Те же, Акулина, потом Фадеев.
АКУЛИНА (вбегая в среднюю дверь впопыхах и прямо бросаясь в ноги Мордашову). Батюшка! Отец родной, виновата! Не погуби!
МОРДАШОВ. Что ты там разбила?.. Что разбила?
АКУЛИНА. Ох уж, и сама не знаю что! Кажись, с дюжину тарелок, да миску, да салатник, да подливальник… да еще что-то…
МОРДАШОВ. Из какой посуды? Из какой посуды?
АКУЛИНА. Ох уж, и сама не знаю из какой… Барыня дала мне ключ и говорит: достань, говорит, новую посуду…
В это время показывается в дверях Фадеев и, остановясь, подслушивает.
МОРДАШОВ. Так ты это перебила мой английский сервиз?
Акулина. Ох уж, не знаю английский или какой… Только не весь, видит бог, не весь… А ведь барыня как дала ключ, так еще сказала: «Смотри, говорит, осторожнее вынимай…» Вот я и пошла в шкаф и отворила… и все ладно, и думала взять осторожно. Взяла под мышку салатник — и ничего… Положила в него подливальник — тоже ничего. Взяла вот в эту руку миску — и то ничего. Да захотелось за один раз уж и тарелки снести… Как потянула их к себе, да захватила вот этой рукой, уж и сама не знаю, как грех случился… Вся-та дюжина так вот и грянула на пол… А тут со страха, что ли, и миска, и салатник, и подливальник туда же… Батюшка! Родной! Не погуби.
МОРДАШОВ. В рабочий дом тебя! В исправительное заведение!
Акулина. Родимый, не погуби!
МОРДАШОВ. На каторгу, то есть положительным образом на каторгу!.. А прежде еще я заставлю тебя за всю посуду заплатить… наитиранским образом заставлю… Все именьишко твое продам.
АКУЛИНА (кланяясь). Родимый! Не погуби. (Хнычет.) Ох, я несчастная! Ох, я горемычная!
МОРДАШОВ. А посуду бить ничего? То есть наирешительно ничего?
АКУЛИНА. Что делать, коли грех такой.
МОРДАШОВ. Легко ли… разбить мой английский сервиз с вензелями…
ЛЮБУШКА (в сторону). И слава богу.
МАРФА СЕМЕНОВНА. Иван Андреич, ну уж простите ее.
АКУЛИНА. Матушка моя, родная!
МОРДАШОВ. Молчать, молчать! И слышать не хочу.
ФАДЕЕВ. Позвольте хоть мне ей помочь.
МОРДАШОВ. А, ты опять-таки пришел?.. (В сторону.) Правду сказать, этот уж куда лучше того… да и человек ремесленный, то есть положительным образом ремесленный!.. Теперь же и вензеля все к черту.
ФАДЕЕВ. Я было не хотел идти к вам, но мне слишком дорого счастье Любовь Ивановны… Прежде, однако ж, позвольте мне помочь вашей беде… У меня есть прекрасный фарфоровый сервиз. Он достался мне случаем на аукционе… Позвольте мне им заменить ваш и выкупить грех вашей Акулины.
АКУЛИНА. Красавец мой! Касатик! Ясный сокол! Вот уж добрейшая душа.
МОРДАШОВ. Благородно! То есть положительным образом благородно. Ну уж, когда так… дари ж твой сервиз невесте.
ФАДЕЕВ. Иван Андреич!..
ЛЮБУШКА. Папенька! Добрый папенька!
МАРФА СЕМЕНОВНА. Вот уж теперь опять и я скажу, что добрый отец.
МОРДАШОВ. Ну! Ну! Ни слова больше. (В сторону.) Мне главное, что свадьба-то обойдется без лишних расходов. Ну да и человек-то, по всему видно, хороший попался. (Акулине.) А тебя бог простит. Только берегись у меня в другой раз.
АКУЛИНА. Уж будьте благонадежны… Уж не возьму в другой раз столько посуды.