Утром Моло разбудил меня, потянув за одеяло. Я долго одевался, потом вышел из палатки, промыл слипавшиеся глаза и только после этого проснулся окончательно. Еще не рассвело, а у костра уже маячила темная спина Старика. Я подошел к нему, держа в руке обычную утреннюю чашку горячего чая с молоком, в ожидании, пока чай немного остынет.
– Доброе утро!
– Доброе утро, – откликнулся он хриплым шепотом.
– Хорошо спали?
– Прекрасно. Как самочувствие?
– Ничего, только все еще спать хочется.
Я пил чай и выплевывал чаинки прямо в огонь.
– Вы бы погадали на них, – сказал Старик.
– Ни к чему это.
Мы позавтракали при свете фонаря холодными скользкими абрикосами, подогретым рубленым мясом с острым томатным соусом, яичницей из двух яиц и живительным кофе. После третьей чашки Старик, задумчиво глядя перед собой и покуривая трубку, сказал:
– Помните: хладнокровие – это все.
– Разве вы за меня беспокоитесь?
– Самую малость.
– Полноте. А я так совершенно спокоен. Честное слово.
– Вот и хорошо. Поезжайте.
– Сперва надо сходить кой-куда.
Стоя около нашей походной уборной, я глядел, как и каждое утро, на лучистую звездную россыпь, которую романтики-астрономы назвали Южным Крестом. Каждое утро в это самое время я созерцал Южный Крест – это стало для меня своего рода ритуалом.
Старик был уже возле машины. М'Кола протянул мне ружье, и я влез на переднее сиденье. Трагик и его следопыт сели сзади. М'Кола примостился рядом с ними.
– Ну, счастливой охоты! – сказал Старик.
От палаток кто-то шел к нам. Это была моя жена в голубом халате.
– В добрый час, – сказала и она. – От всей души желаю удачи.
Я помахал рукой, и машина с зажженными фарами выехала на дорогу.
Милях в трех от солонца мы оставили машину и осторожно подкрались к нему, но он был пуст. Все утро мы караулили напрасно. Сидели в шалаше скорчившись, каждый наблюдал сквозь ветви за своим участком, и я все ждал, что вот-вот появится сказочный самец куду, величественный и прекрасный, выйдет из-за кустов на черную пыльную поляну, к солонцу, изрытому, истоптанному сотнями копыт. Сюда сбегалось множество лесных тропинок, и по любой из них каждую секунду мог бесшумно подойти куду. Но он не показывался. Когда взошло солнце и мы согрелись после холодного и туманного утра, я сполз пониже в яму и привалился спиной к стенке, – в таком положении я мог по-прежнему глядеть в щель между сучьями. Спрингфилд я положил на колени и тут вдруг заметил на стволе ржавчину. Я тихонько подтянул ружье к себе и осмотрел его. Да, ствол был покрыт свежей ржавчиной. «Мошенник М'Кола и не подумал вчера вычистить ружье после дождя». С этой мыслью я, разозлившись, вынул затвор. М'Кола исподлобья следил за мной. Двое других следопытов продолжали смотреть в щели. Я одной рукой поднял ружье так, чтобы М'Кола мог заглянуть в ствол, потом снова вставил затвор, осторожно протолкнул его вперед, прижимая спуск указательным пальцем, и взвел курок.
М'Кола видел ржавый ствол. Выражение его лица не изменилось, и я промолчал, хотя был глубоко возмущен; таким образом, обвинительный акт, предъявление вещественных доказательств, и осуждение – все последовало без единого слова. Долго сидели мы, он – опустив голову, так что видна была лишь лысая макушка, я – откинувшись назад и глядя в щель. Теперь мы уже не были товарищами и добрыми друзьями. А солонец по-прежнему пустовал.
В десять часов восточный ветер изменил направление, и мы поняли, что дольше ждать бесполезно. Ветер разнес во все стороны наш запах, который, без сомнения, распугал животных, как распугал бы их мощный прожектор в ночном мраке. Мы вылезли из укрытия и пошли на солонец искать следов. Земля, мокрая после дождя, все же не была размыта, и мы увидели несколько мелких следов куду, оставленных, по-видимому, еще вечером, и один узкий, сердцевидный след крупного самца, очень отчетливый и глубокий.
По этому следу на сырой красноватой земле мы шли часа два через густые заросли кустарника, напомнившие мне американский подлесок. В конце концов мы очутились в совершенно непроходимой чащобе и прекратили поиски. Я все время злился на М'Кола за невычищенное ружье, но это не мешало мне в радостном нетерпении ждать, что вот-вот мы поднимем куду и подстрелим его в зарослях. Однако антилоп не было, а день выдался жаркий, и мы, обогнув трижды какие-то холмы, вышли на луг, где паслось большое стадо низкорослого масайского скота; дальше тени нигде не было, и мы под палящим полуденным солнцем зашагали к машине.
Оказалось, что Камау, сидевший в кабине, видел куду в какой-нибудь сотне шагов от себя. Зверь шел к солончаку около девяти часов – как раз тогда, когда ветер коварно переменился. Он, должно быть, почуял нас и повернул обратно, в холмы. Усталый, потный и скорее угнетенный, чем рассерженный, я сел рядом с Камау, и мы поехали к лагерю. Оставался всего один вечер, и не было никакой надежды, что нам повезет. Когда мы достигли лагеря и окунулись в прохладную тень деревьев, я вынул затвор и протянул ружье М'Кола, не говоря ни слова и даже не взглянув на него. Затвор я швырнул в палатку на свою койку.
Старик и Мама сидели под тентом.
– Не повезло? – мягко спросил Старик.
– Да, сплошные неудачи. Самец прошел мимо машины в сторону солонца. Должно быть, его спугнули. Мы обшарили всю округу.
– И неужели все попусту? – спросила моя жена. – А нам показалось, что мы слышали треск выстрела.
– Это Гаррик трещал языком. Дозорные что-нибудь заметили?
– Ничего. Хотя мы держали под наблюдением оба холма.
– От Карла есть вести?
– Ни слуху ни духу.
– Хоть бы что-нибудь попалось! – сказал я. Я был измучен и во мне росло чувство горечи. – Пропади все пропадом! На кой черт ему понадобилось испортить охоту на солонце в первое же утро, прострелив брюхо паршивому куду, и гоняться за ним повсюду, распугивая дичь!
– Свиньи! – поддакнула Мама. Она всегда на моей стороне, даже когда я не прав. – Канальи!
– Добрая ты душа, – отозвался я. – Не огорчайся, я совершенно спокоен. Или скоро буду спокоен.
– Мне так обидно за тебя, – промолвила она. – Бедный Папа.
– Выпейте чего-нибудь, – предложил Старик. – Вам это сейчас необходимо.
– Ей-богу, Старик, я просто из кожи лез, наслаждался охотой и ни капли не волновался до сегодняшнего дня. Я был уверен в успехе: ведь столько следов! А что, если мне так и не попадется ни единый куду? Кто знает, вернемся ли мы сюда еще когда-нибудь?
– Вернетесь, – утешил он меня. – Нечего унывать. Вот вам, выпейте-ка лучше!
– Я просто старый ворчун и нытик, но, клянусь, это в первый раз сегодня у меня так расходились нервы.
– Да, ворчать и ныть – скверная привычка, – ответил Старик. – От нее надо избавиться.
– Как насчет завтрака? – спросила Мама. – Неужели вы еще не проголодались?
– К черту завтрак. Понимаете, Старик, мы ни разу не видели антилоп вечером на солонце и не видели самца в холмах. У меня остается только один вечер. Значит, можно считать, что все пропало. Три раза они уже были у меня в руках, и все же Карл, и этот австриец, и вандеробо нас посрамили!
– Ну, ну, мы еще не посрамлены, – сказал Старик. – Пейте!
Мы хорошо позавтракали, а затем явился Кэйти и доложил, что к Старику пришли какие-то люди. Сначала на стене палатки появились две тени, потом люди подошли к нам. Один из них был тот самый старый африканец, что встретил нас в день приезда, но теперь он явился уже в роли охотника, вооруженный длинным луком и колчаном со стрелами.
Он казался еще более дряхлым, изможденным и внушал еще меньше доверия, чем прежде. Вырядился он, по-видимому, только для того, чтобы произвести на нас впечатление. С ним был тощий вандеробо с разрезанными и закрученными кверху мочками ушей; склонив голову набок, он стоял на одной ноге, а пальцами другой почесывал у себя под коленом. Лицо у него было глупое и отталкивающее.
Первый, глядя прямо в глаза Старику, что-то говорил ему серьезно и медленно, без всякой мимики.
– Что это он выдумал? К чему такое снаряжение? Хочет за деньги наняться к нам соглядатаем? – спросил я.
– Погодите, – отмахнулся Старик.
– Нет, вы только взгляните на них, на этого вандеробо и на старого плута! – не унимался я. – Что он говорит, Старик?
– Он еще не кончил.
Наконец Дед умолк и стоял в ожидании, опираясь на свой бутафорский лук. Лица у обоих были очень усталые, но, помнится, я тогда видел в них только негодных обманщиков.
– Говорит, что они нашли место, где есть куду и черные антилопы, – сказал Старик. – Он провел там три дня. Они знают, где прячется крупный самец куду, и оставили там человека следить за ним.
– И вы верите этому? – Я почувствовал, что хмель и усталость мгновенно испаряются и волнение захлестывает меня.
– Кто их знает! – ответил Старик.
– Далеко ли до места?
– День пути. На машине, думаю, можно добраться часа за три или четыре, если она там пройдет.
– А он как думает – пройдет машина?
– Места неезженые, но он говорит – добраться можно.
– Когда они оставили человека следить за куду?
– Сегодня утром.
– А черные антилопы где?
– Там же, в холмах.
– Как туда попасть?
– Ума не приложу. Разве только пересечь равнину, обогнуть вон ту гору, а оттуда ехать к югу. Он говорит, что в тех местах еще никто никогда не охотился. Только он охотился там в молодости.
– Вы верите этому?
– Конечно, все они – врали отчаянные, но этот говорит с таким искренним убеждением.
– Тогда я еду!
– Да, не теряйте времени. Поезжайте на машине, пока будет возможно, а затем пользуйтесь ею как базой и начинайте охоту. Мемсаиб и я с утра снимем лагерь и вместе с проводниками поедем к Дэну и мистеру Т. За теми черными землями дождь нам уже не страшен. А вы догоните нас позже. Если застрянете – на худой конец всегда можно отослать легковую машину через Кондоа, а грузовики – в Ганга и дальше кружным путем.
– А вы не хотите меня сопровождать?
– Нет. Вам выгоднее ехать одному. Чем больше людей, тем меньше дичи. На куду нужно охотиться в одиночку. Я перевезу снаряжение и присмотрю за маленькой Мемсаиб.
– Ладно, – согласился я. – А Гаррика или Абдуллу тоже не брать?
– Конечно, нет. Возьмите М'Кола, Камау и этих двоих. Я велю Моло упаковать ваши вещи. Поедете налегке.
– Послушайте, Старик, как вам кажется, они правду говорят?
– Не знаю, – ответил Старик. – Надо рискнуть.
– Как по-ихнему черная антилопа?
– Тарагалла.
– Похоже на «Валгаллу», – я запомню. А у самок тоже есть рога?
– Конечно, но их легко отличить: самцы черные, а самки коричневые. Ошибиться невозможно.
– М'Кола видел когда-нибудь эту антилопу?
– Не думаю. У вас лицензия на четырех. Как только попадется что-нибудь подходящее, действуйте.
– А трудно их убить?
– Да, они живучи, не то что куду. Если подраните такую антилопу, подходите с опаской.
– А сколько времени в моем распоряжении?
– Нам ведь пора уезжать отсюда. Постарайтесь вернуться завтра к вечеру. А в общем – смотрите сами. Мне кажется, наступает решительная минута. Вы убьете куду.
– Знаете, что мне это напоминает? Когда я был еще мальчишкой, мы прослышали, что в черничных зарослях за Пидженом и Стердженом течет река, в которой никто еще никогда не удил рыбу.
– И что же оказалось?
– Вот слушайте. Мы добрались туда с большим трудом, пришли вечером, уже в сумерки, и увидели глубокую заводь, а дальше река текла длинной и ровной полосой. Вода была нестерпимо холодная, просто ледяная, и когда я бросил в нее окурок, на поверхность выскочила большая форель, за ней другая, третья, они хватали и снова выплевывали окурок до тех пор, пока от него не осталась одна труха.
– И крупные были форели?
– Крупнее я в жизни не видывал.
– Господи помилуй! – сказал Старик. – И что же дальше?
– Я размотал удочку, закинул ее, а было уже совсем темно, над нами летал козодой, стоял жуткий холод, и я поймал трех рыб одну за другой, – они клевали, едва наживка касалась воды.
– И вы их вытащили?
– Всех трех.
– Бессовестный лгун!
– Клянусь богом, это правда.
– Ну, хорошо, верю. Остальное доскажете, когда вернетесь. Так это были крупные форели?
– Я же сказал – крупнее не бывает.
– Господи твоя воля! – пробормотал Старик. – Как же такому молодцу не подстрелить куду! Ну, в путь!
В палатке я рассказал обо всем жене.
– Ты в самом деле решил ехать?
– Да.
– Тогда живей! – сказала она. – Не теряй времени на разговоры. Собирайся!
Я взял плащ, запасные башмаки и носки, купальный халат, коробочку с хинином, цитронелловое масло от москитов, записную книжку, карандаш, обоймы с патронами, кинокамеру, аварийный набор инструментов, нож, спички, чистую рубашку, книгу, две свечи, деньги, флягу…
– Что еще?
– Мыло взял? Захвати гребень и полотенце. А носовые платки?
– Возьму.
Моло уложил все в рюкзак, я тем временем разыскал свой бинокль, М'Кола взял полевой бинокль Старика и флягу с водой, а Кэйти вынес ящик с провизией.
– Захватите побольше пива, – посоветовал Старик. – Вы можете оставлять его в машине. Виски осталось немного, но одну бутылку, так и быть, возьмите.
– А вы как же?
– Не беспокойтесь. В том лагере есть еще. Мы послали туда две бутылки с мистером К.
– Мне довольно одной фляжки, – сказал я. – Давайте разольем эту бутылку.
– Тогда возьмите побольше пива. У нас его вдоволь.
– Это еще что такое? – спросил я, указывая на Гаррика, который садился в машину.
– Он говорит, что вы и М'Кола не сможете объясняться с местными жителями. Вам понадобится переводчик.
– Он мне как бельмо на глазу!
– Но вам и впрямь понадобится человек для того, чтобы переводить на суахили то, что будут говорить тамошние жители, которых вы встретите.
– Ну, ладно. Но скажите ему, чтобы он не вздумал командовать и держал свой проклятый язык на привязи.
– Мы проводим вас до вершины холма, – сказал Старик. Вандеробо вскочил на подножку, и машина тронулась. – За Дедом заедем в деревню.
Все обитатели лагеря вышли из палаток.
– Соли взяли достаточно?
– Да.
В деревне нам пришлось ждать, пока Дед и Гаррик выйдут из своих хижин. Только что перевалило за полдень, но небо заволокли тучи. Я глядел то на жену, такую милую, спокойную, изящную в своем защитном костюме, сапогах и надетой набекрень широкополой шляпе, то на Старика, рослого, грузного, в выцветшей вельветовой безрукавке, побелевшей от стирки и солнца.
– Ну, до свиданья! Будь умницей.
– Не беспокойся. Как жаль, что я не могу поехать с тобой.
– Это охота в одиночку, – сказал Старик. – Нужно налететь быстро, сделать свое грязное дело и так же быстро убраться, а у них и без того слишком большой груз.
Вышел Дед и забрался на заднее сиденье рядом с М'Кола, напялившим мою старую защитную куртку, в которой я когда-то охотился на перепелов.
– М'Кола надел вашу куртку, – сказал Старик.
– Он любит таскать в карманах всякую всячину, потому и надел ее, – объяснил я.
М'Кола понял, что мы говорим о нем. Я уже успел позабыть про невычищенное ружье. Теперь я вспомнил об этом и сказал Старику:
– Спросите, откуда у него куртка. М'Кола, ухмыляясь, ответил что-то.
– Говорит, что она его собственная.
Я тоже улыбнулся, а М'Кола потряс лысой головой, и так, по молчаливому уговору, история с ружьем была забыта окончательно.
– Куда же запропастился Гаррик? – спросил я. Наконец он вышел с одеялом в руках и примостился на заднем сиденье рядом с М'Кола и Дедом. Вандеробо сел впереди, между мной и Камау.
– Какой у тебя интересный сосед, – сказала Мама. – Смотри же, будь молодцом.
Я поцеловал ее на прощанье, и мы шепотом обменялись несколькими словами.
– Все нежничают да воркуют, – буркнул Старик. – Смотреть противно!
– До свиданья, старый ворчун.
– До свиданья, истребитель быков.
– До свиданья, родная.
– Счастливого пути и удачной охоты!
– У вас достаточно горючего, но мы оставим здесь тоже небольшой запас! – крикнул Старик уже вдогонку.
Я помахал рукой, мы двинулись через деревню вниз по холму и выехали на узкую дорогу, которая шла по сухой, поросшей кустарником равнине у подножия двух высоких голубых холмов.
Во время спуска я оглянулся. Двое в широкополых шляпах – один рослый и плотный, другая маленькая и грациозная, – шагали назад, к лагерю. А я перевел взгляд на расстилавшуюся впереди однообразную равнину.