Вечером пришла старшая фрейлина сопроводить Машу в зал на церемонию. За дверями столпились остальные фрейлины. Все были чрезвычайно богато одеты, напудрены. Их красивые причёски, подкрашеные лица, украшения — всё подчёркивало торженность события. Возбуждёно переговариваясь, она разочарованно смотрели на Машу. Она снова в белом платье. На ней нет украшений. Изящная, но скромная причёска. Не так они представляли себе невесту Короля.
Вдоль коридора от Машиной двери до самых ступеней в тронный зал всюду стояли цветы. Стража была в нарядных мундирах, зажгли немыслимое число факелов.
У дверей в зал процессия остановилась. Входить было нельзя. Ожидалось специальное приглашение. А вот последует ли оно зависело от воли Короля. Он мог заявить, что невеста не подходит. И всё.
Праздник от этого бы не стал менее весёлым.
Машу потряхивало. Она слышала шум, гвалт за дверями. Играла музыка, лаяли собаки. Собаки?
— Откуда здесь собаки? — спросила Маша у старшей фрейлины.
— Его Величество любит собак. В отличии от некоторых, они всегда сопровождают Короля на праздниках.
— Вот стану я королевой и вы, Эстер, не попадёте ни на один праздник. А собаки, ладно уж, пусть будут.
Старшая фрейлина зажмурилась, и надо думать, у неё на языке много чего вертелось…
За дверями наступила тишина. Затрубили горны, Маша вздрогнула. Двери перед ней распахнулись.
Слева и справа её приветствовали гости и свита Короля. На возвышении стоял Имре и протягивал ей руку. У Маши от волнения и счастья подкосились ноги.
Она увидела всё сразу: как мириадами точек отражаются огоньки свечей и факелов на мраморном полу. Колонны, уходящие в бесконечную высоту потолочных сводов увиты гирляндами цветов.
Мужчины и женщины в роскошных одеждах, шитых золотом.
Имре, такой красивый, в голубом камзоле и тёмно синем плаще, подбитом горностаем.
Мин, торжественно, откуда ни возьмись прорезавшимся голосом объявил:
Принцесса Беатрис…невеста Короля. Свадьба состоится через семь дней!
Раздался неописуемый гвалт рукоплесканий, трубили горны, собаки с перепугу лаяли, заводя друг друга, — зрелище похлеще наших новогодних салютов!
Имре поднял руку. Всё стихло, угомонились даже собаки. Всех пригласили к столу.
— Что за мода появляться в одних и тех же тряпках? — Король, не поворачиваясь спросил раздражённым тоном, — Вам не передали платья, украшения?
— Мне не передали туфли. Не могу же я надеть зелёное платье и малиновые башмачки. Украшений не приносили.
— Ну, сегодня то вы придёте? — Король недвусмысленно смотрел ей в глаза.
— Ваше Величество, у вас все дороги ведут в постель?
— Не ведут, а приводят!
Маша скромно опустила голову.
Заметила Мина, исподтишка наблюдающего за ними.
— Ваше Величество, можно мне задать вопрос?
Он со вздохом повернулся к ней, ожидая глупости не от мира сего. Казалось, лицо Короля спрашивало:
— Ну, что ещё?
— Ваше Величество. К вам съехались гости. Но среди них нет моей матери. Она выехала раньше меня на неделю. Где она?
Имре взглянул на Мина.
Тот развёл руками.
— Мать её Светлости не въезжала в город.
— Тем не менее, она выехала две недели назад.
— Сию минуту вышлю дозор вдоль всех дорог. Узнают. Найдут. Доложат.
Мин исчез.
— Давайте поедим. Я голоден.
Имре умудрялся оборвать беседу так внезапно, что Маша терялась в догадках: всё хорошо, или надо начинать волноваться. С другой стороны, она сама подавала реплики, за которые можно прибить. Чего, спрашивается, опять с вопросами полезла?
Машу проводили к столу.
Всё ломилось от закусок, горячего. Много птицы, мяса. Горы фруктов удивляли своим разнообразием.
Что Машу просто бесило, (и к этому ей никак не удавалось привыкнуть), так это то, что люди ели вдвоём, втроём из одной тарелки. Таковы были правила, никто не мог отказаться. Иначе могли заподозрить в злых умыслах, например в желании отравить кого то.
К счастью, к Маше в тарелку никто не лез. Зато её атаковали псы, таща со стола всё, что им нравилось.
Всё это время стоял неописуемый шум. В центре зала без остановки выступали артисты, клоуны.
Праздник продолжался до утра. Градус веселья повышался с каждой минутой.
Завидев приближающегося к ней певца, Маша неприятно поёжилась. Нет, нет. Только не песни. Она терпеть не могла, когда на сельских праздниках начинали петь частушки подвыпившие женщины. Кто в лес, кто по дрова, с прихлопываниями, с повизгиваниями.
К Маше подошёл шут с какой-то балалайкой и стал петь на своём языке с подмигиваниями и жеманством. Пел явно что-то скабрезное. Гости ухахатывались, а шут скакал козлом вокруг будущей королевы.
Маша несколько раз просила его отойти. Тот никак не мог угомониться. Маша уже проходила такие уроки буллинга в школе, когда её обзывали "жирная". Поначалу она просила, умоляла не обижать её, чем только веселила нападавших. Один раз дав в морду обидчику, заткнула фонтан гадости раз и навсегда.
Теперь с любым наездом разбиралась сразу, на месте. Лично.
Девушка чётко услышала, что шут, поясничая, произнёс имя Короля. Не раздумывая она схватила поднос с мясом и со всей силы жахнула им по голове шута. Тот выронил балалайку и сел на пол. Над ним уже нависла Маша с вилкой в руке.
Тишина наступила мгновенно, как будто щёлкнули выключателем.
— Это тебе за Короля!
Она вонзила вилку ему в плечо. Бедолагу тут же подхватили под руки его друзья-артисты и утащили.
Зал рванул аплодисментами. Все слышали, что сказала Маша и неистово выражали ей восторг и поддержку.
Маша знала, что шут это фарс, на ходу придумывая как вылезти из этой ситуации. Она выполнила реверанс, прижала обе руки к груди и сделала жест, будто она посылает своё сердце Королю.
Имре смотрел благосклонно, лишь лёгкая улыбка тронула его губы.
Маша похвалила сама себя, вернулась за стол.
Праздник шёл своим чередом. Веселье продолжалось до утра. И что немаловажно, ей не надо было уворачиваться от свидания с Королём в его спальне.
Теперь время сжалось. В семь дней.
Она и не предполагала, на самом деле ей осталось времени гораздо меньше.