Это было очень эпично — ветер, возникший будто из ниоткуда, лошадь и я. Понаблюдав за мной несколько минут, король, отодвинув на задворки свое ледяное спокойствие, молча усадил меня на лошадь, а потом залез на нее сам, примостившись спереди.
— Леди, ради всего святого, поднимите руки повыше, — произнес он, обернувшись. — Ваши руки блуждают вовсе не там, где подобает.
Когда я выполнила его просьбу, он проскрипел зубами.
— Еще выше, леди.
Я смутилась. Что он там мог чувствовать вообще сквозь одежду? Как бы там ни было, я вцепилась в него покрепче, и мы двинулись в путь. Кажется, несмотря на исходящее от него раздражение, он все же старался щадить меня. То и дело я чувствовала его интимные обращения к лошади, и после них она шла тише и осторожнее. А я во все глаза рассматривала окружающий нас пейзаж. Таверна, видимо, была не единственным строением здесь. Вдалеке я ясно видела небольшие дома, а в полях паслась животина. Утро сменилось полуднем, и мне стало откровенно жарко. А еще дико захотелось есть. Но, несмотря на неудобства, я терпела. Король молчал, а я, изредка вздыхая, ерзала в седле.
— Хорошо, леди, — устав, видимо, от моих потуг умоститься в седле, произнес мужчина и мы остановились. Король бережно расцепил мои руки, спрыгнул на землю, а потом протянул руки. Дождавшись, когда я разомну ноги, он указал на одиноко стоящее у края дороги дерево.
— Мы передохнем здесь недолго. Советую вам обедать быстрее, впереди нас ожидает лес.
— Что такого особенного в нем? — спросила я, почувствовав заминку.
— Увидите, — уклончиво ответил король, доставая из сумки флягу с водой и небольшой сверток. Видимо, хозяйка таверны позаботилась о нас. На сердце было приятно. А еще приятнее стало от того, когда я поняла, что он вовсе не обязан был давать мне передохнуть.
Лошадь лениво пощипывала травку. А я с набитым ртом молча разглядывала профиль короля. Он выглядел задумчиво, к трапезе не присоединился, поэтому мне досталось две изумительные булочки с корицей и несколько вкрутую сваренных яиц с кусочками вареного сала.
А еще я сидела на его плаще. Он лично простелил его под деревом, озаботившись о том, чтобы поблизости не было муравейников. При мысли об этом мои щеки начинали гореть.
— Достаточно, — вдруг произнес он, глядя куда-то вдаль. — Ваше время вышло. Пора ехать дальше.
— Хорошо, — согласилась я, в мыслях представляя, что впереди меня ожидает нормальная постель, отдых и король… А, может быть, я проснусь. Все происходящее казалось мне каким-то сюрреалистическим действом. Хотелось продолжать находиться здесь, но иногда, когда я слишком сильно задумывалась, то вспоминала, что это всего лишь сон. Мой мозг воспринимал это именно так. Хотя вкус, запахи и желание, какое-то страстное томление в теле, при взгляде на короля, не добавляли уверенности в правильности моих выводов. Что, если я сошла с ума, и все это мне только кажется?
— Леди, — настойчиво произнес мужчина, глядя на то, как я стою на месте и рассматриваю лошадь.
— Одну минуту, — медленно произнесла я, оглядываясь назад. Почему-то во мне возрастала непонятная и смутная тревога. Будто, удаляясь от этого места, я делаю самую большую ошибку.
Видимо, иногда король не отличался терпением, потому что в одну секунду меня забросили на плечо, а во вторую я уже сидела в седле.
— Эй, — возмутилась я, — полегче. Я не мешок с картошкой.
— А очень на то похоже, — вздохнул Микаэль. — Право слово, иногда мне кажется, что легче всего связать вас и везти дальше с кляпом во рту. Тогда между вами и мешком не будет ни единого отличия.
— Почему с кляпом? — удивилась я, вспоминая, что и так молчала всю дорогу.
— Ваши стоны… — он запнулся, — отвлекают.
Я рассмеялась.
— От чего же они вас отвлекают? Может быть, я не так уж и похожа на мешок? Может быть, я вам нравлюсь? — нахально спросила я, отодвигаясь, когда он запрыгнул в седло и занял место передо мной. Я обвила руками его стан, чувствуя движения мышц и едва заметное дыхание.
— Может быть, — не стал отрицать король, но спина его напряглась. Я решила не испытывать судьбу, а просто прильнула к мужчине.
— Вы мне пока нравитесь только потому, что вы все еще живы, — спустя некоторое время произнес он.
— Только поэтому…