Уго. Нет ничего более неуместного, чем человек, продолжающий играть, когда другим надоело. Я совсем не прошу тебя мне помогать. Боже упаси! Я только хочу, чтобы ты мне не мешала.
Жессика. Хорошо же. Делай, что хочешь, если уж ты решил, что я должна существовать вне твоей жизни. Только забери револьвер, он мне карман оттягивает.
Уго. Если заберу, ты уйдешь?
Жессика. Возьми сначала.
Уго берет револьвер и кладет его в карман.
Уго. Теперь уходи.
Жессика. Минутку! Имею я право осмотреть рабочее место моего мужа? (Подходит к письменному столу Хёдерера. Указывая на него.) Кто здесь сидит? Он или ты?
Уго(неохотно). Он. (Показывая на второй стол.) Я работаю за этим столом.
Жессика(не слушая его). Это его почерк? (Берет листок с письменного стола.)
Уго. Да.
Жессика(сильно заинтересовавшись). Вот как!
Уго. Положи.
Жессика. Ты заметил, какой странный почерк? Он каждую букву пишет отдельно.
Уго. Ну и что?
Жессика. Как ну и что? Это очень важно.
Уго. Для кого?
Жессика. Для того, кто хочет узнать его характер. Нужно же знать, кого убиваешь. А какой зазор он оставляет между словами! Каждая буква как островок, а слово - архипелаг. Это что-нибудь да значит.
Уго. Что?
Жессика. Не знаю. Как обидно: здесь все можно прочитать - и его детские воспоминания, и про женщин, которые у него были, и как он влюбляется, а я читать не умею... Уго, купи мне книгу по графологии, я чувствую, что я очень способная.
Уго. Куплю, если сейчас же уйдешь.
Жессика. А это, кажется, табурет для игры на фортепьяно?
Уго. Он самый.
Жессика(садится на табурет и кружится). Как хорошо! Значит, он усаживается, закуривает, начинает говорить и крутится на табурете.
Уго. Да.
Жессика вынимает пробку из графина, стоящего на письменном столе, и нюхает содержимое.
Жессика. Он пьет?
Уго. Как сапожник.
Жессика. Во время работы?
Уго. Да.
Жессика. И никогда не напивается?
Уго. Никогда.
Жессика. Надеюсь, ты не пьешь, когда он тебе предлагает, ты же не выносишь спиртного.
Уго. Не изображай из себя старшую сестрицу; я прекрасно знаю, что не переношу ни алкоголя, ни табака, ни горячего, ни холодного, ни сырого, ни запаха сена, ни чего-либо другого.
Жессика(медленно). Он говорит, курит, пьет, крутится на табурете...
Уго. Да, а я...
Жессика(заметив плитку). А это что? Он сам себе готовит?
Уго. Да.
Жессика(смеется). Зачем? Я могу ему готовить, я же готовлю для тебя, он мог бы обедать с нами.
Уго. У тебя так хорошо не получится, и потом ему это, кажется, нравится. Утром он варит нам кофе. Прекрасный контрабандный кофе.
Жессика(показывая на кофейник). Здесь?
Уго. Да.
Жессика. Этот кофейник ты держал в руках, когда я вошла?
Уго. Этот.
Жессика. А зачем ты его взял? Ты искал что-нибудь?
Уго. Не знаю. (Пауза.) Когда он к нему прикасается, тот обретает реальность. (Берет кофейник.) Все, к чему он прикасается, становится реальным. Он разливает кофе в чашки, я пью, смотрю, как он пьет, и чувствую, что он ощущает истинный вкус кофе. (Пауза.) И этот подлинный вкус исчезает, и настоящее тепло, и свет. Только вот это остается. (Показывает на кофейник.)
Жессика. Что - это?
Уго(широким жестом обводя комнату). Все это ложное. (Ставит кофейник на место.) Я живу в декорации. (Задумывается.)
Жессика. Уго!
Уго(вздрагивая). Да?