Сад Оливии.
Входят сэр Тоби, сэр Эндрю и Фабиан.
Пойдешь с нами, синьор Фабиан?
Еще бы! Пусть меня заживо сожрет меланхолия, если я упущу хоть крупицу этого развлечения.
А ты хотел бы, чтобы этого мерзавца, этого ничтожного кусачего пса опозорили на глазах у всех?
Запрыгал бы от радости: вы же знаете, он рассказал, что я занимался здесь медвежьей травлей, и с тех пор госпожа меня не жалует.
Сейчас мы ему такую медвежью травлю устроим, что он позеленеет от злости. Мы чучело гороховое из него сделаем. Правда, сэр Эндрю?
Лопнуть нам на месте, если не сделаем.
А вот и маленькая негодница явилась.
Входит Мария.
Ну, что нового, золото мое индийское?
Скорее спрячьтесь за буксом, сюда идет Мальволио. Он сейчас на солнцепеке добрых полчаса обучал собственную тень хорошим манерам. Если вам охота позабавиться, следите за ним, ручаюсь, это письмо так вскружит ему голову, что он совсем одуреет. Прячьтесь же, не то конец нашей шутке. А ты лежи тут (бросает на землю письмо): сюда плывет рыбка, которая только на лесть и клюет. (Уходит.)
Входит Мальволио.
Это зависит от удачи. Все зависит от удачи. Мария как-то сказала мне, будто я нравлюсь графине, да и сама графиня однажды намекнула, что влюбись она, так обязательно в человека вроде меня. И обходится она со мной куда уважительней, чем с другими домочадцами. Какой из этого вывод?
Вот самоуверенная скотина!
Тише! Он размечтался и стал вылитый индюк! Глядите, как распускает хвост и пыжится!
Прямо руки чешутся намять бока скоту!
Тише вы!
Стать графом Мальволио!
Ox, пес!
Пристрелить собаку на месте!
Тише, тише!
Идти за примером недалеко: всем известно, что графиня Стрейчи вышла замуж за собственного камер-лакея.
Вот Иезавель бесстыжий!28
Да тише вы! Теперь он совсем размечтался: ишь как его распирает.
Я уже три месяца женат на ней и вот сижу в своем кресле под балдахином…
Арбалет мне! Глаз ему выбить!
…в бархатном расшитом халате; и призываю слуг; и я только что поднялся с ложа, где еще спит Оливия…
Разрази его гром!
Тише! Тише!
…и тут на меня находит каприз; я медленно обвожу всех взглядом, словно говорю, что хорошо бы им знать свое место, как я знаю свое, и сразу велю позвать моего родственника Тоби.
Чтоб его на части разорвало!
Тише! Тише! Тише! Ну, ну?
Семеро слуг угодливо бегут за ним, а я продолжаю сидеть нахмурившись и, может быть, завожу часы или играю своей… какой-нибудь драгоценной безделушкой. Входит Тоби, отвешивает низкий поклон…
Я ему голову сверну!
Тише! Молчите, даже если из вас будут тянуть слова клещами.
Я протягиваю ему руку вот так, смягчая свой строгий и властный взгляд милостивой улыбкой…
И Тоби не дает тебе затрещины?
…и говорю: «Кузен мой Тоби, поелику благосклонная судьба соединила меня с вашей племянницей, я вправе обратиться к вам с увещанием».
Что, что?
«Вам не приличествует пьянствовать…»
Умри, мерзавец!
Ну потерпите еще, иначе мы сами же выбьем зубы нашей затее.
«К тому же вы расточаете ваше бесценное время с этим олухом… с рыцарем…»
Ей-богу, он это обо мне!
«…с этим сэром Эндрю».
Так я и знал, что обо мне! Сколько раз меня уже называли олухом!
А что это тут лежит перед нами? (Поднимает письмо.)
Сейчас птичка попадется в силок!
Тише! Хоть бы бог насмешки надоумил его прочесть письмо вслух!
Почерк графини, клянусь жизнью! Ее "б", ее "в", ее "п"; и заглавное "М" она всегда так пишет. Несомненно ее почерк, тут и думать нечего!
Ее "б", ее "в", ее "п"… Что это значит?
«Моему безыменному возлюбленному вместе с наилучшими пожеланиями». И слог ее! Не обессудь, воск! Аккуратней! И печать с головой Лукреции: она всегда пользуется этой печаткой. Интересно, кому это она пишет?
Увяз с головой и потрохами!
(читает)
"Я пленена,
Но кем, —
Молчать должна:
Язык, будь нем!"
«Язык, будь нем». А дальше что? Размер меняется. «Язык, будь нем». Вдруг это о тебе, Мальволио?
Вздернуть бы тебя, барсук вонючий!
(читает)
"Хотя могу повелевать
Любимым я, но на уста
Легла молчания печать:
М.О.А.И. — моя мечта".
Вот так головоломка!
Ну не молодчина ли девка!
«М.О.А.И. — моя мечта»! Да, это нужно хорошенько обмозговать, обмозговать, обмозговать…
И тухлую же приманку она ему подкинула!
А наш сокол налетел на нее, как стервятник!
«Хотя могу повелевать любимым я»… Конечно, она может мной повелевать: я ей служу, она моя госпожа. Это всякому разумному человеку понятно, тут все ясно как день. Но вот конец, — что может значить такое расположение букв? Если бы они складывались в мое имя… Ага! М. О. А. И…
А ну-ка, а ну, пусть поломает себе голову: он сбился со следа.
Не беспокойтесь; эту дрянь даже такой паршивый пес учует: от нее воняет, как от лисицы.
"М" — Мальволио. Да, с "М" начинается мое имя.
Что я вам говорил? Дворняга всегда бежит по ложному следу!
"М", — но в середине все перепутано и ничего не получается: вместо "А" стоит "О".
Надеюсь, он и в конце закричит: "О"!
Будь спокоен, а не то я его так отлупцую, что он поневоле взревет: "О"!
«АИ» стоят рядом.
«Айкать» тебе тоже придется немало: не знаю, как насчет почестей, а уж насмешки тебе обеспечены.
«М.О.А.И.» — это будет похитрее, чем начало. Но если нажать, все станет по местам, потому что в моем имени есть каждая из этих букв. Так, так! Дальше идет проза. (Читает.)
"Если это попадет тебе в руки, — вникни. Волею судеб я стою выше тебя. Но да не устрашит тебя величие: одни рождаются великими, другие достигают величия, к третьим оно нисходит. Фортуна простирает к тебе руки. Овладей ими во всеоружии ума и смелости и, дабы приучить себя к тому, что может стать твоим, сбрось убогую оболочку и явись как заново рожденный. Будь хмур с родственником, надменен с челядью, громогласно рассуждай о делах государственных, порази всех странностью повадок: это советует тебе та, что вздыхает по тебе. Вспомни, кого восхищали твои желтые чулки, рождая желание видеть их всегда подвязанными крест-накрест. Вспомни, говорю тебе! Смелей, ты займешь высокое положение, если пожелаешь, а если нет, то пусть ты останешься для меня дворецким, жалким слугой, недостойным коснуться перстов Фортуны. Прощай. Та, что поменялась бы с тобой жребием.
Счастливая Несчастливица".
Теперь я как среди ровного поля в белый день: все кругом видно, не заблудишься. Я буду надменным, я начну читать политические трактаты, не дам спуску сэру Тоби, порву низменные знакомства, я буду таким, как требуется. Уж на этот раз я себя не обольщаю, не заношусь в мечтах: кто ж усомнится сейчас в том, что графиня меня любит? Она недавно хвалила мои желтые чулки, одобряла подвязки крест-накрест. В этом письме она признается мне в любви и тонкими намеками учит одеваться по ее вкусу. Хвала небу, я счастлив! Я буду загадочен, груб, в желтых чулках, спозаранку подвязан крест-накрест. Слава богам и моей счастливой звезде! Но здесь есть еще приписка. (Читает.)
«Ты не можешь не угадать, кто я такая. Если ты не отвергаешь моей любви, дай мне об этом знать улыбкой: улыбка тебе очень к лицу, поэтому, прошу тебя, драгоценный мой возлюбленный, в моем присутствии всегда улыбайся».
Примите мою благодарность, боги! Я буду улыбаться, я сделаю все, что ты пожелаешь! (Уходит.)
Такое представление я не променял бы на пенсию в тысячу золотых от самого персидского шаха!
Я прямо готов жениться на этой девчонке за ее выдумку!
И я готов!
И мне не нужно другого приданого, кроме второй такой шутки!
И мне не нужно!
А вот и наша достопочтенная охотница за дураками!
Входит Мария.
Хочешь, я стану перед тобой на колени?
И я тоже.
Может, мне проиграть в кости свободу и сделаться твоим рабом?
Слушай, а может, и мне сделаться?
Ты навеяла на него такие сладкие грезы, что он просто рехнется, проснувшись.
Нет, скажите правду, подействовало на него?
Как водка на повивальную бабку.
В таком случае, если хотите посмотреть, что выйдет из нашей затеи, будьте при его первой встрече с госпожой: он наденет желтые чулки, — а она терпеть не может этот цвет, — и перевяжет их крест-накрест, — а она ненавидит эту моду, — и будет ей улыбаться, — а это так не подходит к ее теперешнему расположению духа, к меланхолии, в которую она погружена, что она непременно на него разозлится. Если хотите видеть это, идите за мной.
За таким остроумнейшим дьяволенком хоть в самый Тартар29!
Ну и я не против Тартара!
Уходят.