Андрей: Так вот почему Владивосток…
Наталья вновь кивает.
Андрей: Потому что далеко…
Пауза.
Андрей: Поэтому-то вы и приезжаете сюда чуть ли не каждый вечер?
Наталья кивает.
Андрей: Надеялись на эту встречу, ждали ее. Хотели все изменить…
Наталья (едва слышно): Изменить? Нет, вряд ли… Не думаю, что что-то можно изменить. Нет, Андрюша, я просто хотела узнать, почему. Почему?.. Почему?!!
Пауза. Андрей понимающе периодически кивает головой, однако нужных слов найти не может. Наталья их и не ждет — она полностью погружена в себя, в тягостные воспоминания, лишь иногда произносит горько 'Почему?!', ни к кому не обращаясь. Андрей достает из кармана сигареты:
Андрей: Покурим?
Наталья смотрит на него безразличным, отсутствующим взглядом. Потом, сосредоточившись, кивает и берет сигарету, прикуривает от протянутой Андреем зажигалки, морщится.
Наталья: Вообще-то я не курю. Уже два с лишним года. Однако теперь, боюсь, сорвусь.
Молча курят. За барной стойкой возникает Ирина, возмущенно смотрит на парочку за столиком.
Андрей (Ирине): Что смотришь? Не видишь — плохо человеку! Плесни еще сто пятьдесят и Пепси, или Фанту — что там похолоднее.
Ирина (возмущенно): Щас! Все брошу…
Андрей: Вот именно: все брось и принеси! Да поживее! Клиент, между прочим, всегда прав!
Ирина наливает коньяк, выходит из-за стойки, со стуком ставит на столик стакан с коньяком и бутылку Пепси. Произносит сквозь зубы 'Ненавижу' и уходит на рабочее место.
Андрей протягивает Наталье стакан с коньяком.
Андрей: Может, все-таки выпьете? Бог с ней, с машиной, оставите на стоянке, завтра заберете.
Наталья: Нет, спасибо. Нельзя — значит нельзя. Утром на работу, как я без машины?
Андрей (с усмешкой): Как все, на метро!
Наталья (морщится): Ой, нет.
Андрей: Ну, как хотите. Тогда я сам выпью. А вы меня лимонадом поддержите.
Протягивает Наталье Пепси.
Андрей: Ну, за вас!
Махом выпивает, закусывает лимончиком.
Андрей: Так вот, значит, откуда у вас такая странная потребность разделить чью-то печаль. Потому что в свое время вам никто не помог, не посочувствовал.
Наталья (усмехается): Скорее, потому что кроме чужих людей, мне больше совершенно некому посочувствовать. Живу, как робот. Вроде все хорошо: карьера, квартира, машина, вроде, все есть, живи да радуйся. А оно почему-то не радует абсолютно. С утра до вечера как заведенная, то одно, то другое. И ни одного человеческого проявления. Никто никогда не поинтересуется, как я себя чувствую, какое у меня настроение. Да и я тоже ни у кого ни о чем не спрашиваю. Вот, нашла себе отдушину, аэропорт этот. Сначала действительно приезжала каждый вечер к владивостокскому рейсу, все надеялась, что он одумается и вернется. Потом надежда улетучилась, а я продолжала ездить по привычке. Или от скуки. Больше-то все равно некуда было деваться, разве что тупо сидеть дома перед телевизором. Я его терпеть не могу, телевизор — это последнее средство, утешение для безнадежно одиноких. Я-то, конечно, надежду уже похоронила, но себя хоронить перед телевизором еще немножко погожу. Вот и езжу, мотаюсь чуть не каждый вечер — хоть какое-то дело, какое-то занятие. Поначалу дико жалела себя, ничего вокруг не замечала. Потом однажды увидела плачущую женщину, и незаметно для себя пожалела ее. Не знаю, стало ли ей от моего сочувствия легче, но мне стало. Да-да, мне определенно стало легче, я поняла, что я не одна во вселенной такая обездоленная. Что кому-то, быть может, в эту самую минуту еще тяжелее, чем мне. И я перестала жалеть себя. Сочувствуя другим, излечилась сама.
Замолкает на короткое мгновение, потом продолжает с горькой усмешкой.
Наталья: Вернее, думала, что излечилась. Оказывается, все так же болею, просто загнала боль внутрь, глубоко-глубоко, так глубоко, что сама ее потеряла. А теперь вот нашла…
Грустно смеется.
Наталья: Надо же, ирония судьбы! Как раз тогда, когда перестала надеяться на встречу, когда смирилась с потерей, с судьбой, когда думала, что нашла свое призвание в сочувствии чужим людям — именно в этот момент и надо было его встретить. Как будто для проверки, насколько я выздоровела. Вот и оказалось, что нисколько… А обиднее всего то, что я так и не узнала причину. Все это время дико мучилась от незнания, разрывала себя этим 'почему', о встрече-то с ним мечтала сугубо ради того, чтобы задать ему этот вопрос. А встретила — забыла все на свете. Вернее, не столько забыла, сколько не успела — слишком короткая вышла встреча, слишком короткая… Только про Владивосток и спросила, но ведь это была только половина моего главного вопроса. Собственно, про Владивосток я и сама догадывалась — далеко и далеко, что тут еще придумаешь. А почему он вообще уехал? Почему?! Так и не спросила. Значит, теперь уже никогда и не узнаю. Потому что надеяться на вторую встречу глупо — снаряд дважды в одну воронку не попадает…
Андрей: Но он же еще не улетел. Посадку-то на Владивосток еще вроде бы не объявляли. Значит, он где-то там, внизу. Возможно, ждет вас. Подойдите, спросите. Все лучше, чем мучиться до конца жизни.
Наталья: Нет… Ни за что не подойду. Тогда не подошла, и сейчас не подойду. Все кончено, все давно в прошлом. Только я по детской упертости отказывалась это понимать.
Ирина гневно гремит посудой за стойкой, специально разбивает стакан, пытаясь привлечь к себе внимание Андрея. Андрей не замечает ее ухищрений. Наталья же понимает 'намек'.
Наталья: Идите к ней. Идите. Спасибо, я уже оклемалась. (Усмехается) Пациент скорее жив, чем мертв, доктор. Идите, а то если она всерьез начнет ревновать, то мир между вами воцарится еще нескоро.
Андрей (сердито): Перебьется! Какая-то она у меня совсем бесчувственная, как чурбан! Видит же — плохо человеку…
В это мгновение в бар стремительной походкой входит Владимир. Наталья, в отличие от Андрея, его еще не видит. Андрей резво вскакивает со стула и направляется к стойке. Владимир резко садится за столик, в это же время Андрей устраивается у стойки. Ирина, убедившись в том, что Владимир не собирается ничего покупать, в очередной раз демонстративно покидает помещение.
Владимир (в бешенстве): Значит, ты на самом деле полагаешь, что я должен испытывать чувство вины? Может, скажешь, что я должен еще и извиниться за то, что ты мне всю жизнь поломала?! Ну, тогда извини! Прости, что мне пришлось, наступив на горло собственному чувству, бросить все в один момент и уехать к чертовой матери. Прости, что вместо марша Мендельсона мне пришлось рыться во владивостокских газетах, искать дешевую квартиру и более-менее подходящую вакансию. Прости, что вместо семейного уюта мне пришлось довольствоваться дешевой каморкой с хозяином-алкашом, пока подзаработал денег на более-менее приличное жилье, ведь практически все свои сбережения я потратил на несостоявшуюся свадьбу! Прости, дорогая! Прости, что любил тебя искренно и нежно, любил до умопомрачения! Прости, что до сих пор не могу тебя забыть! Прости, что обнимая другую, вижу твое лицо! Прости, что я живу на этом свете, тем самым создавая тебе некоторое неудобство! Прости! Теперь ты довольна?!!
Возникает пауза. Наталья удивленно смотрит на него и не может найти подходящих слов.
Владимир: Что еще? За что еще я должен просить у тебя прощения? Быть может, ты еще наберешься наглости утверждать, что это я тебе всю жизнь искалечил?! Может быть, это я виноват во всем? Это я тебя бросил практически у алтаря?! Это я разбил твое сердце?! Это ты, а не я, перестала верить людям?! Так, да?!!
Наталья (с удивлением и возмущением): А ты полагаешь иначе?! Ты бросил меня, как ты выражаешься, практически у алтаря, но по-твоему, это я должна считать себя виноватой в том, что искалечила тебе всю жизнь. Ты вообще соображаешь, что говоришь? Я четыре года голову себе ломаю, все ищу ответ на главный вопрос, а ты пытаешься повесить свои грехи на меня?! Догадывалась, что подлец, но даже не предполагала, до какой степени. Ты знаешь, вот теперь я, пожалуй, даже рада, что ты меня бросил. Сама-то, дурочка влюбленная, ни за что в жизни не ушла бы от тебя. А теперь вот, спустя четыре года, чувствую что-то вроде благодарности. Спасибо тебе, дорогой, что бросил меня за две недели до свадьбы. Спасибо, милый, что умотал в свой долбаный Владивосток, даже не попрощавшись, не сказав даже банальное 'прости'. Спасибо, любимый, что ни разу не навестил меня в больнице, что воспользовался моей болезнью для того, чтобы сбежать с поля боя. Спасибо, ненаглядный, что за четыре года так и не удосужился объяснить причину своего бегства, позволив мне сходить с ума от незнания и догадок. Спасибо, что я четыре года просыпаюсь и засыпаю с одним вопросом: почему, почему, почему?! Почему ты меня бросил, почему не пришел ни разу навестить в больницу, почему уехал, почему не попрощался?! А теперь ты выставляешь все в таком свете, что это я должна считать себя виновной во всем. Больше того, куда как прозрачно намекаешь, что загубила я не только свою жизнь, но и твою. Оригинален, ты всегда был оригинален! Знаешь, я действительно рада, что ты бросил меня. Хорошо, что ты уехал. Вот и сейчас было бы лучше, чтобы ты уехал в свой долбаный Владивосток. Езжай, милый, на свой край света. Езжай. Вот теперь я отпускаю тебя душой и сердцем. И пусть я так и не узнала причины, но я больше не буду задавать себе это жуткое 'почему'. Теперь меня это абсолютно не колышет. Мне остается только поблагодарить судьбу за то, что не позволила связать жизнь с эгоистом. Лети, голубь, лети! Посадку еще не объявили? Ах, как жаль! Но ты все-таки потихонечку шагай, а то как бы чемоданчики кто не прибрал к рукам.
Владимир берет ее руки в свои. Наталья вырывает их, но он снова 'берет их в плен'.
Владимир: Натали, подожди. Успокойся. Мы перестали понимать друг друга. Я не понимаю тебя, ты не понимаешь меня. Мы оба взвинчены, нам обоим мешает обида. Давай успокоимся и выясним все. Да, мне было безумно обидно узнать за две недели до свадьбы, что я тебе даром не нужен. И за четыре года обида нисколечко не улеглась. Тебе, видимо, тоже обидно. Но что я мог поделать? Ты была больна, мне нельзя было показываться тебе на глаза, чтобы не вызвать обострения болезни. Я уехал. Мне не хотелось, мне было страшно и больно, но я уехал ради тебя. Я всегда все делал только ради тебя, Натали. Я жил ради тебя, а ты этого не оценила. Я даже умер ради тебя, ради того, чтобы тебе было хорошо. Да, умер, потому что жизнь без тебя не является жизнью. Но я пожертвовал всем, лишь бы тебе было лучше, лишь бы не мешать тебе, не напоминать своим присутствием о твоей подлости. Да, не спорь, ты поступила подло, совершенно подло. Но я простил тебя, потому что я тебя люблю, до сих пор люблю. Пытаюсь себя убедить, что ненавижу, иногда даже получается, но все равно знаю, что люблю. Но я никак не предполагал, что у тебя хватит подлости обвинять меня в том, что ты поломала мою жизнь. Это нечестно, Натали, это совсем нечестно…
Наталья осторожно высвобождает руки из ладоней Владимира, вытаскивает сигарету из пачки, оставленной на столике Андреем. Владимир достает зажигалку, подносит ей. Наталья глубоко затягивается, словно пытаясь успокоиться.
Наталья: Да, ты прав. Мы перестали понимать друг друга. Надо успокоиться. Если, конечно, мы хотим выяснить отношения. А мы этого хотим?
Владимир (энергично кивает): Да!
Наталья (с сомнением): А нам это надо? Если мы перестали друг друга понимать — может, и не нужно ничего понимать? Может, лучше оставить все, как есть?
Владимир: Ну уж нет! Я столько лет представлял себе эту встречу! Идти к тебе целенаправленно мне мешала гордость, но уж если мы встретились случайно — я считаю, нам непременно нужно объясниться, выяснить все вопросы.