Госпожа Шушан, которую читатель, надеюсь, ещё не забыл, узнав, что священник разыскивал Абисогома-агу и вслед за ним помчался в мастерскую Дереника, не медля ринулась туда же, с целью не дать перехватить свою добычу, и дула вперёд до тех пор, пока не оказалась в нескольких шагах от священника, уже успевшего ловко спровадить цирюльника и теперь рекомендовавшего сотоварища в следующих выражениях: «Ушёл шельмец… Прошу прощения, что я должен был раньше сказать вам правду, но не сказал… Этот брадобрей — известный всем плут и вымогатель… Не помню ни одного новоприезжего, у которого он не выклянчил сколько-нибудь денег. Словом, негодяй, каких мало. Будучи исповедником, долгом своим считаю остеречь вас от людей, кои ищут сблизиться с состоятельными господами исключительно ради корысти. О, я ненавижу их!»
— Благодарствую за ваше добросердечие и человеколюбие.
— Не потворствуйте им. Подобным прохвостам только повадку дай…
— Нет, не буду.
— Не скажете ли вы мне, святой папаша, какое у вас дело до Абисогома-аги? — спрашивает вдруг госпожа Шушан, как вы знаете, нагнавшая своего конкурента уже вблизи мастерской Дереника.
— Одно маленькое дело.
— Нет, ты не должен иметь до него никакого дела. Ты выполняй уж, будь добр, свои обязанности, а в чужие не суйся. Постыдился бы! Пойдёмте, Абисогом-ага!
И госпожа Шушан тянет Абисогома-агу за правую руку.
— Нет, это ты постыдись! У нас с Абисогомом-агой дельце есть. Пойдёмте, Абисогом-ага!
И священник тянет Абисогома-агу за левую руку.
— Святой отец, а ведёт себя как не подобало бы и всякому смертному.
— Замолчи!
— Не замолчу!
— Отпусти мою руку! — говорит Абисогом-ага.
— Не отпущу! — отвечает госпожа Шушан. — Вы со мной пойдёте!
— Нет, он со мной пойдёт! — настаивает священник.
— Из-за нескольких сот пиастров ты хочешь сделать этого мужчину несчастным?! Ты в девушках не смыслишь.
— Не ори. Позволить вам ограбить нашего благородного гостя? Ты этого добиваешься?
— Зачем вы дерётесь, люди? Вам не стыдно? Я не хочу никакой девушки!
— Нет, — отвечает госпожа Шушан, — я найду вам хорошую девушку, но если вы решили, чтоб её искал святой папаша, то для вас это кончится… бесчестьем.
— Наоборот, если жених ищет себе невесту через священника, значит, он дорожит своей честью… Пойдёмте, Абисогом-ага.
— Не позволю!
— Пойдёмте, Абисогом-ага.
— Не позволю! Он никуда не уйдёт, нам с ним на смотрины пора…
Вся эта сцена происходила возле мастерской Дереника, на глазах у небольшой толпы зевак, исполнявших роль зрителей, и она ещё продолжалась, когда Манук-ага, вынужденный непременно разыскать Абисогома-агу, оказался здесь, увидел Абисогома-агу, которого за одну руку тянул за собой священник, за другую — госпожа Шушан, помог ему вырваться из рук этих злодеев, обозвал как попа, так и сваху бранными словами и с криком прогнал их прочь.
— Ах, — сказал Манук-ага, обратившись затем к Абисогому-аге, — а ведь во всём виноваты вы: поблажаете им, а все они лишь для того сгибаются перед вами, чтобы попользоваться от вас.
— Это правда?
— Зачем мне врать? Затеяли жениться, да? Ну и прекрасно. Я найду вам девушек, выберете из них, какая вам больше понравится, да и возьмёте её в жёны.
— Ты прав.
— Я покажу вам девушек из самых почтенных семейств.
— Покажи.
— Прошли те времена, когда невест через посредников искали.
— Да?
— Это даже стыдно, в конце концов!
— Коли стыдно, мы сами найдём.
— Я помогу вам выбрать девушку на ваш вкус.
— Благодарствую.
— А для начала дайте мне пока пятьдесят золотых.
— Что? Не понимаю.
— Я говорю дайте мне пятьдесят золотых.
— Как? Зачем?
— Аллах, аллах! Раз говорю, значит, знаю зачем. Неужели вы думаете, возьму ваши деньги и бесследно исчезну?
— Не исчезнешь, но всё же…
— Боитесь дать мне пятьдесят золотых, а с вас уже и так не меньше причитается… Вы нас в большие расходы ввели.
— Откуда? Что за расходы такие?
— Я же не мог всё подряд записывать! Супруга моя знает. Но оставим сейчас этот вопрос.
— Нет, не оставим… Пятьдесят золотых… Сколько дней, как я?..
— Послушайте, я призанял у одного денег, сегодня он потребовал вернуть ему долг, без ножа зарезал, если завтра не верну, нас выселят из дому. Это будет позор для меня, но и вам не сделает чести. Дайте мне пока сколько прошу, а расчётами займёмся после.
— Господи владыко, какая срамота!
— А когда найду вам барышню, за посредничество ничего у вас не возьму. Дайте же мне эти пятьдесят золотых, ну дайте.
— Почему? Что я тебе сделал?
— Почему? Вы не понимаете простых вещей. Сожалею об этом. Сделайте, что я вам говорю. Ну, почему вы отказываете в пятидесяти золотых?
— Не дам! И сегодня же уйду из твоего дома!
И, разговаривая таким образом, они быстро шагали по улице.
— Добро бы дело шло о крупной сумме, а то — пятьдесят золотых! Право слово, не ожидал я от вас, надеялся…
— Не надейся!
— Стоит ли вам спорить из-за пустяков? Нет, не вяжется это с вашим именем, с возвышенностью вашей души.
— Сегодня же заберу мои сундуки и уеду!
— Уехать вы можете, но только как дадите пятьдесят золотых.
— Не дам!
— Дадите!
Продолжая пререкаться и горячиться, они оба подошли к дому № 2 и у его ворот встретили священника, цирюльника и госпожу Шушан.
— Уходите! Убирайтесь вон! Видеть вас не могу!.. О господи! закричал Абисогом-ага, увидев эту компанию.
Потом он вошёл в дом, хлопнул дверью, поднялся к себе и, к удивлению хозяйки, начал увязывать своё добро в сундуки.
— Почему укладываетесь, ваша милость? — спросила хозяйка.
— Уезжаю! Должен уехать! Не хочу жениться — передумал!
— Вас рассердили?
— Нет!
— Но вы так расстроены…
— Не расстроен!
— Абисогом-ага, дорогой, Манук-ага должен был попросить у вас пятьдесят золотых… Попросил?
— Попросил.
— Мы ошиблись…
— Да? Ошиблись?
— Да. Не пятьдесят золотых, а сто пятьдесят мы хотели бы получить. Сделайте нам, друг мой, это добро, и мы по милости вашей великой из долгов выйдем…
Тотчас после слов хозяйки, словно по мановению волшебного жезла, Абисогом-ага перевязывает сундуки, выбегает из дому, приводит носильщиков, взваливает на них свою поклажу и вместе с ними снова выскакивает на улицу.
Цирюльник, священник, госпожа Шушан и Манук-ага следуют за ним по пятам до… дверей гостиницы, и здесь Абисогом-ага скрывается из виду, и преследователи его, кроме Манука-аги, расходятся в разные стороны, а Манук-ага предстаёт перед Абисогомом-агой, с тем чтобы домогаться удовлетворения своих денежных претензий.
И с той поры Абисогома-агу больше никто не встречал. Известно также, что после входа его в гостиницу, несколько недель подряд у её дверей ежедневно показывались редактора, стихотворцы и другие авторы с прижатыми под мышками толстыми пакетами.
Таким образом, человек, приехавший в Константинополь приискать невесту и жениться, даже не посватался — за отсутствием времени — и поспешно покинул столицу, или, что называется, едва ноги унёс. Но неизгладимую память оставил он по себе в умах просвещённых соотечественников.
Стоит лишь сойтись где-нибудь нескольким авторам, как они уже говорят: «Да, задали мы страху Абисогому-аге!» — и прыскают со смеха.
А когда эти же авторы испытывают муки безденежья, они говорят: «Господи, пошли нам одного Абисогома-агу!» и мысленно добавляют: «Ищите Абисогома-агу, остальное приложится».
Богачи тоже нет-нет, да и поминают его. «Я вам не Абисогом-ага», — урезонивает иной из них нашего интеллигента, обратившегося к нему с просьбой оказать покровительство.
Мы же, не представившиеся Абисогому-аге, публикуем сие произведение не столько с целью осуждения и осмеяния отечественных редакторов, поэтов и других авторов, как из желания показать грядущим поколениям плачевное бытие интеллигентов нашего времени и ужасное равнодушие толстосумов к национальной культуре.