На борту галеры Помпея, вблизи Мизенского мыса. Музыка.
Входят несколько слуг с вином и сластями.
Идут сюда. Кое-кто из этих могучих дубов еле держится на своих корнях; дунь ветерок — и они повалятся.
Лепид красен как рак.
Они сливают в него все опивки.
Как только один из них наступит другому на больную мозоль, Лепид кричит: «Будет вам!», задувает ссору, готовую разгореться, а сам разгорается, надуваясь вином.
Их-то он мирит, зато сам в непримиримом разладе с частями своего тела.
Вот что значит затесаться, не имея на то права, в компанию великих мужей. Какой толк от тяжеленного копья, если оно тебе не под силу? Такой же, как от ничтожного прутика.
Попасть в общество первейших людей и ничего в нем не значить — все едино что быть дырой на месте глаза и уродовать лицо.
Трубы. Входят Цезарь, Антоний, Помпей, Лепид, Агриппа, Меценат, Энобарб, Менас и другие военачальники.
Так водится у них. На пирамидах
Есть знаки, по которым измеряют
Разливы Нила. Если высоко
Стоит вода, ждать надо урожая,
А если низко — будет недород.
Когда вода спадает, земледелец
Бросает зерна в плодоносный ил,
А там уже недолго и до жатвы.
Слышал я, у вас там диковинные гады родятся.
Водятся, Лепид.
Ваши египетские гады заводятся в вашей египетской грязи от лучей вашего египетского солнца. Вот, например, крокодил.
Правильно.
(Лепиду)
Садись. Ну-ка, выпей. — Здоровье Лепида!
Я уже не очень-то… Но еще смогу за себя постоять.
Разве что на четвереньках.
Нет, в самом деле, я слышал, что эти, как их, пирамеи Птоломида — славные штучки. Нет, нет, не спорьте, — я сам это слышал.
(тихо, Помпею)
Помпей!
(тихо, Менасу)
В чем дело? На ухо шепни.
В сторонку отойдем. Тебе хочу
Сказать два слова.
(тихо)
Погоди. Сейчас. —
(Громко.)
Выпьем за здоровье Лепида!
А что за вещь — крокодил?
По виду он похож сам на себя. Вдоль он достигает размера собственной длины, а поперек — собственной ширины. Передвигается при помощи собственных лап. Питается тем, что съедает. Когда издохнет, разлагается, а душа его переходит в другое существо.
Какого он цвета?
Своего собственного.
Диковинный гад.
Что и говорить. А слезы у него мокрые.
Удовлетворит ли его такое описание?
Надеюсь, удовлетворит, если к этому прибавить все чаши, влитые ему в глотку Помпеем. А если нет, то вот уж подлинно ненасытная утроба.
(тихо, Менасу)
Отстань! Чего ты хочешь? Отвяжись!
Тебе я говорю?
(Громко.)
Где моя чаша?
(тихо)
Иль не достоин я, чтоб ты поднялся
Из-за стола и выслушал меня?
(тихо)
Да ты рехнулся. Говори, в чем дело?
Помпей и Менас отходят в сторону.
(тихо)
Всегда я предан был твоей фортуне.
(тихо)
Ты верно мне служил. Ну, продолжай!
(Громко.)
Друзья, вы что притихли?
Эй, Лепид,
Ты словно бы в песках зыбучих вязнешь.
Держись прямее, друг!
(тихо)
Ты хочешь стать владыкой мира?
(тихо)
Что?
(тихо)
Еще раз: хочешь стать владыкой мира?
(тихо)
Как это может быть?
(тихо)
Лишь согласись,
И, как бы ни казался я ничтожен,
Тебе весь мир я подарю.
(тихо)
Ты пьян?
(тихо)
Я чаши не пригубил. Пожелай —
И станешь ты Юпитером земным.
Границ не будет у твоих владений
Иных, чем океан и небосвод.
(тихо)
Как этого достичь?
(тихо)
На корабле твоем все триумвиры,
Что поделили мир между собой.
Я разрублю канат. Мы выйдем в море,
Там перережем глотки всем троим,
И ты — властитель мира.
(тихо)
Зря болтаешь
О том, что надо было сделать молча.
Такой поступок для меня — злодейство,
А для тебя — служенье господину.
Нет, выгоде я честь не подчиню.
Вини язык, что погубил он дело.
Свершенное одобрить бы я мог,
Замышленное должен осудить.
Забудь об этом. Пей вино.
(в сторону)
Довольно
Мне следовать за меркнущей звездой.
Того, кто хочет, но не смеет взять,
В другой раз не побалует удача.
Еще, друзья, за здравие Лепида!
Его пора бы на берег снести.
Я за него на здравицу отвечу.
Пью за тебя, Менас.
Друг, за тебя.
Полнее наливай.
(указывая на раба, который уносит Лепида)
Менас, гляди-ка, вот силач!
А что?
Не видишь ты? Несет он треть вселенной.
Ну и пьяна же эта треть. Будь так же
Пьян целый мир — он, верно б, зашатался.
И зашатается, — лишь сам напейся.
Что ж, выпьем, друг.
А все же до пиров александрийских
Нам далеко.
Не так уж далеко. —
Ну, чокнемся. Твое здоровье, Цезарь.
Уволь. Полощем мы мозги, полощем,
Они же все грязней. Противный труд.
Мгновенье так велит. Уж подчинись.
Уж лучше бы оно мне подчинилось.
Не есть, не пить четыре дня приятней,
Чем столько съесть и выпить — за один.
(Антонию)
Что, если на египетский манер
Устроить нам для завершенья пира
Вакхическую пляску?
Просим! Просим!
Ну, в хоровод! Живей! Кружиться будем,
Пока наш разум, побежденный хмелем,
Не погрузится в ласковую Лету.
Возьмитесь за руки и станьте в круг.
Пусть музыка неистовая грянет! —
Так. Становитесь. — Мальчик, запевай,
А громовой припев мы все подхватим,
И глоток не жалеть!
Музыка, Энобарб заводит хоровод.
ПЕСНЯ
Бахус, щедрый бог вина,
Напои нас допьяна.
Сердце наше
Укрепи,
Горе в чаше
Утопи.
Пусть в веселии хмельном
Мир заходит ходуном.
Мир заходит ходуном!
Не хватит ли? — Помпей, покойной ночи! —
Позволь мне, шурин, увести тебя. —
Долг на разгул взирает с укоризной.
Пора нам. От вина пылают щеки.
Наш стойкий Энобарб и тот размяк,
А я едва владею языком.
В шутов преобразил нас буйный хмель.
Да что тут рассуждать? Покойной ночи. —
Антоний, руку!
Что ж, на берегу
Мы встречу повторим.
Еще бы. Руку!
Мой отчий дом ты захватил, Антоний,
Но все едино — мы теперь друзья.
Спускайся в лодку.
Тише, не свалитесь. —
Все, кроме Энобарба и Менаса, уходят.
А я останусь здесь.
В моей каюте. —
Эй, барабаны, трубы, флейты! Гряньте!
Пускай Нептун послушает, как мы
Прощаемся с великими мужами.
Ну, жарь вовсю, чума вас разрази!
Трубы и барабаны.
Эй! Шапки в воздух!
Эге-гей! — Пойдем.
Уходят.