ЭЙНШТЕЙН Разве что…
МЕНУХИН
О чем вы хотели сказать?
ЭЙНШТЕЙН
Может быть, мне пошел бы на пользу год в подмастерьях у электромонтера.
МЕНУХИН
Знаете, чего мне всегда не хватало во время обучения? Года работы скрипачом в борделе.
ХЕФЦИБА (Эйнштейну)
Это партитура Эльгара, вы исписали ее своими каракулями. Эдгар Эльгар написал этот скрипичный концерт для Иегуди.
ЭЙНШТЕЙН
Что вы сказали?
ХЕФЦИБА
Я не стала бы использовать эту рукопись как бумагу для черновика.
ЭЙНШТЕЙН
Да, не будем терять времени. Перерыв закончен, теперь я должен остаться один и продолжить без помех.
(Менухин со скрипкой и Хефциба выходят. Эйнштейн работает. Он углубляется в записи, сделанные им на партитуре, потом залезает на стремянку и осматривает звонок. Возвращается к своим заметкам. С улицы входят два контрабаса, пересекают комнату, исчезают в студии. Эйнштейн слезает со стремянки и чертит на двойной двери что-то вроде схемы включения. Из-за двери доносится шум настраиваемых инструментов. Эйнштейн кричит.) Госпожа Николас!
Входит Хефциба.
ХЕФЦИБА
Вы звали?
ЭЙНШТЕЙН
Я попросил бы не шуметь.
ХЕФЦИБА
Да, профессор. Сейчас.
ЭЙНШТЕЙН (исправляет схему, отступает на шаг.)
Да, конечно, так он и должен звонить. О, это красиво, это элегантно. Некоторые решения настолько разумеются сами собой, что вызывают у нас смутное ощущение совершенства. Госпожа Николас! (Он влезает на стремянку и закрепляет свободный конец оборванной проволоки звонка).
Входит Хефциба.
ЭЙНШТЕЙН
Входите, госпожа Николас. Я это нашел.
ХЕФЦИБА
Починили звонок?
ЭЙНШТЕЙН
Сделаем такое допущение.
ХЕФЦИБА
Как вам удалось?
ЭЙНШТЕЙН
Изложить доступно?
ХЕФЦИБА
Если возможно.
ЭЙНШТЕЙН
Если излагать доступно, то я соединил два конца проволоки.
ХЕФЦИБА
Понимаю.
ЭЙНШТЕЙН
Это звучит совсем просто. Знаете, чем я больше всего гордился в моей долгой жизни?
ХЕФЦИБА
Нобелевской премией.
ЭЙНШТЕЙН
Моей способностью облекать сложнейшие отношения вещей в будничные слова.
ХЕФЦИБА