Аксинья — уже не Аксинья, а Андрей Федорович, — в зеленом кафтане, красных камзоле и штанах, в треуголке, стояла на коленях, выкидывая на пол вещи из большого пузатого комода.
ПРАСКОВЬЯ. Да побойся Бога, сударыня! Да что люди-то скажут?..
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. А чего им говорить? Схоронил я свою Аксиньюшку, хочу ее вещицы бедным раздать, и платьица, и рубашечки, и чулочки…
ПРАСКОВЬЯ. Аксинья! Очнись!
Прасковья что было силы принялась трясти сгорбившуюся над кучкой белья фигурку в широковатом зеленом кафтане.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Да что ты говоришь, Параша? Что ты покойницу зря поминаешь? Умерла моя Аксиньюшка, царствие ей небесное, а я вот остался. Я еще долго жить буду, чтобы ее грехи замолить.
ПРАСКОВЬЯ. Да что же мне, отца Василия звать? Чтобы он пришел и сказал: Андрей Федорович умер, а ты, барыня Аксинья Григорьевна, жить осталась?
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. А зови, милая. Придет он и скажет: день добрый, сударь Андрей Федорович, каково тебе без твоей Аксюши? Померла, бедная, без покаяния, тебе теперь за нее по гроб дней твоих молиться… Пока не замолишь — страдать будет, чая от тебя лишь спасения…
Прасковья в изумлении следила, как вываливались на пол платья, простыни, наволочки, шубка…
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Я — Андрей Федорович. С чего вы все решили, будто я умер? Умерла Аксиньюшка, а я вот жив, слава Богу. Есть кому за нее молиться… Вещицы раздам, сам странствовать пойду… А ты, Параша, тут живи. Деньги наши с Аксиньюшкой возьми в шкатулке, в церковь снеси, пусть там молятся за упокой душа рабы Божьей Ксении. А сама живи себе и бедных сюда даром жить пускай…
Андрей Федорович поднялся, перекрестился на образа. И поднял глаза вверх.
ПРАСКОВЬЯ. Что это ты, сударыня? Что ты там на потолке-то сыскала?
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Нехорошо так жить. Знаешь, Параша, почему наши молитвы до Бога не доходят? Я — понял! Между нами и Богом — потолки, чердаки, крыши разные. Они — мешают. Под открытым небом нужно молиться. Так молитва уж точно дойдет. Вот так я за свою Аксюшу молиться буду, за ее грешную душеньку. И жить так буду. Под открытым небом…
Андрей Федорович выпрямился, поправил треуголку, одернул кафтан и вышел.
ПРАСКОВЬЯ. Ахти мне… За отцом Василием бежать!.. Пусть вразумит!..