Стук молотков, звук монотонной работы массивных двуручных пил и, конечно, целая масса разных голосов. Всё это, в той или иной степени, сопровождало многодневную стройку, в которую я вложился уже очень значительно.
Другой помещик этого времени на моём месте наверняка сэкономил бы и, оторвав своих крестьян от земли, использовал бы бесплатную рабочую силу. Я же, ещё когда узнал о свалившемся на меня даре, принял судьбоносное решение: в рамках своего владения отменить крепостное право. Сделать это не сразу, конечно. Ведь крестьяне здесь хоть и относительно глупы, но всё же не простофили. Я просто не могу дать им всем полную свободу официально, ведь тогда значительная часть из них разбежится, а остальные просто перестанут меня слушать. Сейчас же я владею ими абсолютно законно и жизнь их делаю лучше так же не выходя за рамки своих прав.
Введённая мною система налогообложения, подсмотренная, на сколько мне известно, у какой-то скандинавской страны моего времени, своей структурой была призвана облегчить жизнь моих подчинённых и выровнять социальное положение. Причём не за счёт обеднения богатых. Точнее сказать не совсем за их счёт, а просто напросто помогая бедным. Ведь почему считается, что крестьяне на Руси вечно голодали? Потому что их помещик забирал значительную часть собственного дохода этих самых крестьян, оставляя лишь минимальный прожиточный минимум, который, естественно, нигде не прописан и, как это часто бывало, остатка этого людям могло не хватать. Конечно, первый год, по моим подсчётам, должен сильно ударить по моему кошельку, ведь малоимущих, которых я решил поднимать до среднего уровня, было значительно больше зажиточных.
Хотя основную часть рабочих и составляли нанятые мною артели, были среди них и местные крестьяне, разумеется работавшие за фиксированную заработную плату. Такая неслыханная щедрость настолько вскружила головы местному населению, что после первого рабочего дня от желающих не было отбоя. Я же объяснил людям, что сейчас у них на первом месте должен быть сбор урожая, а не лишний заработок, который едва ли покрывал ежедневные расходы одного, даже не очень привередливого человека.
Мы с Генрихом стояли на единственном в округе пригорке, любуясь завершающейся стройкой. Длинное, метров пятьдесят, сплошное двухэтажное здание, напоминающее огромный барак смотрелось уж очень внушительно на фоне остальной деревни. Я не жалел средств ни на материалы, ни на рабочих.
— И всё же я не понимаю, — Начал Генрих, который впервые составил мне компанию в визите в Борки. — На кой чëрт тебе это? Ты себе никак дворец строишь? — Усмехнулся он.
— Скажи, мне друг мой, знакомо ли тебе слово «мануфактура»? — Хитро улыбнувшись, спросил я. Ответить Майер не успел, потому как сразу после моего вопроса сзади раздался сначала прерывистый топот, потом тяжëлое дыхание и, наконец, запыхавшийся голос одного из селян.
— Командир! Командир! — Радостно причитал он. — Немец ваш приехал. Ну этот, которого Жаком кличут.
— Привëз? — Спросил я, хотя по его лицу ответ был понятен.
— Точно так, командир, аж на трëх повозках, одвуконь каждая!
— Вот же французская морда! Я же сказал экономить! — Мы быстром шагом двинулись к северному въезду в деревню.
Все повозки, с которыми приехал французский инженер, были наглухо закрыты со всех сторон парусиной. Хоть здесь Жак меня не подвëл и правильно понял слово «секретность». С ним же приехал и Тихон, старый плотник, который только вчера уезжал в Новгород за своими немногочисленными вещами, чтобы сегодня же вернуться и продолжить работу над масштабным проектом.
— Жак, лягушатник ты эдакий! Я ж тебе говорил не транжирить валюту! — Мой визави закономерно почти ничего не понял, от чего Генриху пришлось подбирать слова, дабы донести до него всю суть сказанного.
— Но сир, ведь этот лошади ваш лично! А ещё я сильно торопиться, ведь ваш заказ наконец закончиться. — Жак удивил меня активными попытками говорить по-русски.
— Хорошо, мой католический друг. — Отсмеявшись, выдавил из себя я. — Испытаем это чудо?
На установку сооружëнного Жаком проекта в уже законченном основном помещении, которое должно было стать главным цехом, у нас ушёл весь вечер и добрая часть ночи. Однако когда всё было готовы и я дал отмашку, все, кто так или иначе принимал участие в этом, затаили дыхание. В отдельной комнате по кругу двинулись двое массивных быков и череда механизмов под редкие щелчки и скрипы, заработала. Тридцатиметровая дорожка шириной около полуметра и установленная на метровую высоту, задвигалась, обозначив первое успешное применение простейшего конвейера. Не знаю, есть ли сейчас где-то что-то подобное, но для России мы совершаем самый настоящий прорыв. Конечно, для успешного использования конвейера нужны как минимум работающие производственные цепочки. Но таковые у нас есть. Точнее сказать — будут.
Для последнего теста я поставил в начало конвейера тяжелый ящик с инструментами. Кожаная материя слегка просела под весом, для неё непредназначенным, однако с лёгкостью продолжила движение и уже через минуту ящик приняли на другом конце. Примерно пол метра в секунду. А это очень даже неплохо! Я на радостях обнял своего ведущего инженера.
— У нас получилось, Жак! Черт возьми, у нас получилось! — И правда, десять дней проб и ошибок не прошли в пустую.
— Я сильно рад ваш милость, сир. — С улыбкой пробормотал он, поправляя маленькие круглые очки.
— Как и обещал, выделяю тебе твою личную мастерскую на втором этаже мануфактуры. — Опомнился я. — Можешь завтра же приступать к работе над своими чертежами. Я изучил их, там много хороших идей. — Когда Жак услышал перевод моих слов, он буквально расплылся в улыбке и, на смеси русского и французского, стал выражать мне безмерную благодарность.
В свой второй в этом мире дом я вернулся уже глубокой ночью. Нужно было расставить охрану стратегически важного для меня объекта, рассчитать оставшихся рабочих и сделать ещё очень много мелкой работы.
— И всë-таки, Саш, — Завёл старую песню Максим, когда мы уже подъезжали к поместью. — Что ты собираешься производить здесь? — Странно, ведь этот вопрос уже был решён, но подобные разговоры неизменно велись с моим главным сподвижником.
— Ну, — Я глубоко вздохнул. — Давай подумаем. Промышленность делится на тяжëлую и лëгкую, так?
— Так. — Кивнул Максим.
— Для тяжëлой, то есть для, например, металлургии, нужны, загибай пальцы, технологии — раз, оборудование — два, опытные кадры — три. Ничего из этого у нас нет и не скоро ещё будет.
— Окей, тогда ставку делаем на лëгкую? — Закономерно спросил он.
— Получается так. Что мы знаем о лëгкой промышленности? Пищевая и текстильная в основе своей.
— Ну пища сразу нет. — Протянул Макс, — Её тут выращивают, так что что-то нормальное придумать вряд-ли получится.
— Согласен. — Сонно кивнул я. — Значит остаётся текстиль. Идея, по сути, хорошая, но вот хлопка я тут что-то не наблюдаю.
— Зато есть кожа, войлок и шерсть. — Заметил он. Мы уже сидели за столом и ночь грозилась вновь перерасти в одну большую бессонную дискуссию. Странно, ведь по сути решение об использовании мануфактуры было принято мной ещё за неделю до сегодняшнего дня, а на складе ждали своего часа десятки стальных дуг и деревянных основ. Кузнец вот уже пятый день циклично куëт странные заказы помещика и, к своему удивлению, за каждую штуку получает по копейке. По сути разговоры эти бессмысленны, но ведь именно так и рождаются гениальные идеи.
— Уже завтра, мой друг, мы вступим в новую, ранее невиданную жизнь.
— Мечи на орала? — С улыбкой спросил Макс.
— И копья на серпы! — Я резко встал из-за стола, переводя взгляд на окно, которое уже заливалось предрассветными лучами солнца. — Да будет так. — Иронично, учитывая то, что мы всё же решили производить.
Прошло ещё три дня, прежде чем мануфактура смогла показать хоть какой-то приемлемый результат. Всё началось с дюжины добровольцев, трое из которых были детьми, а двое вообще — женщинами. Три условных цеха проводили самую разную работу. Конвейер при такой скорости был почти без надобности, ибо по нему могло что-то идти разве что раз в час-два. Тем не менее, в первый день результатом усердной работы неопытных крестьян стало аж целых три приемлемых образца. Брака было уж очень много в первый день. А-1 — именно такое название я решил дать первой модели арбалета собственного производства. Да, подобное дело так же требует мастерства. Однако себестоимость арбалетов, по моим подсчётам, значительно ниже той стоимости, за которую я могу их продать. Да и наличие под рукой бывалого плотника и опытного инженера позволяли нивелировать криворукость простых крестьян.
В будущем, конечно, было бы неплохо перейти на производство огнестрельного оружия. Но вот пока ни чертежей, ни понимание устройства таковых у нас нет. А арбалеты вот они, в наличии. Бери и копируй. Ну, не сразу, конечно. Но всё же как проба сил подобная идея показалась мне лучшей из доступных.
На каждом из арбалетов было принято решение высекать на прикладе три основных параметра: на правой стороне производственный номер и название, на левой — изготовитель. А именно: «Оружейная мануфактура Борки». Такой ход, как мне кажется, должен стать поводом для дополнительной, пусть и не очень весомой, наценки и, конечно, рекламы. Ничего сложного в написании этих данных не было, ведь приклад, наличие которого само по себе было уникальным решением, относительно других самострелов, был обит телячьей кожей. Да, лишний пафос, но мы ведь делаем в первую очередь качественный товар. Сам же арбалет было решено делать несколько меньшим в размерах. Пришлось пожертвовать частью мощности, зато заметно возрасли мобильность и надëжность оружия.
Самым долгими и муторным, но при этом низкоквалифицированным был труд в первом цеху, где из дерева в ручную вытачивались основы для будущих самострелов. Тихон носился по цеху как угорелый и, что интересно, в миг помолодевший, раздавая оплеухи и, значительно реже, устные указания. Хвалить же кого-то он мог лишь в исключительных случаях.
Во втором помещении, под чутким руководством Жака и иногда Генриха, в заготовку вживался спусковой механизм и железная дуга с колодкой. Тут я решил сэкономить и вместо классического спускового крючка указал ставить простой рычажок длинной сантиметров десять. Нажимать на такой нужно сильнее, однако делать этот вариант дешевле, да и лишний предохранитель не помешает.
В третьем цеху выполнялась самая простая, относительно других, работа. Женщины и дети производили тетивы, а мужчины натягивали их на уже фактически готовые арбалеты. За счёт того, что все дуги выполнялись идентичными, тетивы так же производились по стандарту. Вообще стандартизация производства — ключ к успеху. По этой причине сегодня, когда на мануфактуре трудилось уже больше полусотни человек, сорок из них пыхтели в первом цеху.
Пригодился и конвейер, ведь трафик по нему рос соразмерно опыту и количеству рабочих. Появлялись новые, более удобные инструменты, люди набивали руку. Процент брака неуклонно падал. Сегодня вечером уже целых девятнадцать арбалетов сошли с конвейера. Это при том, что при желании можно расширить штат рабочих как минимум вдвое.
Такой результат был бы недостижим, если бы я не ввёл двенадцатичасовой рабочий день. Людям был доступен лишь получасовой перерыв на обед и три десятиминутных перекура. В остальное время все работали не покладая рук. Но этот ход лишь под призмой гуманизма моего времени кажется жестоким. Здесь же люди были даже благодарны таким условиям. Народ здесь впервые познакомился с вольнонаёмным трудом и с большим удовольствием работал на первой в округе мануфактуре.
Однако и оплата труда не заставляла себя ждать. Дабы не плодить халтурщиков, жалование выдавалось строго соразмерно труду. Закончил единицу товара — отметился у нужного человека — вернулся к работе. Минимум лишних движений, больше работы. А если больше работы, то больше и производство и заработная плата и благосостояние рабочих.
Черт, я начал мыслить как капиталист. А разве это плохо? Ведь о людях я, как ни крути, забочусь. Двенадцать часов по местным мерка, да ещё и за сдельную плату — это невероятно выгодное предложение, а изменëнная налоговая система позволяла не волноваться о возможном голоде, который мог возникнуть от того, что крестьяне отрываются от своей земли.
Сегодня, в субботу, было принято решение дать людям выходной. Всё лишь потому, что у нас закончились материалы. Кузнец не успевал ковать дуги и, что более важно и сложно для него — механизмы спуска. Работа не столько сложная, сколько мелкая и долгая. А чтобы убрать эту яму в производстве — нужно кузнеца посадить в мануфактуру, а в идеале не одного, а с помощниками.
С этой целью, загрузив три десятка мало отличимых друг от друга арбалетов, я, с небольшим сопровождением, вновь направился в Новгород. Пришло время получить свой первый доход от мануфактуры.
Гуляя между ларьками и прилавками, предлагающими огромный ассортимент, я всюду предлагал свой товар. В комплекте к каждому арбалету я прилагал и два болта. В подарок, так сказать. В основном люди отказывались, ведь оружие это, опять же, не в ходу у местных. Однако были и те, кто выкупал у меня то один самострел, а то и целую партию. Вторые все как один удивлялись идентичности арбалетов. Ещё бы, ведь все они сделаны из составных частей. Отдельно приклад, отдельно ложе и так далее по списку.
Половину с трудом вырученных денег с не всегда выгодных сделок, я сразу же отложил. Вторую же половину готов был потратить. Сейчас растущая мануфактура требовала усиления. В первую очередь — в живом ресурсе. По этой причине я направился в самую нелюбимую мною часть рынка. В место, где торговали рабами. Завершающаяся война на севере стимулировала рабский рынок, а потому на нём сейчас можно было найти множество не так давно свободных людей.
— Господина снова интересуют отроки? — Учтиво спросил тот самый низкорослый татарин, блеснув хитрым взглядом. Я серьёзно глянул на него, от чего он инстинктивно отшатнулся и отвёл свой взгляд.
— Нет. — Коротко бросил я. — Сейчас мне нужны взрослые и сильные люди. Лучше из крестьян.
— Для почтенного бека у меня есть всё. — Татарин поклонился и удалился в бесконечную глубину шатров и повозок. Вернулся он через несколько минут, ведя за собой закованных в цепи мужчин среднего возраста. Все они были выходцами с севера, однако на их фоне серьёзно выделялся один. Выше и шире остальных, мужчина производил двоякое впечатление. Однако удивили меня не его габариты, а цвет кожи. Вот уж никак не думал увидеть здесь человека с тëмно-коричневым оттенком.
— Среди них есть те, кто может работать с металлом? — Стараясь сохранять самообладание, спросил я.
— Татарин что-то сказал сначала своим помощникам, а потом те стали небрежно задавать заключённым один и тот же вопрос, но на разных языках. Все как один отрицательно мотали головой. Но вот когда очередь дошла до чернокожего, он ответил несколькими короткими фразами на каком-то, отдалённо напоминающем арабский, языке.
— Вот он, бек. — Презрительно указал татарин. — Он говорит, что до того, как попасть сюда, был холопом у большого кузнеца далеко на юге. — Я подошёл к гиганту, что лишь на пару сантиметров был ниже меня, а в ширину и вовсе превосходил.
— Как же ты, такой здоровый, с голодухи то не помер. — Я совсем по-дружески положил ему руку на плечо. — Я Александр, — Ткнул я пальцем себе в грудь. — А ты? — Перевёл я руку на него.
— Минад. — Без капли страха в голосе сказал он.
— Я беру всех. — Повернувшись к продавцу, сказал я.
Когда я проезжал мимо дома Мстислава, то решил, интереса ради, проведать этого скрягу. Узнав, с чем я приехал в город, Мстислав лишь взялся за голову и истерически хохотнул.
— Нет у меня больше лишних денег! — Раздосадовано буркнул он. Впрочем, это было ожидаемо, а потому я и направился на торговую площадь.
— В таком случае я хочу предложить тебе торговое соглашение. — Меркантильно проговорил я. Мстислав сглотнул, зрачки его расширились, а сам он пододвинулся поближе ко мне.
— Я слушаю. — Сухо прошептал он.
— Ты, должно быть, знаешь, что мне не так давно в дар перешло село одно близ Новгорода.
— А то как же, — Хмыкнул он, — Мне же Генрих в один момент все уши прожужжал про деревеньку эту. Вот я в толк не возьму: на кой ляд ты холопам послабления такие даëшь?
— Это уже моё дело, Мстислав. — Серьёзно пророкотал я.
— Ну, и то верно, — Опустил он глаза. — Так что за предложение?
— Слушай и запоминай…
Интерлюдия. Михаил
— Интересно. — Протянул старый Новгородский воевода, что уже почти оправился от ран. К нему на стол попало два очень похожих друг на друга самострела. Конечно, отличия между ними прослеживались, но вот общее качество работы и идентичность поражали непривыкший к подобному ум старого воина.
Михаил осмотрел арбалеты, хмыкнул, прочитав надписи на прикладах и задумался.
— Слушай, Григорий. — Обратился воевода к десятнику, который и доставил ему эти самострелы. — А стрельни-ка вон в то бревно. — Михаил указал на одиноко стоящий опорный столб. Десятник сначала поколебался, но потом взял самострел, без труда натянул тетиву и, не торопясь, зарядил толстый арбалетный болт.
До бревна было шагов тридцать, а само оно было весьма тонким. Десятник прицелился и аккуратно нажал на рычаг спуска. Болт со свистом улетел, подмигнув оперением. Он прошёл в притирку со столбом, но всё же улетел дальше и через ещё такое же расстояние, почти не потеряв скорости, вонзился в частокол.
— Ранее с самострелом упражнялся? — Серьёзно спросил воевода.
— Единожды, Михаил Димитревич. — Честно признался десятник.
— Очень интересно. — Новгородский воевода, славящийся своим консерватизмом, пожалуй, впервые в жизни так сильно задумался.