-- Да что прошлое ворошить, жизнь не переделать... -- отвернулся к окну Воронцов.
Медведев вздохнул, снял очки, чтобы лучше разглядеть собеседника. Стал обычным стареющим мужиком в мешковатой военной форме.
-- Так... -- подвинул к себе личное дело Ивана, полистал. -- Второй раз поменьше дали, всего двенадцать. Девять за преступление, два за побег, семь лет не досиженных. Дали не пятнадцать, не потолок.
-- А от этого не легче... -- равнодушно бросил Воронцов, потеряв весь интерес к разговору.
-- Не легче... -- согласился Медведев. -- Но и от приставленного к боку пистолета не легче. И от золота, украденного у государства.
-- А у меня все его изъяли...
-- А если бы не изъяли? -- поднял голову Медведев и увидел, как у зэка Квазимоды хищно вздрагивают ноздри.
Понял, что контакт потерян. Замолчал, достал папиросу, закурил. Сидящему напротив не предложил: надо было теперь уже держать дистанцию, другой пошел у них разговор.
-- Так, в первый раз судили вас в 55-м, потом в 63-м, в третий раз, за бунт, -- в 68-м. Осталось пять лет, отсидели в сумме -- 26 лет. Да-а...
Помолчали. Все же решил с другой, доброй, стороны подойти майор. Сменил тон.
-- Я надеялся тебя бригадиром увидеть, ведь какой авторитет-то у тебя в отрицаловке...
-- Не надо об этом... -- зло дернулся Иван. -- Дайте спокойно срок досидеть...
-- Ага... Наверно, ни во что и никому не веришь?
Воронцов вяло кивнул.
-- А я хочу доверить тебе людей, власть в руки хочу дать... Я ведь тоже рискую.
-- А я не прошу ее! -- лицо Квазимоды угрожающе напряглось. -- Не лезьте вы ко мне!
-- Успокойся, -- жестко бросил Медведев, закрывая его дело и откидывая его подальше. -- Не из пугливых. Поумерь пыл. У тебя шесть нарушений за последний год. Не боишься?
-- Оставьте меня, не трогайте... -- как-то утробно, с хрипотцой выдавил из себя закрывший глаза Квазимода, лицо пугало страшной замершей маской. -Работаю не хуже других. Чего еще вам надо?
-- Злости поменьше -- вот чего! -- крикнул, поднимаясь над ним, Медведев. -- Смотри-ка, непонятый... незаслуженно посаженный, куда там... Сколько сидишь, а все не поумнеешь... Вторым Кукушкой решил стать?! Чтобы за тобой до смерти государство казенные намудники стирало? Вот для мужчины самый подходящий финал! Других поучаешь, чтобы не нарушали, а сам в пекло лезешь! Прищеми хвост... Учит тебя жизнь, а без толку!
-- Это кого же... поучаю? -- зло удивился Воронцов осведомленности майора.
-- Лебедушкина... -- майор вдруг тяжко засопел, потер левую сторону груди. -- а о себе что не подумаешь? -- спросил после приступа одышки.
-- Тоже еле живой, а туда же, учит жить, -- мрачно подколол зэк. -Поздно думать...
Медведев глянул на него -- Квазимода вскаменел гранитным валуном, огромный шрам побагровел, глаз под ним сощурился и исчез. Перед ним сидел здоровенный согбенный старик.
Майору вдруг стало жалко этого могучего человека, не осознающего свою дурацкую жизнь, не знающего, куда направить силу, кому отдать ее на радость и пользу. Может, и не виноват он в этом?
-- Птицу давно приручил? -- тихо спросил после паузы.
Иван равнодушно пожал плечами.
-- В прошлом году, подранком подобрал. Сама не улетает.
Медведев кивнул.
-- Ну ты же понимаешь... нельзя ее здесь держать, не положено.
Окаменелый Воронцов будто не слышал его.
-- А что она в лапах все тащит? Сегодня видел... Чай, наверное? -осторожно спросил Медведев.
-- Хрен, -- без интонации бросил Воронцов.
-- Сделай что-нибудь, чтобы она улетела... -- не замечая подколки, мягко сказал Медведев. -- Конвой увидит -- пристрелит...
Воронцов чуть расслабился. Пожал плечами.
-- Ну, чего молчишь?
-- Чего? -- разлепил губы Квазимода. -- Ворон не перелетная птица, пробовал я его прогнать. Остался.
-- И что делать?
-- Не знаю. Может, сами отвезете его куда-нибудь подальше... И он не вернется...
Медведев кивнул.
-- Хорошо. А с нарушениями как?
-- Нарушения... постараюсь, больше не буду... -- проворчал набычившимся мальчишкой.
-- Ладно. Буду надеяться на твое слово. Иди...
Иван поднялся, сутулясь и отводя взгляд от майора, вышел.
ВОЛЯ. ВЕРА МЕДВЕДЕВА
Вот и мой... идет. Нет, он еще молодцом, и выправка есть, и пристает ночами, как молодой, а все равно... годы свое берут, вон и левую ногу подтаскивает, надо гнать в поликлинику на обследование; аппетит хороший, а это уже полдела... но вот молчит сычом, наговорится в Зоне с зэками своими, а для меня слов не остается... обидно.
-- Вась?
Смотрит, как первый раз видит, значит, все о работе думает... может, ему выписать журналов побольше, чтобы отвлекался... да когда ему читать... только поужинает и засыпает в кресле перед телевизором... Спрашиваю с порога:
-- Случилось что? Иль опять слова за вечер не проронишь?
Только плечами передернет, жалеет меня, про своих идиотов не рассказывает.