Сразу после разгрома отряда грабителей-предателей мы стали приготавливаться к долгой осаде. И гвардейцы, и моё «рабочее ополчение» и даже сотня Григория привычным образом, отведя в сторону лошадей, везущих повозки со всем походным и не очень барахлом, выставляли телеги полукругом в сторону стен детинца, чтобы те, в случае чего, играли роль укрытия и преграды для неприятеля. Внутри же импровизированной крепости из повозок стали размещать палатки, разводить костры(по одному на десяток человек) и заниматься привычным походным бытом. Сначала я подумывал отдать приказ заселять многочисленные пустующие дома, однако быстро отмёл эту идею. Сейчас нам больше всего важна организация и мобильность. А если все расселяться по избам, то в случае чрезвычайной ситуации те мгновения, что солдаты потратят на сбор, могут стать фатальными для всех нас и поставить под угрозу всю операцию. Так что только классический походный лагерь! Дëшево, сердито, но зато невероятно эффективно в наших условиях.
Всего у противника, если он вдруг поверит в себя, есть два варианта для атаки: напрямую из ворот, попадая под множественный обстрел или, обойдя стену из повозок, дворами зайти к нам в тыл. В обоих случаях противник вынужден будет спешиваться, потому как ни через телеги, ни через дворы и узкие проулки конница не пройдёт. Только в первом случае враг попадёт под множество залпов, а во втором рассеет свои силы, что многократно облегчит нам задачу. В общем, если воевода решится на атаку, я окончательно разочаруюсь в нём, как в толковом командире. Конечно, лихости ему не занимать, но вот сухого стратегического расчёта я от него пока не видел ни разу.
Наш лагерь упирается в жилые дома с обоих флангов. Между стенами детинца и «крепостью» из телег примерно метров сто пятьдесят, не больше. На такую дистанцию без проблем бьют арбалеты, что производятся на мануфактуре. А вот не особо технологичные луки, которыми были вооружены воины полка предателей едва ли могли хотя бы приблизиться к этой дистанции. А уж о прицельной стрельбе на такое расстояние говорить совершенно точно не приходится. По левому флангу от нас, примерно в сотне метров, протекала река Волхов. Наверное, забравшись на какую-нибудь возвышенность, отсюда даже можно увидеть те самые два корабля, которые причалили к противоположному берегу. Однако сейчас обзор закрывали многочисленные дома, большинство из которых были совсем недавно покинуты местными жителями, которых то и дело донимали набеги грабителей Михаила. Если же взглянуть направо, то можно заметить одни из двух ворот, ведущих в детинец. Одни находятся прямо рядом с мостом через реку, а вторые с другой стороны крепости, сверху напоминающей окружность. По фронту же, за рвом с водой, высились красные неприступные стены.
Отряды налётчиков, один из которых был почти полностью уничтожен пол часа назад, в основном обходились без кровопролития, лишь забирая всё под чистую зерно, драгоценности и немногочисленный скот, который за второй стеной можно было встретить нечасто. Однако иногда всё же горожане оказывали сопротивление, на что настойчивые предатели без тени сомнения отвечали, хладнокровно наказывая тех, кто посмел не повиноваться.
— Интересно, — Задумчиво протянул Генрих, когда мы осматривали выросший на пустом месте палаточный лагерь. Он бесцеремонно осматривал всё, что вызывало у него интерес. Начиная от палаток, выстроенных строго по подразделениям в прямые линии, описывая причудливые кварталы, заканчивая посудой, из которой посменно ела моя небольшая армия. Осматривал отдельные шатры, где под строгой охраной хранился бесценный порох и не менее бесценное зерно. Со всех сторон осмотрел пусковые установки, которые, выгрузив, установили ожидать своего часа под навес. После чего он лишь задорно сверкнул своими зелëными глазами и как-то удивлённо цокнул языком, прислонившись к стене повозок и уставившись в сторону детинца.
— Что скажете, герр Майер? — Улыбнувшись, спросил я.
— Всё это так, — Он вздохнул, оглядываясь по сторонам. — Так необычно. Строго организовано, всё на своём месте. Конечно, твоя гвардия и раньше всë делала с завидной чёткостью, но селяне… Ты и их обучил. — Восхищённо произнёс он.
— Да, Генрих. Я считаю, что так и должна выглядеть армия.
— Это очень… — Он в очередной раз задумался. — Как-то очень не по-русски. — Хохотнул он. — Вся эта чистота, чёткость.
— Эх, дружище, если бы вся Россия жила вот так, весь мир говорил бы по-русски. — Усмехнулся я. Майер в очередной раз с опаской посмотрел на детинец.
— Господи, как же такую махину штурмовать то? — Рассеяно спросил он.
— А мы и не будем его штурмовать. — Одними губами улыбнулся я, положив руку ему на плечо.
— Тогда как? — Спросил он. — Возьмём измором? — В голосе Генриха энтузиазм боролся с искренним непониманием.
— Идей предостаточно. — Протянул я, бросив взгляд на пусковые установки, фугасные и зажигательные ракеты к ним и сложенный в собственную корзину воздушный шар. — В конце концов по ту сторону стен в большинстве своём мародёры и грабители. От былого полка почти ничего не осталось.
— Неужели? — С сомнением произнёс он.
— Михаил долго работал над тем, чтобы построить полностью лояльный себе состав. Жертвовал опытными воинами, набирал откровенных бандюганов, ради наживы готовых продать душу дьяволу. Григорий рассказал много интересного. Как воевода копал под самых упорных сотников, обвиняя их в измене, как вовсе не церемонился с десятниками.
— Это так подло. — Вдруг заметил Генрих.
— Кому война, а кому мать родна. — Печально вздохнул я. — Что-то меняется, но что-то остаётся прежним. Границы меняются, но чёртова власть место себе всегда найдёт. Ясно одно — по ту сторону стен в среди командиров вряд-ли много действительно честных людей. А если такие и были, они уже либо сидят в темнице, либо… — Я печально вздохнул.
— Но это же не значит, что воевать они вовсе не умеют. — Заметил Генрих.
— Кой-как умеют, конечно, — Согласился я. — Но всё же ими движет жажда наживы. Они хотят хорошо жить, а смерти многие из них боятся.
— Значит, просто тати? — Усмехнулся Генрих и уже без толики страха посмотрел на детинец.
— Посуди сам: они вынесли из домов горожан все, что посчитали нужным. Сначала просто хлеб брали, а потом стали наглеть. Уводили лошадей, скот, набирали посуду и серебро. И кстати, ты заметил, что на улицах больше никто не лает?
Интерлюдия. Михаил.
Воевода Михаил стоял в башне детинца и наблюдал за тем, как в двух сотнях шагов, буквально на ровном месте, с невероятной скоростью встаёт лагерь. В изрядно поредевшем за последний день полку обстановка с каждой минутой всё больше накалялась. Из полноценной сотни человек, под командованием двух сотников, отправленных в город за добычей, от всего отряда вернулось лишь девять подранков. Но и они все поголовно были побиты, а двое, скорее всего, не доживут до следующего дня. Те же, кто был в сознании, запинаясь, говорили о страшном враге, который чëрный стеной буквально раздавил конницу слитными залпами ручных пушек. Когда же дело наконец дошло до рукопашной, у отряда не было ни шанса. Короткие сабли едва доставали до пехотинцев, умело орудующих необычными копьями.
Воевода и сам стал свидетелем разгромного поражения своих людей. Но, что самое главное, он почти наверняка догадывался и о том, кто привёл сюда всю эту ораву, что сейчас возводила лагерь чуть ли не под стенами детинца. Ему частенько доносили, что Григорий уж очень часто стал выезжать всей своей сотней из Новгорода в вотчину Александра в десяти верстах от города. Того самого Александра, что во время похода взял на себя шефство над армией и вывел её из шведских клещей, пока сам Михаил лежал с тяжёлыми ранами. Того самого, о котором всё чаще Михаил слышал очень необычные вещи. По началу он, конечно, не верил всем этим рассказам, но когда в кабаке по десять раз на дню обсуждают большую кузницу, на которой несколько сот крестьян по найму работают да своему владельцу огромную прибыль приносят, тогда даже самый недоверчивый задумается.
Михаил нервничал. Если каких-то три десятка пехотинцев, пусть даже с ручными пушками, обратили в бегство и почти полностью уничтожили полновесную сотню всадников, то что следует ожидать от трëх сотен таких вот, одетых в тëмные рубахи воинов? А в том, что противостоят ему именно опытные воины, воевода не сомневался. Да и выжившие описывали ему одетых в чëрное солдат исключительно как матëрых вояк, три аршина в высоту и два в ширину. Михаил больше склонялся именно к этому варианту, потому как тот, что доносили ему соглядатаи за Григорием, принимать вовсе не хотелось. Ну не может же сотня конников бежать, поджав хвост, от горстки отроков? Это наверняка какие-то иноземные наёмники. Вот только откуда у Александра деньги на несколько сотен бравых вояк?
Переживал воевода ещё и потому, что в детинце сейчас оставалось лишь четыре сотни человек, способных держать оружие и при этом верных ему. Семь десятков увёл с собой Григорий, а ещё сотня сейчас сидела в темнице, потому как не решилась перейти на сторону Михаила с самого начала. Большая же часть лошадей воинов полка были разбросаны по городу и сëлам, которые им принадлежат. Да и содержать столько лошадей в условиях осады было бы непросто.
— Михаил Иваныч, — Прервал размышления воеводы внезапно вошедший сотник. Михаил бросил на него раздражëнный взгляд. Тот самый хромой пьянчуга со шрамом на лице, которого Михаил поставил заместо действительно толкового воина. На нëм даже шлем смотрелся как нечто неуместное. Однако воевода лишь немного жалел о том, что ему пришлось избавиться от опытного вояки, ведь его место занял более лояльный ему человек. Хоть и без опыта.
— Что? — Глухо отозвался воевода.
— Что с этими делать будем? — Робея, спросил он, взглянув на лагерь и шмыгнул носом.
— Сколько у нас коней?
— Сто тридцать две, — Задумавшись, отозвался он. Михаил же продолжал наблюдать за лагерем. Там началась какая-то необычная суета, которая, впрочем, даже завораживала, потому как была вовсе не суматохой, а действием единого механизма. Уже через три минуты перед линией телег, выставленных перед лагерем, выстроились в три линии, растянувшись на добрые семь десятков шагов, если не больше того. Весь строй, за исключением центра, походил на сплошную серую стену. В центре же от чего-то воины были одеты исключительно в чëрное и лишь стальные шлемы блестели на весеннем солнце. Барабанный бой вдруг прекратился и вперёд выехало несколько конников, на первый взгляд безоружных, лишь с белым флагом на длинном древке.
— Чего это они? — Завороженно произнёс сотник.
— Переговоры хотят, — Сквозь зубы процедил Воевода, до бела сжав морщинистые кулаки. — Поднимай самых бравых в седло! Готовьтесь к бою.
Интерлюдия. Александр.
Этот манёвр я планировал ещё до того, как мы стали обустраивать лагерь. И все бойцы были к нему так или иначе готовы. Само собой, в мои планы не входило о чём-то договариваться с предателями. Я лишь хотел спровоцировать Михаила на атаку, потому как он, на моей памяти, никогда не отличался стратегической выдержкой. Рваться в бой и вести за собой людей — вот что у него отлично получалось.
В последний раз ударили барабаны и кругом воцарилась тишина. Мы с Генрихом, Григорием и десятью отборными воинами из его сотни остановились в нескольких десятках шагов от строя, держащих ружья на изготовку. Достаточно отдать единственную команду и вся эта орава в мгновение ока скроется за стеной из повозок и после приготовится к стрельбе. Можно было, конечно, изначально оставить всех солдат за телегами, однако тогда воевода мог и не провестись. Сейчас же прямо у него под носом я развернул все свои силы, а сам, выехав вперёд с небольшим охранением, подставился под удар. Тут даже если Михаил заробеет, то его лихие сотники сами выйдут за стены, где мы перестреляем их, как кроликов.
Мы ждали уже, пожалуй, точно больше пять минут, как вдруг слева, у ворот, ведущих к переправе, показалось какое-то движение. Странно, я почему-то был уверен, что противник пойдёт из главных ворот справа. Вскоре створки ворот распахнулись и, переправившись через ров под стенами, из детинца выкатилось порядка полутора сотни всадников. Много. Чертовски много. Но в крепости наверняка ещё столько же, если не больше. Я поднял левую ладонь над головой. Сейчас уже и дураку очевидно, что никаких переговоров ждать не стоит. Порывистый ветер шумно всколыхнул белую тряпку на копье, поднятую вверх, а со стороны противника послышался голос рожка к атаке. Перед нами в землю со свистом вонзилось несколько стрел, выпущенных со стены. Все рефлекторно прикрылись щитами.
— Григорий, ты со мной и Генрихом уходишь вправо, твои люди — налево. — Не сводя глаз с набирающих скорость всадников начал я.
— Понял, — Привычно отозвался он. Я же сжал кулак до того поднятой ладони, отдавая команду пехоте. Сто пятьдесят стрелков в одно движение повернулись кругом и организованно двинулись к стене из повозок. Наша делегация-приманка же в едином порыве, срывая на галоп, устремилась туда же.
План удался. Сейчас набегающую волну, в три раза превышающую ту, что мы разбили на узкой улице, способна остановить лишь мощная пощёчина, отрезвляющая ум и сбивающая всю спесь лихих предателей. Когда до телег, за которыми уже заняли позицию рота ополченцев и взвод гвардейцев оставалось всего ничего, я мельком обернулся, оценивая обстановку. Что-то неестественное бросилось в глаза в направлении реки, но обращать на это внимания просто не было времени. Дистанция между нами и преследованием неумолимо сокращалась и сейчас нас разделяло чуть более пятидесяти метров.
— Давай! — Крикнул я, натянув поводья в правую сторону. Сотник и Майер сделали тоже самое. Конь нехотя стал поворачивать, замедляя ход. Десять воинов же синхронно и без проблем ушли влево. Мы ушли с линии огня и теперь дело оставалось за стрелками, что наверняка уже выбрали себе цели среди бегущих быстрой рысью врагов. До меня эхом донеслась команда «Пли!», после чего, под слитный грохот, стена повозок окрасилась густым дымом, который довольно быстро рассеивался благодаря налетевшему ветру.
Примерно треть врагов так или иначе выбыло из строя. Кто-то получил пулю, под кем-то завалилась лошадь, а чей-то скакун просто споткнулся о труп впереди идущего, но упавшего, выхватив свои десять граммов свинца. Началась короткая давка, напоминающая ту, что буквально час назад я видел на улице. Только сейчас она была раза в три масштабнее. Спустя пятнадцать секунд, которые тянулись неумолимо долго, поредевший отряд собрался для нового удара. Довольно быстро для простых пьяниц и бандитов. Однако ружья уже почти были готовы к новому залпу. Но вдруг три громких хлопка раздались с другой стороны, с реки. Я обернулся, уже думая, как бы устранить новую угрозу, однако там, у берега, весело помахивала вёслами галера с флагом Ганзейского союза, а её нос был заволочен плотным дымом выстрелов. «Чертовски вовремя, Мстислав!» воскликнул про себя я. Однако куда же они стреляли? Я проследил за примерной траекторией полёта ядер и, в очередной раз восхвалив Мстислава, чуть было не подпрыгнул в седле. Они стреляли по переправе через ров! И теперь у противника остаётся лишь один путь к отступлению — через главные ворота. И вот уже звучит второй залп, в очередной раз пугающий лошадей и прорежающий ряды врага.
Проехав дворами, я оказался за стеной телег. Противник, к тому моменту лишившись половины личного состава, стал отступать обратно к воротам. Вот только переправа через ров была уничтожена. Но они-то этого не знали. А потому рванули туда, где их встретил шквальный огонь из арбалетов с борта корабля, который оставил под стенами детинца ещё добрый десяток конников.
Поняв свою ошибку, уже не внушающий страха отряд повернул назад и, прижимаясь вплотную ко рву, пытаясь не попасть под очередной шквал свинца, двинулся к главным воротам. Однако они не знали, что ружьё — это не лук и даже не арбалет. Из него можно выстрелить куда дальше. А дистанция в каких-то сто пятьдесят метров хоть и исключала прицельную стрельбу, однако давала возможность вести огонь по площади. Тем более что плотно идущий, пусть и поредевший, отряд всадников всё ещё был весьма крупной целью. Третий залп вновь находит своих жертв. В основном падали невинные лошади, которых, безусловно, было жалко. Но всё же это война и здесь по-другому никак.
Дистанция до главных ворот так удобно составляла удобные двести шагов, что я просто не мог не подготовить на всякий случай пусковые установки, примерная максимальная дальность которых составляла как раз такое расстояние. В две установки обученные работе с ними ученики Жака зарядили по пять фугасных ракет и направили наши кустарные «грады» в сторону главных ворот. Всего десять из двадцати фугасных, то бишь разрывных, ракет, было подготовлено к пуску. Можно было, конечно, зарядить и в одну установку все десять ракет, однако в данной ситуации нам нужно как можно сильнее увеличить плотность огня.
Я подождал, пока между линией примерного обстрела и отступающими остатками отряда предателей, от которого осталось не больше пятидесяти человек, не останется примерно двух десятков метров. Ведь ракетам нужно ещё время на полёт. Вот начали открываться главные ворота. Пора. Я махнул рукой и рассчёты установок спешно подпалили заряды. Ракеты стали со свистом улетать в сторону врага, оставляя за собой след густого дыма. Секунды мучительно тянулись. Само время как будто замедлило свой ход в томительном ожидании полёта снарядов.
И вот, наконец-то ракеты стали тяжёлыми железными наконечниками вонзаться в землю, а иногда и вовсе попадая во всадников, чей строй окончательно рассыпался. Спустя мгновение заряды стали поочерёдно взрываться, неся вокруг смерть взрывными волнами и многочисленными осколками, от которых не спасала ни кольчуга, ни тем более стёганки. На врага как будто действительно обрушился смертоносный град. Лошади, которым повезло не поймать пулю или осколок, окончательно стали сходить с ума и, не обращая внимания на всадников, стали разбегаться в стороны. Лишь немногие смогли прорваться в крепость. Остальные же устремились по улицам города, скрываясь во дворах.
Поравнявшись со мной, Григорий вопросительно взглянул на меня.
— Действуйте, капитан, — Кивнул я ему, наслаждаясь едким запахом сгоревшего пороха. — Предатели не заслужили плена.