Сделав заказ кузнецу, Родимцев направился к берегу озера, туда, где сержанты ордена тамплиеров устроили водопой для лошадей. Григорий подошел к своему расседланному коню, который жадно пил воду из озера. Перед ним раскинулась водная гладь Галилейского моря, которое Родимцев помнил на картах двадцать первого века, как озеро Кинерет. Водоем славился питьевой водой хорошего качества.
Григорий смотрел вдоль городских стен на северо-западный берег озера, где возвышались два больших холма, называемые Рогами Хитина. Там наверху в нескольких километрах от озера когда-то состоялась печально знаменитая битва крестоносцев с армией Саладина. В тот раз крестоносное войско, движущееся на Тибериаду со стороны Акры, в такую же жару не сумело дойти до воды. И это предопределило печальный исход сражения. Следствием поражения стал захват Саладином Иерусалима. А все из-за того, что питьевая вода в этих засушливых жарких краях является важнейшим стратегическим ресурсом. Без доступа к воде в этих краях сражаться чрезвычайно трудно. И ни в коем случае нельзя планировать сражение. Победить, не имея достаточного количества воды, почти невозможно, потому что и люди, и кони постоянно теряют жидкость, потея на жаре, и очень хотят пить.
У самой озерной воды все-таки было чуть менее жарко, чем в душном воздухе кривых городских улочек. И Родимцев присел в тени чахлой ивы на какой-то большой камень, оставшийся от старинной разрушенной постройки. Их лежало много у самой воды. Кресты, выбитые на этих камнях, говорили о том, что когда-то на этом месте находилась не то церковь, не то просто часовня, которую разрушили завоеватели. Какой-то сарацинский лучник пустил в сторону Григория с южной башни стрелу, но она бессильно воткнулась в песок, не долетев метров пятнадцать. Орденские сержанты, организовывая водопой, предусмотрели возможность вражеского обстрела, правильно определив безопасное расстояние.
Вдалеке начали раздаваться глухие удары. Это заработали катапульты осаждающих, бьющие по району городских ворот, расположенных в центральной части стены. За это время к христианам подошла пехота, надежно защитив все подходы к катапультам со стороны осажденных. И сарацины не рисковали делать вылазки. Скорее всего, они надеялись на прочность стен и ждали подмогу за которой уже были посланы корабли, отчалившие от городских причалов. Так что расслабляться не представлялось возможным.
Отдохнув несколько минут, Григорий поднялся с камня, внезапно вспомнив, что даже не позавтракал. Погладив боевого коня и оставив его заботам сержантов, он направился в расположение отряда. По его приказу братья-рыцари заняли здание постоялого двора, расположенного на въезде в город с юга, рядом с той мечетью, которую капелланы спешно переделывали в церковь. В постоялом дворе он прошел в трапезную, где сержант-кашевар выдал ему горячую арабскую лепешку и полную глиняную миску с овсянкой, густо приправленной трофейным изюмом, что было просто роскошью по нынешним временам, когда вокруг имелось столько голодающих и пострадавших от войны.
Бойцы отряда частично уже поели. Но несколько братьев-рыцарей еще сидели над своими мисками в просторном зале. Только Родимцев уселся на лавку за длинный деревянный стол и начал деревянной ложкой есть вкусную кашу, как подошел оруженосец и сообщил, что пойман какой-то важный сарацин и другие знатные пленные. И в отряде ожидают решения командира о том, что с этими людьми следует делать.
— Давай их прямо сюда по одному. Допрошу, пока ем. Только толмача из наших, который знает сарацинский язык, тоже приведи, — приказал Родимцев.
Первый пленный, которого звали Гюлен Бодар оказался местным купцом. Это был полный бородатый мужчина с пухлыми щеками, одетый в зеленый халат и тюрбан такого же цвета. На ногах его красовались мягкие кожаные туфли с длинными носками, загнутыми кверху. Рядом встал по стойке «смирно» сержант-полукровка по имени Жан, хорошо знающий язык и обычаи сарацин.
— Переведи ему, чтобы рассказывал, чем занимается и как может быть полезен христианам, — дал указания Грегор Рокбюрн.
Толмач перевел сказанное командиром отряда пленнику. И тот начал говорить. А сержант переводил.
— Я купец. Мне принадлежит вот этот постоялый двор, который вы захватили. Я много чего знаю, но пока вы не дадите мне гарантии, что будет возвращена моя собственность, ничего говорить не собираюсь, — важно сказал сарацин, гордо выпятив вперед толстое брюхо.
Родимцев, прищурившись, оглядел купчину, потом спросил:
— А если я дам тебе такие гарантии, то что ты интересного расскажешь?
— Например, у меня есть сведения о той армии, которую за городскими стенами ждут на подмогу, — сказал купец.
Командир отряда тамплиеров кивнул и проговорил:
— Отлично. После того, как закончится война, постоялый двор будет возвращен собственнику. Но без возмещения ущерба. Даю слово тамплиера. Так что скажешь?
— Из города на корабле послали гонцов, которые передадут в Дамаск и дальше султану Бейбарсу, что Тибериада в осаде и просит помощи, — поведал купец.
— Тоже мне секрет, это я и сам знаю, — усмехнулся Григорий. Он попросил толмача перевести купцу, что это не является тайной, а гораздо больше интересуют сведения о количестве, качестве и расположении сарацинских войск внутри города.
Но, ничего внятного, кроме того, что было и так известно от тех же госпитальеров и от Мансура, купец сообщить не мог. Остальные пленники, торговцы из продуктовых лавок, оказались еще менее информированными. Допрашивать таких пленных казалось пустой тратой времени. Один был торговцем оливковым маслом и оливками, другой продавал изюм и финики, третий специализировался на разных сортах орехов.
За беседой с пленными Гриша благополучно доел свою кашу и отставил в сторону миску, собираясь распорядиться, чтобы пойманных купцов пока держали под охраной на случай возможного обмена на пленных христиан. Имущество пленников, конфискованное по законам военного времени в их лавках, мешки с изюмом и орехами, а также емкости с оливками и маслом уже отдали на кухню отряда для пополнения рациона воинов ордена Храма. Грегор Рокбюрн мог бы, конечно, приказать вздернуть нехристей на дыбе и поджаривать им пятки, выпытывая сведения о тайниках с золотом, серебром и драгоценностями, но как же тогда христианская добродетель? Потому ничего подобного Григорий, конечно, не сделал.
Он уже собирался подняться из-за стола и уйти из трапезной, когда неожиданно привели еще одного задержанного, которого представили, как факира, пироманта и продавца шутих. Одетый в длинный полинялый плащ, когда-то красный, высокий мужчина лет пятидесяти, обросший длинными волосами, седыми усами и курчавой бородой был худым и загорелым, а его руки с длинными пальцами хранили следы ожогов. По виду он больше напоминал уроженца Индии, чем сарацина. Личность этого человека сразу заинтересовала Родимцева. Но, еще большее внимание привлек такой знакомый запах пороха, исходящий от незнакомца. Потому Григорий сразу сел обратно и продолжил допрос.
Выяснилось, что чутье не подвело Родимцева. Пленник на самом деле оказался иностранцем, уроженцем Индии Раджем Мугди. И он был настоящим факиром, странствующим аскетом, фокусником, глотателем и выдувателем огня, а также заклинателем змей. Так он сам говорил о себе, признавшись, что покинул Индию два десятка лет назад и с тех пор зарабатывает на жизнь, давая огненные представления, отлавливая змей, изготавливая и продавая хлопушки и бенгальские огни.
Григорий никак не ожидал встретить на окраине Тверии такого удивительного человека. Родимцев даже разнервничался. Пробарабанив пальцами по столу какую-то навязчивую мелодию из двадцать первого века, он проговорил:
— Так, так. На ловца и зверь бежит. Путешествующий артист огненного шоу, значит? Похоже, что ты то мне и нужен, любезный. Как раз для организации большого огненного представления. А ну-ка, показывай, где склад с твоим реквизитом? Надеюсь, что не разочаруешь меня.
Грегор Рокбюрн немедленно сам пошел за пленником, готовым показать свой склад и инвентарь, лишь бы его поскорее оставили в покое эти суровые христианские воины, так неожиданно вторгшиеся в город. Григорий дал распоряжение переводчику и еще двум сержантам следовать за собой. На всякий случай, ибо дело пахло настоящей военной тайной, которую следовало надежнейшим образом охранять.
Они прошли за постоялый двор в кривые и узкие улицы окраины. То были самые настоящие средневековые трущобы, где весь воздух пропитался смрадом и зловонием сточных канав и помоек. Следом за факиром они нырнули в какой-то захламленный запущенный дворик, в котором никого не было, прошли его насквозь, потом протиснулись сквозь заросли олеандра, поднялись на маленький холмик и оказались возле развалин какой-то старинной каменной постройки. Что это был за дом, понять не представлялось возможным, потому что весь верх сооружения отсутствовал, а остался лишь фундамент, растрескавшийся и весь заросший кустами и лианами. Но под ним уцелел подвал, куда и повел Григория факир.
По древней каменной лестнице с обломанными кое-где ступеньками они спустились в подземный коридор, свет в который просачивался сверху из щелей в растрескавшемся фундаменте. Здесь даже сохранились фрагменты штукатурки, когда-то расписанной вычурными узорами с растениями и животными. Но, понять всю картину по ее остаткам не представлялось возможным. Наконец они дошли до ржавой решетки с толстыми прутьями, перегораживающей проход. Впрочем, то была решетчатая дверь с замком, ключ от которого оказался висящим на шее факира.
С ужасным скрипом старая решетка открылась, и они оказались в довольно просторном зале, своды которого поддерживали перекрещенные арки, опирающиеся на мощные столбы. Свет в это помещение проникал сквозь два маленьких зарешеченных окошка, находящихся под самым потолком. По стенам стояли большие черные сундуки. А у противоположной стены на самодельной столешнице из досок, положенных на козлы, находилась настоящая химическая лаборатория с удивительными керамическими тиглями, колбами и ретортами, со ступками и весами. Что-то тут было похожее на самогонный аппарат, а в большом глиняном кувшине с крышкой обнаружился самый настоящий спирт. Во всяком случае, на это указывал характерный запах. В дальнем углу на одном из сундуков располагалась постель хозяина помещения.
Грегор Рокбюрн приказал открыть сундуки и не ошибся. Перед ним в небольших деревянных коробочках внутри сундуков был складирован самый настоящий готовый порох, а также его отдельные компоненты: сера, селитра и угольный порошок. Родимцев сразу прикинул, что этого небольшого порохового склада на первое время хватит для осуществления планов. Помещение оказалось выбранным удачно, располагалось вдали от посторонних глаз и было достаточно сухим.
Родимцев отобрал у факира ключ, взял его себе, запер железную решетку и распорядился установить возле важного объекта круглосуточный караул. Самого же индийского актера отвел обратно в постоялый двор, где велел посадить под домашний арест в одном из помещений, надежно охранять и хорошо кормить до особого распоряжения. То был пока самый важный пленник, услуги которого в скором времени понадобятся, потому что запасы пороха, разумеется, придется пополнять. Но, сначала предстояло сделать и опробовать огнестрельное орудие.
В первый день осада Тибериады не принесла желаемого эффекта. Противник отнюдь не выглядел деморализованным ударами катапульт. Да и стены пока крепко держались. Если что от них и откалывалось, так только незначительные кусочки камня на самом верху. Более того, ближе к вечеру сарацины предприняли кавалерийскую контратаку на позиции катапульт. И из пяти им удалось даже одну разрушить до того, как конница Монфора отбросила атакующих обратно к городским стенам. А на следующее утро контратака повторилась, правда, не столь успешно. Противника благополучно отбросили копейщики, охраняющие катапульты.
И все равно, враг совсем не выглядел сломленным. Сарацины даже попытались высадить в ночи десант с рыбацких лодок в районе расположения госпитальеров, но были отбиты. Только на участке тамплиеров пока, к счастью, ничего не произошло. Осада продолжалась в прежней поре. У осаждающих сил для штурма не имелось, а осажденные не могли организовать должное противодействие, чтобы попытаться осаду снять. Да они и не особенно спешили, надеясь на то, что Бейбарс достаточно быстро пришлет городу помощь.
Используя свободное время, Григорий спешно рисовал чертежи и таблицы для наведения, срочно вспоминая химию, баллистику и оружейное дело. К полудню следующего дня ему доложили, что кузнец закончил работу с заказом. А потому Родимцев поспешил в кузницу. Результатом работы парня он остался доволен. Перед ним на настоящем деревянном лафете, оборудованном прицельной перекладиной, стояла самая настоящая пушка. Получилось нечто вроде небольшой кулеврины, напоминающей уменьшенную копию горной гаубицы середины девятнадцатого века. Только довольно короткий ствол был выполнен не из бронзы, а из мягкого железа и снаружи имел шестигранную форму. Зато калибр в два дюйма при толстых стенках ствола выглядел достаточно убойным.
Дюбуа высверлил и обработал канал ствола достаточно аккуратно. Запальное отверстие тоже соответствовало чертежу. Конечно, очень повезло, что в захваченной кузнице имелась железная заготовка нужного размера и даже подходящие сверла, а также примитивный сверлильный станок. Но и парень, разумеется, очень постарался. И Родимцев дал ему серебряную монету, пока никто не видел. Такая пушечка, хоть и казалась небольшой, но, при правильном подборе заряда, могла наносить достаточно серьезный урон живой силе противника, пусть пока и на не очень далеком расстоянии.
— Я не знаю, для чего вам такая штуковина, мессир, но я старался, как мог. Спасибо большое, что оценили мой труд, — сказал парень, пряча монету в карман своего кожаного фартука.
— Если "штуковина", как ты выразился, хорошо сработает, то заказов будет много, — сказал Григорий, внимательно рассматривая обрезки железа, являющиеся отходами кузнечного производства. Потом добавил:
— И вот еще что. Собери мне вот эти небольшие кусочки металла, которые валяются на полу, в отдельный мешочек. Я заберу чуть позже вместе с изделием.
Примерно рассчитав заряд, Родимцев вернулся на затрофеенный пороховой склад и взял оттуда нужное количество пороха. Порох у индуса оказался довольно примитивным, дымным и представлял собой отнюдь не гранулы, а мякоть, подверженную накоплению атмосферной влаги. Технологию предстояло совершенствовать. Тем не менее, порох был самым настоящим.
Первое самодельное взрывное устройство Григорий испытал прямо в заброшенном дворе рядом со складом индуса, прихватив заранее с собой зажженную медную масляную лампу. Он сделал тлеющий фитиль из скрученного куска материи и, отойдя на достаточное расстояние, осуществил первый подрыв. Оглушительный хлопок заставил вздрогнуть сержанта, стоящего возле погреба в карауле. Он немного задремал на посту, разморившись на жаре, и начал клевать носом. Потому ничего и не понял. А Родимцев, между тем, улыбался своему удачному эксперименту. Теперь ему оставалось испытать орудие в деле. Григорий приказал сержантам выносить пушку из кузницы и послал гонца на другой конец осадного лагеря за графом Ибелином.