Александрия. Зал во дворце.
Входят Клеопатра, Хармиана, Ирада и Алексас.
Я музыки хочу, той горькой пищи,
Что насыщает нас, рабов любви.
Эй, музыканты!
Входит Мардиан.
Нет, не надо их. —
Давай в шары сыграем, Хармиана.
Болит рука. Вот с евнухом сыграй.
И правда, женщине не все ль едино
Что с евнухом, что с женщиной играть? —
Сыграем? Ты сумеешь?
Постараюсь.
Тот, кто старается — хотя бы тщетно, —
Уж этим снисхожденье заслужил.
Играть я расхотела! — Лучше дайте
Мне удочку. Пойдем к реке. Там буду
Под звуки дальней музыки ловить
Я красноперых рыбок, поддевая
Их слизистые челюсти крючком.
Рыб из воды вытаскивая, буду
Антониями их воображать
И приговаривать: «Ага, попался!»
Вот смех-то был, когда вы об заклад
Побились с ним — кто более наловит,
И выудил Антоний, торжествуя,
Дохлятину, которую привесил
Твой ловкий водолаз к его крючку.
В тот день — незабываемые дни! —
В тот день мой смех Антония взбесил,
В ту ночь мой смех его счастливым сделал.
А утром, подпоив его, надела
Я на него весь женский мой убор,
Сама же опоясалась мечом,
Свидетелем победы при Филиппах.
Входит гонец.
Ты из Италии? Так напои
Отрадной вестью жаждущие уши.
Царица! О царица!..
Он погиб?
Раб, скажешь «да» — и госпожу убьешь.
Но если скажешь ты, что жив Антоний,
Что он свободен, хорошо ему, —
Вот золото, вот голубые жилки
Моей руки, к которой, трепеща,
Цари царей губами прикасались.
О да, царица, хорошо ему.
Вот золото. Еще… Но ведь о мертвых
Мы тоже говорим: «Им хорошо».
Коль надо так понять твои слова,
Я этим золотом, его расплавив,
Залью твою зловещую гортань.
Царица, выслушай.
Да, говори.
Но доброго известья я не жду.
Ведь если жив и не в плену Антоний,
Зачем так сумрачно твое лицо?
А если ты принес беду — зачем
Ты человек, а не одна из фурий
Со змеями вместо волос?
Царица,
Желаешь ли ты выслушать меня?
Желаю, кажется, тебя ударить.
Но если скажешь ты, что жив Антоний,
Не пленник Цезаря и в дружбе с ним, —
Дождь золотой, жемчужный град обрушу
Я на тебя.
Он невредим, царица.
Прекрасно.
С Цезарем они в ладу.
Ты добрый человек.
Они друзья.
Я щедро награжу тебя.
Однако…
«Однако»? Вот противное словцо.
«Однако» — смерть хорошему вступленью.
«Однако» — тот тюремщик, что выводит
Преступника на волю. Слушай, друг,
Выкладывай все сразу, без разбора,
И доброе и злое. Ты сказал —
Он в дружбе с Цезарем, здоров, свободен.
Свободен? Нет, я так не говорил.
С Октавией Антоний крепко связан.
С Октавией? Что общего у них?
Постель.
Я холодею, Хармиана.
Антоний взял Октавию в супруги.
Чума тебя возьми!
(Сбивает гонца с ног.)
Царица, смилуйся!
Что ты сказал?
(Бьет его.)
Прочь, гнусный раб! Не то тебе я вырву
Все волосы и выдавлю глаза.
(С силой трясет его.)
Прутом железным будешь ты избит
И в едком щелоке вариться будешь
На медленном огне.
О, пощади!
Не я их поженил — я только вестник.
Скажи, что это ложь, и я тебе
Владенья дам. Я жребий твой возвышу.
Я ложь прощу. Разгневал ты меня,
А я тебя ударила — мы квиты.
Я одарю тебя. Таких сокровищ
Ты и во сне не видел.
Он женился.
Презренный раб! Ты слишком долго жил.
(Выхватывает кинжал.)
(в сторону)
Бежать!..
(Клеопатре.)
За что? Ведь невиновен я.
(Убегает.)
Остановись, приди в себя, царица!
Гонец не виноват.
А разве молния разит виновных?
Пусть в нильских водах сгинет весь Египет!
Пусть голуби преобразятся в змей! —
Вернуть сюда раба! Хоть я безумна, —
Не укушу его. Вернуть гонца!
Напуган он.
Его не трону я. —
Хармиана уходит.
Я руки обесчестила свои,
Побив слугу, меж тем как я сама
Всему причиной.
Возвращается Хармиана с гонцом.
Подойди, не бойся.
Плохую новость приносить опасно.
Благая весть хоть сотней языков
Пускай кричит; дурное же известье
Мы чувствуем без слов.
Свой долг я выполнял.
Так он женился?
Тебя сильней я не возненавижу,
Коль снова скажешь: «да».
Женился он.
Будь проклят ты! Все на своем стоишь?
Не смею лгать.
О, если б ты солгал! —
Пусть пол-Египта станет нильским дном,
Гнездилищем для гадов! — Убирайся! —
Будь даже ты красивей, чем Нарцисс, —
Ты для меня урод. Так он женился?
Царица, пощади.
Так он женился?
Не гневайся, что я тебя гневлю,
И не карай меня за послушанье.
С Октавией вступил Антоний в брак.
О! Весть принесший о таком злодействе
Сам разве не злодей? Прочь! Уходи!
Купец, мне римские твои обновки
Не по карману. Оставайся с ними
И разорись.
Гонец уходит.
Терпенье, госпожа!
Я Цезаря великого хулила,
Хваля Антония.
Да, много раз.
И вот наказана. Пойдем отсюда.
Я падаю… Ирада! Хармиана!..
Прошло. — Алексас, расспроси гонца,
Все об Октавии узнай: и возраст,
И какова она лицом и нравом.
Не позабудь спросить про цвет волос.
Все, что услышишь, мне перескажи.
Алексас уходит.
Навек рассталась с ним!.. Нет, не хочу!
То представляется он мне Горгоной,
То снова принимает облик Марса. —
(Мардиану.)
Пускай Алексас спросит у гонца,
Какого она роста. — Хармиана,
Не говори, но пожалей без слов. —
Ведите же меня в опочивальню.
Уходят.