— Ставки сделаны, господа! Ставок больше нет! — Я с трудом перекривал бескрайнюю очередь людей самого разного уровня обеспечения. — Прошу всех занять свои места, матч скоро начнётся! — Рядом могли стоять как сотник и богатый купец, имеющие возможность поставить пол кило серебра, так и последний оборванец, желающий из копейки сделать две. Причём никто не возмущался подобному равенству, не требовал пустить вперёд сначала самых зажиточных ставочников. Вообще, конечно, по уму нужно дать возможность сначала сделать самые большие ставки. Но ведь это лишний организационный труд, а народ, знаете ли, очень быстро стынет.
Места на трибунах сегодня улетали по три копейки за «билет». И хотя цена эта откровенно красная, она позволила без проблем заполнить трёхъярусные скамейки четырьмя сотнями фанатов новомодного ногомяча. Остальным желающим, которых оказалось раза в два больше тех, кто сидит на трибунах, пришлось смотреть матч через забор. Впрочем, интереса к матчу у них этот факт отнюдь не убавил.
Как таковых билетов, конечно, не существовало. Просто на трибуны был лишь один вход, он же и выход, в который пропускали лишь за плату. Выпускали, к сожалению, бесплатно, но иначе всё мероприятие превратилось бы в исключительно единоразовую акцию с непредсказуемыми последствиями.
Я расслаблено откинулся на своё место рядом с Генрихом и Мстиславом. Те тоже изрядно вымотались, хотя ставки делались лишь пятнадцать минут. Сегодняшний матч носил характер исторического. Впервые официально встречались две независимые команды. И пусть та ребятня, что сегодня встала против гвардейцев, попала сюда лишь благодаря мне. Это не важно. Играют то они за себя. Хотя и за участие им заплатил я. Полновесный рубль вызвал немалый восторг у пацанов, когда я озвучил им их гонорар. Ещё больше они удивились, когда я сказал, что за победу они получат столько же. Какая мне разница? Я всё равно в плюсе при любом раскладе.
— Что там по деньгам? — Спросил я у Мстислава. Тот заканчивал пересчёт последней кучки монет.
— Тридцать три рубля и сорок одна копейка. — Задумчиво пробубнил он. Неплохо, учитывая, что коэффициенты для начала я выставил скромные, лишь с небольшим перевесом в сторону гвардейцев. Плюс будет и второй этап ставок в перыве между таймами. И там я уже по новой запущу поток желающих, подняв предварительно множитель выигрыша исходя из итогов первой половины матча. Кстати, сами игроки так же не постеснялись сделать ставки. Конечно, речь идёт о гвардейцах, получивших на днях своё жалование за последний месяц.
Итак, звучит свисток, мало похожий на оригинальный футбольный и матч начинается. Используя недавно полученные средства и кадры я наконец смог добиться выделки мало-мальски стоящего футбольного мяча. Точнее говоря, мяча для игры в ногомяч. Хотя, конечно, звучит не так пафосно, как первый вариант. Но мы смогли накачать мяч воздухом! Да, без насоса и иглы этот процесс стал тем ещё удовольствием. Всё приходилось делать в ручную, а к разработке были привлечены все мои специалисты. И француз Жак, вначале долго непонимающий, что от него хотят, и плотник Тихон, которому хоть и пришлось размышлять над вовсе непрофильной задачей, смог таки направить ход общих мыслей в нужное русло.
Так или иначе, но с появлением нормального мяча игра преобразилась. Ребятня, ранее гонявшая набитые тряпьём кожаные шары сначала с непривычки била по мячу очень сильно, но вскоре они адаптировались и началась настоящая спортивная мясорубка. Арбитром матча уж очень хотел стать Максим и я ему эту возможность дал. Конечно, для начала пришлось объяснить и пацанам и большинству зрителей, что ногомяч — это вам не кулачные бои и играть нужно чисто. Люди сначала непонимающе ворчали, но суть, вроде как, уловили.
Вот уже три минуты то одна, то другая команда перехватывает владение, но до удара дело всё никак не доходит.
— Я слышал, вы с Анной неплохо общаетесь. — Оторвал меня от просмотра игры Генрих.
— Ну да, а что? — Я решил не подавать виду и ответил максимально сдержанно.
— Да нет, я даже вроде как рад. — На последнем слове уличная команда пропихнула непокорный снаряд сначала в штрафную площадь гвардейцев, а после и в сами ворота. Трибуны взвыли то ли от восторга, то ли от досады. А может и от всего разом.
— Рад? — Переспросил я.
— Да. — Генрих ухмыльнулся. — Как бы мне не нравилась эта земля, здесь не так много действительно подходящих мужей, достойных её.
— И ты считаешь меня таковым? — Мои последние слова растаяли в свистке к возобновлению игры. Генрих молчал, наверное, ещё пол минуты. Непонятно, думает он над ответом или просто пристально следит за игрой. Ведь атака Гвардейцев и правда выглядит перспективно. Массивный бьëрн корпусом оттесняет долговязого паренька и посылает мяч от всей души на другой конец поля, где его лихо обрабатывает Мурат. Татарин идёт в дриблинг, хотя слова такого он точно не знает. Перед ним встаёт низкорослый паренëк, автор первого гола и, вроде как, заводила команды. Привыкший к уличным стычкам, пацан грубо срубает Мурата, когда тот уже почти обошёл его, предварительно умело качнув в сторону. Всё бы ничего, но фол пришёлся очевидно в штрафной площади. Звучит свисток и трибуны в непонимании замолкают. В правилах, которые и сейчас висят на входе стадиона, прописаны и моменты нарушений и наказания за них. Вот только люди явно подзабыли про столь, как им показалось, незначительную вещь. Макс же невозмутимо подбежал к пареньку и, вынув из кармана маленький кусок жëлтой материи, поднял над головой. Трибуны зашуршали. Похоже, мало кто понимал смысл происходящего.
Я схватил рупор и, встав с места, пояснил непонятный момент.
— Игрок команды отроков получает жëлтую карточку — предупреждение за грубое нарушение правил. За следующее нарушение этот игрок покинет поле и не сможет более выйти на него сегодня. — Мгновение тишины. И толпа начала обсуждать что-то с новой силой. — Так как нарушение игрок совершил внутри своей штрафной площади, — Максим догадался показать всем, где эти самые границы штрафной находятся, — В ворота команды отроков назначается пенальти. — Твою ж мать, теперь ещё про пенальти объяснять. Благо Макс уже стал и объяснять и отодвигать лишних игроков с линии мяча. Вратарь отроков тоже хотел было уйти, но Макс его придержал, объснив суть происходящего. Надо было видеть лицо бедного голкипера.
— Да, Саша, я думаю ты более чем достоин. — Сказал Майер, когда всеобщий гомон наконец стих. — Анна, разумеется, не останется старой девой в любом случае. Но я бы предпочёл видеть на месте её мужа тебя. — Надо же, в ответственные моменты Генрих напрочь перенимает мой лексикон.
— Но ты же понимаешь, что это не решается очень быстро. — Постарался всё же временно соскочить с темы я. — В этот момент потерпевший Мурат уверенно реализовал свой шанс. Счёт стал один: один.
— Конечно, — Кивнул Майер, когда шум после забитого гола утих.
Вплоть до конца первого тайма ничего особенного не происходило, однако уже под самый конец, когда Максим собирался давать свисток на перерыв, отроки начали опасную атаку. Капитан их команды, висевший на жëлтой карточке, получил мяч и рванул было к воротам, как путь ему преградил Иван. Паренëк попытался пропихнуть мяч и уйти от лейтенанта на скорости, но тот кончиком носка дотянулся до мяча и удачно завладел им. Разъярëнный отрок кинулся в отбор и опрометчиво стал прессинговать Ваню. Тот в очередной раз убедил меня в своëм потенциально офицерском уме, когда, подгодав момент, сделал встречное движение к отроку и тем самым спровоцировал столкновение. Мяч достался пацану только после свистка Максима. Арбитр вынул из кармана уже красную материю и всё всем стало понятно. И удалëнному игроку тоже. Заводила понуро побрëл к скамейке, где ему и предстояло сидеть до конца игры.
И вновь рутина, волнами приносящая нам ещё больше денег. Ведь коэффициент на команду, играющую в меньшинстве значительно выше чем на оставшуюся в полном составе. И люди клюнули. Взвинченный в несколько раз множитель выигрыша вскружил головы даже самым скупым скрягам и те протянули мне свои монеты. Эх, бедолаги. Впрочем, дело это добровольное, никто никого не заставляет и уж тем более не обманывает.
Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, насколько малы были шансы новичков на победу или хотя бы ничью. Правда, последняя в принципе не предусматривалась и в случае равного результата игра продолжилась бы до первого гола, а в крайнем случае ввели бы серию пенальти. Народ примет, я уверен. Однако, подобные меры не потребовались. Во втором тайме гвардейцы без труда дважды поразили ворота шпаны, от чего та последние минуты матча находилась мягко говоря в ауте.
— Пятьдесят девять рублей сорок четыре копейки, — Подвёл я итог сегодняшнего дня.
— Солидно, — В привычной для себя манере потëр руки Мстислав. Я не скупясь отсчитал по пятнадцать рублей обоими моим соратникам по непростому делу.
— Ваша доля. — Подвинул я к ним здоровенные мешочки, с трудом выдерживающие вес серебра.
— Когда повторим? — Мечтательно спросил Мстислав.
— Думаю, не скоро. Народ сегодня неслабо обеднел, да и у меня ещё немало дел.
— Добро. — Кивнул купец и, трепетно забрав свои деньги, пожав нам руки, удалился. Генрих, бросив на меня многозначительный взгляд, вскоре так же последовал к выходу.
Тут к нам передо мной, как из под земли появилась вся команда шпаны, с треском проигравшей сегодня гвардейцам. Нам были неизвестны их намерения, а потому бойцы оперативно обступили меня, готовясь отразить нападение.
— Чего вам, ребят? — Задал наконец я вопрос.
— Ну мы это, — Капитан шмыгнул носом. — Спросить хотели, барин.
— Ну так спрошайте, — Пожал плечами я. Гвардейцы отпрянули, но всё ещё находились на низком старте.
— А можно мы сюда играть приходить будем? — После вопроса вдруг повисла звенящая тишина.
— Да какие проблемы, конечно приходите! — Парни заулыбались. — А вы знаете что? А хотите, я вас найму?
— Чего это? — После недолгих раздумий спросил капитан, почесав затылок. — Ежели рабочие нужны, то тебе, барин, в немецкую артель лучше. Какой с нас, отроков, толк будет?
— Вы не поняли. Я хочу нанять вас, как игроков. Сейчас в Новгороде лучше вас играют только мои парни, а они мне и в других местах нужны. Так что я вам предлагаю вот что: я вас кормлю ежедневно в обед, в неделю плачу рубль на команду, а вы играете и тренируетесь под моим началом.
— Тре-ни-руемся? — Переспросил он, выразив непонимание всей команды.
— Ну, то есть упражняетесь. — Постарался объяснить я. Парни переглянулись, как бы мысленно совещаясь и через пол минуты каждый член команды незаметно кивнул лидеру. А не слабые у них коммуникации!
— Мы согласны. — Утвердительно кивнул автор единственного забитого его командой сегодня гола.
Я в сопровождении гвардейцев вышел со стадиона последним. Нести такую внушительную сумму невероятно рискованно, а потому я решил перестраховаться. Хоть не принято богатым людям здесь ходить пешком, но уж очень смехотворным было расстояние от рынка, близ которого мы и отстроили футбольное поле, до моего дома. Да и, откровенно говоря, уж очень приелся мне цокот копыт за последний месяц.
Однако, стоило нам выйти за забор, ограждающий территорию первого в мире стадиона, как к нам тут же направились трое. Их лошади стояли на привязи, а они, спешившись, похоже, всё это время ждали меня. Одеты все трое были весьма не бедно, но, что самое интересное, на всех троих как влитые сидели бордовые кафтаны и серые металлические шлема. На поясах у каждого по сабле, а в сëдлах я разглядел чехлы для луков и колчаны, наполненные стрелами. Своим видом они сильно напоминали известных стрельцов. Вот только самого главного стрелецкого элемента — пищали — не наблюдалось.
Один из тройки, тот, что шёл по центру, заметно отличался от двух других. Те двое, как под копирку имели и усы и небольшую бородку. Третий же шёл гладко выбритым, однако по взгляду я сразу понял, что главный среди них именно он.
— Здрав будь, помещик Новгородский, — Коротко поклонился мне командир этой странной тройки.
— И тебе привет, служивый. — Кивнул я.
— Мне велено вручить Александру, в последнем походе взявшемуся вести полк Новгородский и отбившему напор свейский, дарственную грамоту, самим царëм подписанную. — Он вынул из кафтана небольшую, свёрнутую в трубочку бумагу.
— Читай. — Максимально уверенно сказал я, вовремя вспомнив, что понимать местный язык письменно я могу уж очень условно. Гонец трепетно распечатал письмо, развернул его и набрал воздуха в грудь.
— «Сей дарственной повелеваю Александру, помещику Новгородскому, передать во владение село Борки, за подвиги ратные и спасение полка Новгородского.» И печать царская, вот. — Он указал на большую красную и витиеватую печать. Ну ничего себе новости! Нет, я, конечно, ожидал чего-то подобного, но чтобы вот так официально… Гонец вновь протянул мне листок. Я принял желтоватую бумагу и, пробежавшись глазами по тексту, понял, что навряд-ли что-то там разобрал бы.
— Спасибо за добрую весть. — Хлопнул я по плечу долговязого гонца. Тот лишь серьёзно кивнул и, лихо крутанувшись на месте, вместе со своей охраной зашагал обратно к лошадям. Только сейчас я заметил, как выдохнули гвардейцы, до этого находившиеся в полнейшем напряжении. Ну не любят они, когда ко мне кто-то вот так непонятно зачем подходит.
Как выяснилось, село это аж на три с лишним сотни душ находилось более чем в двадцати верстах от Новгорода. Если на двух лошадях идти, то это пару часов ходу. А вот если с обозом, то чуть ли не целый день придётся топать. Поэтому, дабы не утруждать себя лишний раз, я решил поступить следующим образом: мы с половиной гвардейцев рванём туда прямо сейчас отриконь, а остальная часть возьмёт две повозки всякого скраба и потенциально нужных вещей и выйдет следом за нами. По моим подсчётам, поздно вечером они должны добраться. За их безопасность я не беспокоился, поскольку непосредственно близ города разбойного люда практически не было, а тут ещё и армия прошла недавно. Так что все немногочисленные разбойники лежат сейчас тише воды и ниже травы.
После двухчасовой, безусловно, очень увлекательной, тряски в седле само село не вызывало восторженных эмоций. Небольшое, округлое селение, с трëх сторон окружённое лесом с протекающей совсем рядом рекой, шириной метров пятнадцать. Самым высоким и, по совместительству, единственным не одноэтажным зданием в деревне оказалась церковь(Даже поместье бывшего дворянина имело всего один-единственный этаж). Хотя правильнее, пожалуй, будет сказать церквушка. Полностью из дерева, даже она не могла внушить ничего, кроме жалости.
Какое же тут поле непаханое для работы! К слову о полях. Они здесь имелись. По другую сторону от реки чернела распаханная земля, которая начиналась чуть ли не от единственного через реку мостика. Кстати, водные ресурсы местные почему-то на полную не используют. Вот в Новгороде я видел водяные мельницы, а здесь таковых не наблюдается. А течение тут довольно-таки не слабое.
Когда мы проезжали по кривым улочкам села, изрытыми колеями, жители смотрели на нас с некоторой опаской, но заговорить никто не решался. Люди лишь бросали косые непонимающие взгляды, которые тут же отводили, и возвращались к своей работе, стоило мне посмотреть на них в ответ.
Когда мы свернули на право под почти прямым углом, мне на глаза бросился тот самый дом бывшего помещика. Выглядел он весьма ухоженно и богато, хоть размерами и не впечатлял.
Буквально после поворота, прямо на дороге стояла девочка лет десяти с соломенной куклой в руках и завороженно смотрела в нашу сторону. Солнце светило нам в спины, а ей, соответственно, в лицо, от чего она жмурилась и прикрывала рукой глаза, лишь бы разглядеть таинственных всадников.
Вдруг, когда я уже собирался притормозить перед девочкой, на дорогу выскочила женщина и, схватив её, отнесла к обочине. Та от неожиданности выронила куклу и игрушка удачно упала между двух луж.
— Отряд, стоять. — Негромко сказал я. Гвардейцы натянули узды лошадей.
Я притормозил в паре метрах от выпавшей игрушки и спешился. Всё это время и девочка и её, вероятно, мама, продолжали наблюдать за мной. К ситуации заметно проявили интерес и другие жители. Я аккуратно переступил через все небольшие лужицы и, наклонившись, поднял с земли куклу. Обычная соломенная игрушка, сделанная из, собственно, пучка соломы в нужных местах перевязанного тонкими веревочками.
Я подошёл к девочке, которую прижимала к себе мать. Наклонившись, я протянул ей игрушку.
— Держи. Больше не теряй. — Я подмигнул девочке, от чего страх из её глаз тут же испарился, а губы сложились в скромной улыбке.
— Благодарствую. — Тихо пискнула она в ответ.
Возле самого богатого дома в этой деревеньке, который ранее принадлежал моему предшественнику, на лавочке одиноко сидел низенький старичок с очень цепким и даже живым взглядом. Он неуклонно выбивался из общей быстротечности сельской жизни. Это в двадцать первом веке жизнь в городе кипит в разы быстрее, чем в сельской местности. Здесь же всё наоборот.
— Здрав будь, отец, — Поприветствовал я необычного старика.
— И тебе не хворать, — Стрельнул хитрым взглядом он.
— Не подскажешь, где местного старосту найти? — Озираясь, спросил я.
— Так перед тобой он, господин. — Улыбнулся мой собеседник. Я серьёзно зыркнул на него с высоты своего седла, от чего он мигом стал серьёзнее некуда. — Чем могу услужить?
— Ну, похоже теперь этот домишко мне переходит. И Борки с ним же. — Я протянул старосте документ, подтверждающий мои слова. Он с минуту сверлил взглядом твёрдую жёлтую бумажку, после чего почтенно вернул её мне и поклонился в пояс.
— Прости, барин, меня, старика. Не признал я тебя.
— То пустое. Ты не мог знать. — Старик вновь поклонился, от чего я лишь скривился. И для чего всё это? — Отставить лизоблюдство! — Рявкнул я. Староста от неожиданности вытянулся в струнку. — Имя, возраст, должность?
— Так ведь… — Он запнулся, но довольно быстро очухался. — Ефимом кличут. Пять десятков и семь годов от роду мне. Староста я в селе этом.
— Молодец, Ефим, быстро соображаешь. — Похвалил я своего нового подчинëнного. Мы спешились — Пойдём в дом, у нас с тобой много дел.
Внутреннее убранство дома одновременно и впечатляло и огорчало. С одной стороны, я раньше нигде не видел такого. Даже сильно модернизированное поместье Майеров не шло ни в какое сравнение с богатством этого небольшого, но очень дорогого поместья. Венцом всего баснословного по стоимости жилища стала печка, вовсе не коптившая и топившаяся исключительно по белому, которую я, как увидел, был готов просто расцеловать. Вот никак не ожидал в таком захолустье такого подарка. Тем не менее, никакими санитарными благами здесь и не пахло. Точнее, пахло, конечно, но не очень хорошо. Вот что-что, а сантехнику нужно внедрять и делать это как можно быстрее.
Мы с Ефимом прошли в просторную комнату с круглым дубовым столом и пусть и простенькими, но весьма удобными стульями.
— Присаживайся, — Кивнул я старосте.
— Это как же, — Засмущался он. — В барской зале, да я…
— Это не просьба, Ефим, это приказ. — Сурово процедил я, от чего незадачливый старичок послушно плюхнулся за стол. — Теперь всё будет иначе Ефим. Я — не прошлый ваш барин и жить при мне вы будете так, как ранее и не думали. — Ефим огляделся.
— Мы? — Переспросил он, указывая на себя.
— И ты, Ефим, и все, кто здесь, в Борках, живёт. Ты сейчас — мой мост ко всему народу. Так что слушай и запоминай.
Интерлюдия.
Народ, оторванный от работы, гудел и недоумевал. Ефим откровенно нервничал. Александр, оставив ему целую массу поручений, с горящими глазами уехал в Новгород. Даже не так. Он улетел пулей. Хотя, что такое «пуля», Ефим представлял очень посредственно. Сначала он было проклинал этого нового помещика с его непонятными идеями. Однако когда до него дошло то, что пытался донести Александр, Ефим сильно задумался. Он всё искал подвох, помещичью уловку, которая была призвана обмануть простой люд. Но не смог. Уж больно всё гладко звучало из уст новоявленного помещика.
Сейчас же он стоял на главной площади небольшой деревеньки, а перед ним, в ожидании, толпились чуть более сотни взрослых мужчин. Они недовольно гомонили и ворчали. Ещё бы, их ведь оторвали от работы.
— Ну, Ефим, чего ты людей собрал, да от дел отвлëк? — Возмущался молодой кузнец, сын старого мастера. Народ уверенно поддержал его.
— Постой, Астафий, не бузи. — Начал староста. — К селу нашему нового помещика приставили. Вы его, возможно, уже видели. Ратник он добрый, да воевода святым знамением осенëнный. Хоть и молод Александр, а голова у него светлая.
— А где же он сейчас? — Спросил кто-то из толпы.
— Сам он в Новгород отлучился, по делам вельми важным. — Уверенно ответил Ефим. — Однако ж поручил он мне до люда простого мысли его донести. — Народ резко затих, ожидая, что скажет староста. — Ну, значится, во-первых барщина теперь полностью отменяется, то бишь все сборы теперь будут только продуктами и деньгами, оброком называемым. — Людей такой расклад не сильно впечатлил. — Однако ж это ещё не всё. Во-вторых оброк этот самый платят все по-разному, от зажиточности. — Толпа с новой силой загудела, обсуждая сказанное. — Это значит, — Перекрикивал толпу Ефим, — Что чем богаче крестьянин, тем больше оброка он плотит. Те же, кто концы с концами еле сводят и кому зерна до урожая не хватает, от оброка освобождаются. К тому же, «малоимущие», — С трудом прочитал староста, — Помощь барскую получат. — Толпа захлебнулась в обсуждениях и остановить её уже не представлялось возможным.