Там же. Покой во дворце.
Входят Хармиана, Ирада, Алексас и прорицатель.
Сиятельнейший Алексас, сладчайший Алексас, наипревосходнейший Алексас, почти всесовершеннейший Алексас! Где же тот прорицатель, которого ты так расписывал царице? Мне не терпится узнать что-нибудь о будущем супруге, который, по твоим словам, будет венком прикрывать свои рога!
Эй, прорицатель!
Я к твоим услугам.
Так это он? — Ты, говорят, всеведущ?
Порой в великой книге тайн природы
Мне удается кое-что прочесть.
(Хармиане)
Пускай он взглянет на твою ладонь.
Входят Энобарб и слуги.
(слугам)
Живее, ужин! И вина побольше.
Мы будем пить за здравье Клеопатры.
Дай, добрый человек, судьбы мне доброй.
Дать не могу, могу лишь предсказать.
Ну, предскажи.
Краса твоя безмерно возрастет.
В толщину?
Нет, к старости ты начнешь без меры краситься.
Только бы не украситься морщинами.
Не сердите его пророческое величество. Будьте почтительнее.
Тсс!
Влюбленной будешь чаще, чем любимой.
Еще чего! Лучше уж я тогда буду распалять печень вином,6 чем любовью.
Да не прерывай ты его, дай послушать.
Ну, предскажи мне что-нибудь чудесное. Пусть я в один прекрасный день выйду замуж сразу за трех царей и тут же овдовею. Пусть я в пятьдесят лет разрешусь младенцем, который наведет страх на самого Ирода Иудейского. Пообещай, что я стану женой Октавия Цезаря и, стало быть, сравняюсь с моей государыней.
Ты госпожу свою переживешь.
Бог это чудесно! Долголетие для меня слаще винных ягод.
Ты счастья больше испытала в прошлом,
Чем испытаешь впредь.
Тогда похоже на то, что не дождаться мне знатного потомства. Поведай же мне, сколько я рожу сыновей и дочерей.
Будь каждое твое желанье чревом,
Имела бы ты миллион детей.
Пошел вон, дурак! Прощаю тебе только потому, что ты не человек, а колдун.
А ты думала, что о твоих желаниях знает только твоя постель?
Нет, постой! Погадай теперь Ираде.
Мы все хотим знать, что нас ждет.
Во всяком случае, что ждет сегодня и меня и многих из вас, я знаю. Мы напьемся до бесчувствия.
По линиям этой руки можно предсказать только одно: целомудренную жизнь.
Так же как по высокой воде Нила можно предсказать… недород.
Да замолчи ты, ненасытная распутница, ты-то уж не берись гадать.
Если влажная ладонь не предвещает плодовитости, то, стало быть, я не умею и за ухом почесать. — Послушай, предскажи ей что-нибудь самое обычное.
Вас ждет одна судьба.
Но какая? Какая? Расскажи подробнее.
Я все сказал.
Неужели я ни на волос не счастливее, чем она?
Ну, а если и счастливее на один волос, то где бы ты хотела, чтоб он вырос?
Только не в носу у моего мужа.
Да спасут нас небеса от непристойных догадок. Ну, а теперь Алексас! Теперь его будущее. Всеблагая Изида! Сделай так, чтобы он женился на колченогой. И чтобы она умерла, а он нашел сокровище еще почище. И так далее, пока наконец самая отъявленная дрянь не проводит его, хохоча и приплясывая, в могилу после того, как он станет стократ рогат. Добрая Изида, услышь мою молитву! Откажи мне в чем угодно, только не в этом. Прошу тебя, милосердная Изида!
Аминь. Благосклонная богиня, внемли нашей мольбе. Обидно видеть порядочного мужчину, женатого на распутной бабе, но еще обиднее смотреть на прохвоста, которому не наставлены рога. А потому, милостивая Изида, воздай ему по заслугам хотя бы для соблюдения благопристойности.
Аминь.
Смотри-ка! Если бы это зависело от них, они с радостью стали бы непотребными тварями, лишь бы украсить меня рогами.
Тсс! Тише вы! — Антоний.
Нет, — царица.
Входит Клеопатра.
Вы видели Антония?
Нет, государыня.
Он не был здесь?
Нет, госпожа.
Он собирался нынче веселиться, —
И вдруг о Риме вспомнил. — Энобарб!
Что, государыня?
Сыщи его
И приведи сюда. А где Алексас?
Здесь, госпожа. — А вот и сам Антоний.
Входят Антоний, гонец и свита.
И не взгляну. Идемте все отсюда.
Клеопатра, Энобарб, Алексас, Ирада, Хармиана, прорицатель и слуги уходят.
Тогда твоя жена пошла войною…7
На моего родного брата?
Да.
Они, однако, вскоре помирились,
Чтоб двинуться на Цезаря совместно,
Но в первом же бою разбил их Цезарь,
И оба из Италии бежали.
Так. Худших нет вестей?
Дурные вести
Нередко вестнику грозят бедой.
Когда он их несет глупцу иль трусу.
Все говори. Что было — не изменишь.
Дороже лести мне любая правда,
Хотя бы даже в ней таилась смерть.
Есть горькое известье. Лабиен8
С парфянским войском перешел Евфрат
И вторгся в Азию. Его знамена
Над Сирией, и над Лидийским царством,
И над Ионией победно реют,
В то время как…
Чего ж осекся ты?
В то время как Антоний…
О властитель!
Чего стесняться? Не смягчай молвы.
Как в Риме называют Клеопатру,
Так и зови ее. Кори меня,
Как Фульвия корит. Перечисляй
Мои грехи с суровой прямотой,
Присущей лишь правдивости и гневу.
Потворство взращивает сорняки,
Пропалывает душу укоризна.
Ступай!
Твоим веленьям подчиняюсь.
(Уходит.)
Что сообщают нам из Сикиона9?
Эй, кто из Сикиона? Где гонец?
Он здесь и ждет приказа.
Пусть войдет. —
Нет, крепкие египетские путы
Порвать пора, коль не безумец я. —
Входит второй гонец.
Ну, с чем ты? Говори!
Твоя супруга, Фульвия, скончалась.
Скончалась Фульвия? Где?
В Сикионе.
(Подает письмо.)
Здесь о ее болезни ты прочтешь
И о других событиях важнейших.
Ступай.
Второй гонец уходит.
Ушла великая душа.
И этого я сам желал. Как часто
Хотим вернуть мы то, что лишь недавно
С презрением отшвыривали прочь,
А то, что нынче нам приятно, вдруг
Становится противным. О, когда бы
Могла исторгнуть мертвую из гроба
Ее туда толкавшая рука!
Усопшая, она мне вновь близка…
Расстаться надо с этой чародейкой,
Не то бездействие мое обрушит
Сто тысяч бед на голову мою. —
Эй, Энобарб!
Входит Энобарб.
Что приказать изволишь?
Уехать надо мне, и поскорей.
Но этим мы убьем здешних женщин. Известно, как убийственна для них суровость. А уж если мы уедем — перемрут все до одной.
Мне надо ехать.
Ну если уж так необходимо, то пусть их умирают. Было бы жалко морить женщин из-за выеденного яйца, но когда речь идет о важном деле, то всем им цена — ломаный грош. Клеопатра первая умрет на месте, чуть только об этом прослышит. Она умирала на моих глазах раз двадцать, и притом с меньшими основаниями. Она умирает с удивительной готовностью, — как видно, в смерти есть для нее что-то похожее на любовные объятия.
Никто не знает, как она хитра.
О нет! Все ее порывы — искреннейшие проявления чистейшей любви. Мало сказать, что ее вздохи — ветер, слезы — дождь, Нет, таких ураганов и ливней не отмечал ни один календарь. Это не хитрость. А если хитрость, то Клеопатра повелевает бурями не хуже, чем сам Юпитер.
Зачем я только увидал ее!
Как можно об этом жалеть? Если бы ты ее не увидел, то прозевал бы одно из чудес света. Не удостойся ты этого счастья, пришлось бы считать, что странствовал ты напрасно.
Фульвия умерла.
Что?
Фульвия умерла.
Фульвия?
Умерла.
Ну что ж, принеси богам благодарственную жертву. Когда их божественным величествам заблагорассудится прибрать к себе мужнюю жену, то мужу следует утешаться мыслью о том, что найдутся портные, которые сошьют ему новое платье взамен старого тряпья. Коли бы в мире не существовало других женщин, то потеря Фульвии была бы тяжелым ударом, тут было бы о чем горевать. Но твоя беда поправима: износилась старая исподница, будет новая юбка. Поверь мне, надо натереть глаза луком,10 чтобы плакать по такому поводу.
Я должен сам распутать те узлы,
Что Фульвия связала.
А как же твоя здешняя связь? И как будет выпутываться Клеопатра, если ты будешь распутываться далеко отсюда?
Довольно шуток. Объяви приказ
Моим военачальникам. Я сам
Причины столь поспешного отъезда
Царице объясню и с ней прощусь.
Смерть Фульвии — одно лишь из событий,
Которые зовут меня домой.
Осведомленные друзья мне пишут,
Чтоб я вернулся в Рим без промедленья.
На Цезаря восставший Секст Помпей
Над морем властвует.11 А наш народ,
Что переменчив в склонностях своих
И ценит по заслугам только мертвых,
Достоинства великого отца
Приписывает сыну. И Помпей,
Который именем своим и войском
Сильней, чем мужеством и бранной славой,
Превознесен молвою, как герой.
Я вижу в нем угрозу государству.
Да, потаенно созревает нечто;
Оно уже не мертвый конский волос,
Еще не ядовитая змея.12
Так передай, чтобы мои войска
Готовились к отплытью.
Передам.
Уходят.