рабочую гимнастерку, из нагрудного кармана на пол упали бумаги. Колька нагнулся помочь поднять листки, протянул товарищу:
— У тебя тоже похоронка в кармане. Я её уже ни с какой другой бумагой не спутаю. Ты меня прости, что я к тебе сперва доматывался. Я думал, что ты — маменькин сынок, есть тут такие, а ты парень ничего! — Багров потёр челюсть. — Что, тоже на батю?
— Не, Колька, не на отца.
— Что, на мамку?
— Нет. Хочешь, почитай, — ответил Серёжка продолжая раздеваться.
Колька развернул сложенный листок:
— Мама, мама дорогая! Это ж на тебя похоронка!
— Ага, на меня. Майор Смирнов ради хохмы в канцелярии свистнул и мне прислал. Поторопились.
— Так это тебя сюда. — Колька пальцем дотронулся до свежего рубца чуть ниже левой ключицы. Багров развернул другую бумагу: справку о ранении.
Колька подошёл к Серёжке, развернул его и посмотрел на спину:
— Да. На вылет. А я-то думаю, что это ты слезу пустил…
— До сих пор больно. С метра садил, гад. Но ничего, живой! — поморщился Сережка.
— Так постой… — Колька стал опытным взглядом считать боевые метки на теле у Сережки. Грудь — спина, это понятно. По ребрам черканула?
— Это тогда же: чуток зацепило.
— Нога?
— Это давно, в партизанах…
— Это тоже, в партизанах? — Колька кивнул на шрам над левым ухом.
— Тоже… это отдельная песня.
— А эта метка — ожог?
— Это — та же отдельная песня.
— Расскажешь?
— Если ты о себе расскажешь…
— По рукам! — согласился Багров. — А чего лычки не носишь? Ты же младшой, да и наград, небось, куры не клюют?
— Ну, есть немножко. Слушай, Колян, я долго тут голый стоять буду? Я не деревянный — мне холодно! Пошли греться!
Попарились, постирались, одели чистое.
— Серёжка, так чего ж ты комедию ломал, что документов нет? Вот же они?
— Чего, говоришь? Просто нечего мне здесь, в тылу, делать. Да и майор заждался. Пора. Летом к границе выйдем…
— Откуда знаешь? Или опять завираешь?
— Как хочешь, так и считай…
В казарме, Багров попросил одного из своих друзей, на некоторое время, поменяться койками с Серегой. После отбоя он рассказал Сереге, что все родные погибли. Он был сыном полка у артиллеристов — истребителей танков, как стал для них родным, но потом почти всех их потерял в бою. Как уцелел — сам не знает. Как сбегал уже два раза на фронт из детских домов — возвращали. После третьего раза отправили в суворовское. Чтоб до фронта добраться нужны документы, хоть какие-нибудь. Мальчишек патрули на станциях отлавливают легко и не напрягаясь: "бегунки" сами идут к воинским эшелонам.
На следующую ночь все повторилось с точностью наоборот, теперь рассказывал Сережка. Если, когда рассказывал Бодров, казарма спала, видимо, уже знали о подвигах Кольки, то когда начал тихонько рассказывать Серый, некоторые кровати стали скрипеть: ребята перекладывались так, чтоб было лучше слышно… И все же, тихий голос сделал свое дело, ребята заснули. Серега подождал немного, в открытое окно переправил вещмешок со своей старой формой и документами.
Подождал еще немного, около 4 утра, за несколько минут до смены дневального "на тумбочке", в майке и труселях сонной походкой "продефилировал" в туалет… Дождался смены "пажеского караула", вылез, через заранее подготовленное окно, на пожарную лестницу. Холодновато по железным прутьям спускаться босиком, но — Сереге не привыкать. Подобрал вещмешок, оделся и, без угрызений совести, сбежал на фронт.
Утренний развод в понедельник внезапно был заменен внеочередным парадным построением. В училище прибыл майор Фролов, представитель из военного комиссариата города Калинина для награждения двух отличившихся воспитанников.
— Товарищи суворовцы! Сегодня двух наших воспитанников нашли правительственные награды. — Начал начальник училища генерал — майор Виктор Алексеевич Визжилин.
Продолжил представитель городского военкомата:
— Воспитанник В/Ч 05316 Багров Николай Петрович, 1929 г.р., под командованием сержанта Фёдорова Ф.С. подбил 2 фашистских танка. Расчёт орудия был выведен из строя во время танковой атаки. Багров Н. И. заменил у орудия раненых бойцов, проявил в бою мужество и героизм.
Указом Президиума верховного Совета СССР Багров Николай Петрович награждается орденом «Слава 3-ей степени»!
Суворовец Багров!
— Я!
— Ко мне!
— Есть!
— Молодец, Николай! — майор прикрепил рядом с медалью «За боевые заслуги» новую награду. — Вот какие у нас есть герои!
— Служу Советскому Союзу! — Колька встал в строй.
— И ещё одна награда. Честно признаюсь, — продолжил майор Фролов. — Мне самому очень хочется посмотреть на другого героя. Это его пятая награда, третий орден. Дивизионный разведчик, до этого — партизан… Он был трижды ранен, последний раз тяжело, недавно выписан из госпиталя и направлен в Калининское суворовское училище. Младший сержант Партизанов Сергей Алексеевич за добытые в разведке ценные сведения Указом Президиума верховного Совета СССР награждается орденом «Красного знамени»!
Младший сержант Партизанов!
Младший сержант Партизанов!? Товарищ генера — майор, а где суворовец Партизанов?
— Он, видимо, в наряде. Ничего, получит награду немного позже… — от старшины Мартьянова генерал — майор Визжилин знал, что ночью Серёжка сбежал… И судя по всему, и скорее всего, на фронт.
На фронт.
Сперва, Серёжка заехал в Покровск. Там, где должен был стоять его дом, только пустырь, заросший кустарником. Место его дома было в пяти километрах ли городской черты в 1944году. Серёжка спустился с пригорка к реке, к тому месту, где любил купаться с ребятами, в той, первой жизни. Вода была ещё холодной, но он все же макнулся разок, развёл костерок, чтоб согреться, присел рядом с большим камнем — камень он хорошо помнил, находился на прежнем месте.
Обсохнув, Серёга оделся, выкопал под камнем ямку, вылил из трофейной фляги воду и встряхнул её, подсушил у костра, а потом засунул в неё Сашкин галстук, свою похоронку и, плотно завинтив флягу крышкой, положил в ямку. Подумал, достал из кармана медаль " За отвагу " № 713278 положил её рядом с флягой. Засыпал ямку, плотно утрамбовав землю.
Возвращение в разведроту шло уже 12 дней. Все помогали, чем могли, младшему сержанту, отмеченному орденом и медалями, с тремя нашивками за ранения, тем более, ехавшему из госпиталя догонять свою часть. Однажды ночь Серёжка проснулся от тихого разговора в вагоне…
— Вот и взяла я его к себе. Такой же, вот как этот, — пожилая женщина кивнула в сторону Сергея. — Тоже из госпиталя, тоже после ранения, только, тогда их в детдома отправляли. Жалко его стало — сирота… Мои — то, Ванечка с Илюшей сгинули в этой войне, ни слуху, ни духу… Ну, взяла его к себе… Что я пережила… Он же два года на войне… Кровь, грязь, смерть. Матерился, как … даже не знаю, как кто. На кровать только в сапогах, как в казарме. Учиться в школу не пошёл, да и меня туда же послал. Чуть что кричит: " Я фронтовик, а не крыса тыловая!" А я всё терпела: и матерщину, и грязь, и все его выкрутасы. Потом он, когда меня не было, собрал всё более — менее ценное, даже моё обручальное колечко, ушёл…
Больше я его не видела.
— Может один такой тебе попался…
— Нет, и не говори мне ничего… Что им таким вот надо? Родных нет, дома нет, умеют только на смерть смотреть … и убивать. Как дальше жить будем … Не знаю.
"Я тоже не знаю", — подумал Серёжка. До утра он так и не смог уснуть…
В Брянске Серёжка напоролся на патруль под командованием молоденького младшего лейтенанта, который, повертев в руках документы и справки, поинтересовался, почему это младший сержант вместо того, чтобы ехать из госпиталя в Калинин — едет в совершенно противоположную сторону? Серёжка не стал объяснять — что и почему, не стал ждать пока лейтенантик закончит свою язвительную тираду, а просто оставил его разбираться с документами и справками, ловко и незаметно (как учил майор Смирнов) слинял. Без документов — в форме, много не походишь. Поэтому, на станционной барохолке, Серый приобрел старенькие ботиночки, брючки, рубаху, ватник и кепчонку. Денег у него хватало. Их и продукты в банках, Серега заранее, перед появлением в училище — надежно припрятал (разведчик он или кто?).
Чем ближе Серёжка подходил к фронту, тем больше требовалось предосторожности, а то напорешься на ещё одного лейтенантика и отправишься обратно в суворовское училище. Но пришлось отправиться не в училище…
Серёжка, переодетый в гражданское, шел босиком по проселочной дороге, обычный парнишка: старенькие кепчонка, рубашонка, порты, только ватник был почти новый, старенькие, но крепкие ботинки в руках, на плече вещмешок. Как же здорово идти босиком по теплой земле… Вдали показалась не тронутая войной деревенька. Даже не приходилось смотреть под ноги — эти места бои обошли стороной. В вещмешке — кое-какие продукты, смена белья, новые портянки, его форма (ребята постарались, к выписке прислали, даже сапоги новые хромовые, офицерские, где-то раздобыли… Хотя, они же разведчики…) Что, казалось, еще для счастья надо?
Его догнал «Виллис», в котором были старший лейтенант и три солдата:
— Эй, паренёк, ты здешний?
— Ага.
— Как называется вон та деревня?
— Сосновка, — не моргнув глазом соврал Серёжка.
— Коротов! Ты куда меня завез? — офицер развернул карту. — Такой деревни здесь вообще нет! Э-э! Парень, ну-ка стой! Никифоров! Осмотри его! Может он из тех, из «птичек»!
Серёжка понял, что «линять» некуда — чистое поле, метров 50, (получить в спину пулю от своих не хотелось) и он — вляпался.
— Товарищ старший лейтенант! У него здесь форма младшего сержанта! Деньги, много денег и документы!
— Ну, что? Будем молчать? Форма или документы чьи? Украл или фрицы выдали? Никифоров, руки ему свяжи, а то смотри, как глазами зыркает — матерый! Давай в машину, в комендатуре разберутся!