В это будничное утро понедельника мы с моими сподвижниками вновь собрались в моём поместье вокруг символьного круглого стола.
— Таким образом, господа, все ведущиеся стройки до весны следует приостановить, потому как погода не позволяет их продолжать. — Я оглядел всех собравшихся на очередной плановый еженедельный совет. Сегодня только Генрих не смог прибыть из Новгорода по пока непонятным мне причинам. Обычно он всегда являлся в понедельник утром и, приняв участие в обсуждении планов на неделю, до самого вечера по мере своих возможностей помогал с реализацией даже самых смелых задумок. Зато в ряды нашего деревенского парламента с недавних пор вступил представитель от всех кузнецов мануфактуры — опытный, но сравнительно молодой кузнец Астафий. От остальных его, помимо не дюжей силы отличал относительно прогрессивный, гибкий ум, повернуть который в нужное русло не должно составить труда. Вообще всю мануфактуру целиком представляет Тихон, который отчитывается об успехах, о проделанной работе и о возникающих вопросах. Как оказалось, плотник по мимо выдающихся навыков в работе с деревом, неплохо считает и вообще является на редкость ответственным и прытким человеком для своего возраста. Конечно, если его правильно загрузить работой. Сейчас он выполняет скорее функцию учителя среди резчиков мануфактуры, что позволяет ему выделить достаточно времени для составления относительно подробного отчëта о производстве за неделю. Однако в вопросах металлургии Тихон откровенно слаб, а потому с недавнего времени в нашей палате представителей сразу два разнопрофильных советника от моего предприятия. Из всех моих соратников лишь Макс, пусть немного разочарованно, но всё же с пониманием закивал.
— Барин, я всё ж в толк никак не возьму, — Робко начал Ефим, формальный староста деревни. — Ты ж ведь с людом простым почти по-нашенски речь ведёшь, а со мной, да с другими, кто у стола оного заседает, почитай что каждую седмицу, по иному говор свой ладишь. — Старик озадаченно почесал лоб и вопросительно посмотрел на меня.
— Видишь ли, Ефим. — Я сел поудобнее, планомерно складывая исписанные желтые листы. — Я ведь с простым людом так говорю, потому что иначе не поймут они меня. А ты, хоть и с трудом, но понимаешь, о чём я сейчас говорил, не так ли?
— То так, барин, — Смиренно произнёс он. — Всё ж замечать я стал, что речь твоя и вправду как-то приятнее, да вельми складная, хоть слов непонятных и много.
— Рад, что тебе нравится, — Благодушно отозвался я.
— Эх, всë-таки жаль, что стройки нужно остановить. — Сокрушенно посетовал Максим. — Мы ж ведь столько всего планировали! И дома новые для рабочих и склад расширить. Баню нормальную для народа, белую, в конце концов!
— Да, вот за баню и правда обидно. — Согласился я. — И всё же как успехи в повышении «чистоты» населения? — Макс широко улыбнулся. Так мы называли общий план по прививанию населению норм гигиены, которым, в основном, Макс и занимался.
— С баней, конечно, сподручнее было бы. — Мечтательно вздохнул он. — Но и без неё люди стали заметно больше мыться. Все-таки идея с обязательным тщательным мытьём до и после работы на мануфактуре показала людям блага чистого тела. С бородой никого уже почти не осталось, а селитряницы ломятся он отходов. — Я благодарно кивнул своему, пожалуй, ближайшему сподвижнику, после чего призывно кивнул мнущемуся от нетерпения лейтенанта.
— Говори, Ваня. — Дал я разрешение офицеру. Тот встал и начал уверенный доклад.
— Командир, на сегодняшний день в гвардейском отряде насчитывается три десятка и семь человек, из которых тридцать три рядовых, три сержанта и один лейтенант. Тренировки и занятия ведём по всем указаниям и с должным прилежанием, за каждого ручаться могу. Давеча спытали упражнения новые, что ты, командир, боем штыковым называл. — Иван воодушевлённо выдохнул. — Рядовые взялись по началу артачиться, дескать только с деревянных сабель отошли, а ужо с копьями такими же возиться. Однако ж когда мы их погоняли изрядно, значится в наказание за чрезмерное невлечение, они тут же с желаньем дивным стали и в куклы соломенные колоть и в боях учебных, не щадя друг друга и себя, биться.
— Хорошо, лейтенант, объявляю благодарность. — Серьёзно кивнул я. — А как дела обстоят с разведкой местности.
— То мы почти закончили, да на листы всё, как ты и сказывал, перенесли. То бишь, значится, карту местности составили. — Ваня достал из внутреннего кармана своего сюртука аккуратно сложенный, большой квадратный лист со сторонами примерно пол метра и, подойдя ко мне, разложил его. — Вот, командир. Эту карту рядовой с третьего десятка Бьëрна составлял. Парнишка покамест по силе да ловкости отстаëт малость, однако ж карты вельми точно составляет. — Я взглянул на чëрно-белые зарисовки. И если сначала трудно было разобраться, где на ней что, уже через десять секунд я сориентировался и нашёл сначала деревню, расположившуюся в центре, потом реку, лес, множество ориентиров. Этот самый рядовой даже умудрился показать возвышенности и низины, что у него очень неплохо получилось. Но самым главным достижением был масштаб. Судя по всему, точность карты в плане соотношения расстояний на редкость велика. Всего на листе была показана площадь примерно в семьдесят-восемьдесят квадратных километров, на которых аккуратными символами были нанесены интуитивно понятные пометки, вроде поваленного дуба, колодца, зарослей малины и… Так, а это что? Возле реки красовалась неприметная пометка в виде треугольных палаток и костра.
— Лейтенант, а это что за обозначение? — Усмехнулся я. Мысленно прикинул и понял, что примерно в этом месте мы в неделю назад проводили первые стрельбы.
— А, точно! — Опомнился офицер. — Командир, это место, где мы с пищалей давеча стреляли. Так вот, мы в том месте лагерь поставить думаем. Ну, чтобы, значится, от деревни подальше без утайки упражняться. Да и, мнится мне, так для рядовых лучше будет. Ведь здесь они, почитай, на твоëм коште сидят. Хоть и тренируются, однако ж к походной жизни не шибко приспособлены. — Ваня тяжело вздохнул. — В общем, только твоё добро нужно. — Скромно опустил взгляд он.
— То дело хорошее, — После недолгих раздумий, сказал я. — Однако в таком случае нужно, чтобы в деревне всегда было два гвардейца одвуконь, дабы в случае чего я мог послать их за всем отрядом.
— Так точно, командир! — Звонко отчеканил он. — Только они каждый день меняться будут, дабы все упражняться поровну могли. А как на смену поедут, так и припасов могут прихватить.
— Здравая мысль, Ваня. — Заметил я. Лейтенант засветился от приятной гордости. — Однако если уж решили лагерь в лесу ставить, то и на охоту выходите, чтобы хоть чуть-чуть, но снабжать себя самостоятельно.
— Так это понятно, — Согласно кивнул он. — А лес тут на дичь дюже богатый, так что не сумлевайся, не пропадём! — Лейтенант вернулся на своё место и стал смиренно ожидать указаний. Я же ещё с пол минуты с интересом изучал невероятно качественное отображение местности и ландшафта на столе. Наконец, оторвавшись от сего творения, безусловно, будущего картографа, я продолжил заседание.
— Астафий, тебе есть, что сказать? — Подключил задумчивого кузнеца, до этого скромно сидевшего на месте и не подававшего вида.
— Ну, значится, всё пока добре идёт. Крица вельми добрая, да уголь тоже неплох. Куëм с каждым днём всё больше, люди вроде довольны. — Астафий задумался, а потом, видимо поймав нужную мысль, воодушевлëнно вскинул голову. — А, ещё кузнец, ну тот арап, которого Минадом кличут, печь свою почти сладил. Однако ж, как я понял, а мы с ним дюже говор общий нашли, ему ещё немного нужно времени нужно, дабы всё сладить, да спытать. Я ж по указанию твоему, господин, за ним наблюдал. Печь его, барин, дюже сильный жар даëт, что всё железо, что вода, вытекает, да сероватая какая-то и лить из неё, наверное, дюже удобно всё. Однако ж я того всё ж таки не ведаю. — Кузнец сел, давая мне понять, что доклад свой он закончил.
— Хорошо, Астафий, ты славно поработал. За Минадом же больше не следи. Пусть экспериментирует. Я думаю, из этого выйдет кое-что интересное. — Я скосился на Макса, который также сидел с глупой улыбкой в предвкушении огромного профита от первой на Руси домны. Подумать только: ещё недавно я сокрушался по поводу нереальности подобного сюжета, думал о том, какой громадный рояль падал на попаданцев из книжек, когда они открывают для себя доменную печь. А сейчас вот, уже почти готов самостоятельно пожинать плоды продвинутой, по местным меркам, металлургии.
— Тихон, а что по отчëту производства на прошлой неделе? — Выдернул я сам себя из мечтаний.
— Дозволь доложить, барин, — Буркнул себе в усы немолодой, но от этого вовсе не потерявший в здоровье плотник. — За прошедшую седмицу на склад фактуры поступило:, — Он, прищурившись, вгляделся в листок жёлтой бумаги у себя в руках. — Два десятка и девять топоров, две сотни и семь десятков гвоздей, шешнадцать плугов, четыре десятка лопат ровно и пол сотни дуг самострельных и механизмов с ими же. К сему ещё следует добавить, что по задумкам твоим рабочие собрали пол дюжины плугов особливых и десяток и одну раму для телеги. Что же по самострелам, то собрали за седмицу аж четыре десятка и две штуки оных. — Он аккуратно перевернул лист и вчитался уже в обратную его сторону. — А пищалей фитильных собрать успели всего пять штук, однако ж могли и больше, но ты, барин, велел с ими пока не работать много, потому как опосля другие механизмы делать повелишь.
Всё верно, — Согласился я. — После собрания передай все ружья лейтенанту. Ваня, организуй каждодневные стрельбы и охоту с пищалями.
— Есть! — Отозвался он.
— Всего же сейчас на фактуре, с кузнецами, да сборщиками, самострельными и теми, что на дорожках самодвижных работают, почитай шестьдесят человек трудятся. — Закончив доклад, Тихон с некой гордостью закрутил свой ус и степенно присел на место.
— Хорошо, Тихон. А есть ли рабочие, которые лучше остальных работают, с усердием большим?
— Так вестимо есть, барин. — Пожал плечами он.
— Тогда вот, — Я положил на стол увесистый мешочек, содержавший в себе аж целых пол рубля мелкими монетами. — Выдай самым усердным премии. Пусть народ знает, что труд вознаграждается. — Тихон осторожно взял мешочек и трепетно убрал его под рубаху, покорно кивнув.
— Максим, а как дела обстоят с порохом? — Вновь перевёл я взгляд на своего собрата по несчастью.
— Серу стабильно подвозят из шахты в соседнем селе, с углëм проблем нет вовсе. А вот селитряницы поспеют разве что к лету, а потому приходится селитру закупать отдельно. А сейчас на рынке она не всегда есть. Но в общем пока я получаю около двух килограммов пороха в день. Это не напрягаясь и без подключения лишних рабочих рук. Ну и если, конечно, поставки селитры остаются стабильны.
— Отлично. Тогда отсыпь плюс-минус килограмм и передай гвардейцам для тренировок.
— А не маловато будет? — Усомнился Макс.
— По моим расчётам этого должно хватить примерно на сто выстрелов. А уж патроны бумажные все в отряде клеить умеют. Так ведь, лейтенант?
— Так точно, командир! Все уж руку набили, почитай что по патрону в минуту каждый клеит — Отчеканил Иван.
— Астафий, а что у нас по запасам свинца? — Перевёл я взгляд на кузнеца.
— Ежели не ошибаюсь, около пуда оставалось. Однако ж его и не пускаем никуда уже почитай как две седмицы.
— Вот и пустите! Весь свинец на пули, по тем же заготовкам.
— Исполним, барин, — Воодушевленно сказал, как отрезал кузнец, который как-то раз ознакомился с тем, что способны учинить пятнадцатиграммовые круглые шарики, если их разгонят под большим давлением по гладкому стволу пороховые газы.
Мы обсудили ещё несколько менее важных вопросов, после чего очередное собрание, продлившееся по обыкновению около часа, закончилось. Все вернулись к своей работе, а я же вышел в двор, чтобы просто насладится морозным декабрьским воздухом. Всё же зима в прошлом тоже какая-то особенная. В первую очередь потому, что снег как бы скрывает всю грязь, которой, благодаря Максу, хоть и стало меньше, но которая неизменно сопровождала как сельскую местность, так и города. Причём ещё непонятно, что в большей степени.
— О чём думаешь? — Оторвал меня от размышлений ни о чём мой собрат-попаданец.
— Да так, — Отмахнулся я. — Пустое.
— Производство мануфактуры сейчас на пике. — Восхищённо заметил он.
— Оно каждый день бьëт рекорды, — Усмехнулся я. — Как бы наше предложение не убило на рынке к чертям собачьим весь спрос по весне.
— Да-а, склады уже сейчас грозятся заполниться. А ведь у крестьян зимой времени много, ожидается наплыв новых желающих.
— Пусть приходят, у нас тут всё на добровольной основе. — Мы ещё немного постояли, выпуская густые клубы пара в морозный воздух.
— Ведь если так прикинуть, это ж сколько денег… — Мечтательно протянул Макс.
— Много, — Согласился я. — Но можно сделать и больше.
— А куда столько? — Хмыкнул он меланхолично.
— Сейчас — мало куда. Но вот если что вдруг случится? Всё это время, эта эпоха, по сути своей непрекращающаяся война. Война за деньги, за власть, да за что угодно. И причём чем больше мы будем иметь, тем больше объявится претендентов на наше кровное. А для войны, Максим, нужны ведь всего-то три вещи.
— Оружие, люди и дисциплина? — Навскидку предположил он.
— Деньги, деньги и ещё раз деньги. — Я дал ответ, чем вызвал у Максима сначала нервный смешок, а после глубокую задумчивость.
Тем временем на дороге показалась крытая повозка. Ну почти карета, честное слово! Я узнал её. На такой иногда приезжает Генрих, но только в том случае, если едет не один. А так как я давно звал Анну в гости, завидев мало спасающую от холода телегу, переделанную в транспорт для около нулевых температур, я выскочил к обочине, встречая гостей. Знакомый кучер привычно остановился у моего поместья и бросив почтенное, но весьма небрежное «Приехали, сударыня», натянул поводья, останавливая двух лошадей.
Раздвигая плотную, но вовсе не играющую роль термоса ткань, из повозки робко шагнула завёрнутая в меха Анна. Завидев меня, она обрадованно, но сдержанно улыбнулась. — Приветствую в Борках, фройляйн Майер, — Улыбнулся я. Анна скромно хихикнула, скорее беря меня под руку и позволяя как можно быстрее сопроводить в тëплый дом.
— Здравствуй, Саша, — Соловьиным голоском отозвалась она. — Ты знаешь, я никак не ожидала, что в России зимой настолько холодно! — Анна очень редко приезжала в Борки, хотя я звал её сюда регулярно. В принципе, она всегда была за, но вот некоторые традиции и обычаи по понятным причинам не позволяли ей гостить у меня слишком часто и долго.
— Да это, на самом деле, ещё довольно тепло, — Отшутился я. Анна же, похоже, приняла это всерьёз и лишь тяжело вздохнула. — Кстати, а почему Генрих не приехал?
— Он сказал, что задержится. — Неуверенно начала она. — Всё говорил с какими-то купцами, что с юга пришли на санях. — Я напрягся. Генрих никогда не любил подолгу общаться с торговцами, считая их лишь средством покупки или продажи чего-либо. Конечно, он мог сделать исключение. Но это обычно происходило лишь тогда, когда купцы привозили с собой чрезвычайно важную информацию.
— Ты замëрзла? — Спросил я, хотя ответ, казалось бы, был очевиден.
— Немного, — Опустила она взгляд. — Но я хотела бы ещё немного постоять здесь. С тобой. — Анна ближе пододвинулась ко мне и я приобнял её, укрывая меховым плащом. — Знаешь, здесь хоть и холодно, но очень красиво. — Мечтательно произнесла она. — Даже деревья какие-то… Другие, что-ли. — Она восхищённо осмотрела одинокую берёзку, ветви которой были слегка припорошены снегом. — Даже простая берëза. Я же видела такие и дома и в Ливонских портах. Но там они были какие-то иные. А здесь так… Так чудесно.
— Белая берëза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
И стоит береза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне. — Я неожиданно для себя вспомнил Есенина. Надо же, что-то ещё помню из школьной программы. Правда, дальше строки перестали всплывать у меня в голове и пришлось ограничиться лишь отрывком.
— Красиво… — Блаженно протянула Анна. Мы стояли в молчании, наслаждаясь окружением и друг другом. — А знаешь, Саша, — Вдруг сказала она и вдруг замялась. — Ты…
— Саша-а-а! — Сквозь приближающийся топот копыт послышался голос Генриха. Мы с Анной тут же отлипли друг от друга. Не то чтобы мы как-то скрывались от Майера-старшего, однако традиции общества жестко диктовали свои условия.
— Ты куда галопом скачешь, коня загнать хочешь? — Скорее для виду, чем с реальным осуждением проворчал я. Генрих быстро спешился и, поприветствовав меня, буквально потащил за собой. — Хэй, дружище, что с тобой? — Попытался вразумить его я.
— Я общался с Московскими купцами, — Со взглядом сумасшедшего проговорил он. — Царевич Василий… Единственный наследник престола… Был отравлен и скоропостижно скончался. — Майер тяжело дышал и прерывался.
— А царь что? — Сухо спросил я.
— Говорят, с горя заболел. Не ровен час, за сыном отправится. Ты понимаешь, что это значит?
— Абсолютно. — Серьёзно кивнул я. Я понимаю, к чему всё идёт. Смута. Она, похоже, уже неизбежна. И пусть в моей реальности она и была аж на сто лет позже. Сейчас Россию ждёт нечто похожее, а учитывая отставание страны от западных соседей — возможно что и похуже. — И мы к этому подготовимся.