— Прости, Мэтт, — вздохнул Стэнмор. — Это гнусное дело.
— Все закончилось, — сказал Бартоломью. — Мы оба должны оставить его в прошлом и смотреть в будущее.
— Да, наверное, — согласился Стэнмор.
Они с Ричардом отправились по своим делам. Для Освальда дело еще далеко не закончилось: ему предстояло ответить на множество вопросов и объясниться относительно множества счетов, прежде чем все останется позади.
В гостиной брат Майкл с головой погрузился в беседу с епископом. Когда Стэнмор ушел, бенедиктинец просунул голову в дверь и поманил к себе Бартоломью. На епископе было простое коричневое одеяние, разительно не похожее на пышный наряд во время прошлого визита. Прелат взглянул на ободранные руки Бартоломью.
— Я слышал, вы пытались воздать мастеру Колету по заслугам, — заметил он.
Бартоломью взглянул на Майкла.
— Меня прервали до того, как я начал.
— Это к лучшему, — заметил епископ. — В вашем колледже уже произошло столько убийств, что хватит на целый век.
— Что случилось? — спросил Бартоломью у Майкла. — Как вам удалось подоспеть вовремя? Как ты спасся от Яксли?
— Я получил записку, якобы от епископа, — сказал Майкл, — в которой он просил меня встретиться с ним в монастыре кармелитов в Ньюнхеме. Я не увидел в этом ничего странного и решил, что его преосвященство хочет узнать подробности того, что мне удалось выведать, прежде чем он прибудет в Майкл-хауз. По пути я услышал, как звонит колокол в церкви Святой Марии, созывая ученых на диспут, и понял, что совершил чудовищную ошибку. Мы уже обсуждали пристрастие Суинфорда к подложным запискам, но я никогда не думал, что он осмелится послать мне еще одну. Дело обрело ужасающую ясность. Меня убрали с дороги, возможно, заманили в ловушку, а все члены коллегии на диспуте. Ты и в лучшие-то времена спишь как убитый, и я понял, что колокол тебя не разбудит. Колет неплохо тебя знает, и он тоже должен был предположить, что ты не услышишь колокол. Я понял, что он попытается подобраться к тебе, пока ты в одиночестве спишь в колледже. Ну, я и помчался обратно со всех ног, а по пути забежал в церковь Святой Марии и поднял тревогу. Канцлер был не слишком доволен, когда я своими криками прервал его на полуслове, но твой Грей собрал студентов. Когда мы приблизились к колледжу, я увидел, что из одного окна идет дым. Я решил, что мы опоздали, и бросился по лестнице. Колет как раз по ошибке выстрелил в Суинфорда, а потом попытался убить меня.
Он пихнул Бартоломью локтем.
— Я видел, что ты сделал, — сказал он.
— Ты о чем? — осторожно спросил Бартоломью.
— Ты спас меня от стрелы Колета. С такого расстояния он бы не промахнулся. Я видел, как ты сбил его с ног.
Бартоломью издал негромкий смешок.
— Элкот оказал мне ту же услугу. Стрела, которая убила Колета, предназначалась мне, а он оттолкнул меня.
Епископ развел руками.
— Вот как, — сказал он. — Профессора Майкл-хауза рискуют жизнью, чтобы спасти друг друга. Не все так страшно, раз теперь вы знаете, кому можно доверять.
|«Наконец-то», — подумал Бартоломью, глядя из окна на ясное голубое небо.
Епископ поднялся.
— Эти люди совершили измену и будут заключены в Тауэр, где предстанут перед судом. Готовность Стивена каяться в тщетной попытке обелить себя поможет повязать всех, и тогда университет — и пансионы, и колледжи — сможет начать жизнь сначала. Полагаю, канцлеру придется нанести визит в Оксфорд и объяснить, что произошло, а также принести оксфордцам свои нижайшие извинения за то, что мы винили их в преступлениях, о которых они ни сном ни духом не ведали. — Он возложил руку на голову Бартоломью. — На этот раз не будет никаких тайн, — проговорил он негромко. — Вся правда выйдет наружу, начиная с убийства мастера Кингз-холла год с лишним назад и заканчивая злодеяниями дня сегодняшнего.
Он подошел к двери и обернулся.
— Сэр Джон Бабингтон, — сказал он, — не совершал самоубийства и потому по праву может быть похоронен в церкви. Отдать такое распоряжение?
Бартоломью подумал об отвратительном черном надгробии, которое пообещал сделать Уилсону, и покачал головой.
— Сэр Джон предпочел бы остаться там, где он лежит — среди деревьев и как можно дальше от роскошной могилы Уилсона.
Епископ улыбнулся.
— Думаю, вы правы.
С этими словами он вышел.
Бартоломью и Майкл немного посидели в уютном молчании, думая о событиях последних нескольких дней.
Майкл подошел к окну и выглянул на улицу.
— Черная смерть еще здесь, — сказал он негромко. — Несмотря на все, что произошло, она еще здесь.
Бартоломью подошел к нему.
— Я до сих пор не разгадал ее, — сказал он. — Я до сих пор не знаю, почему одни выживают, а другие умирают, и до сих пор ни на йоту не приблизился к пониманию того, как она распространяется.
— Возможно, здесь нечего и понимать, — сказал Майкл, глядя, как проктор собирает во дворе своих педелей, чтобы идти арестовывать заговорщиков в пансионах. — Возможно, мы все обречены.
— Нет, брат. Есть те, кто не болеет, как ты или Агата, и есть те, кто выздоровел. Мы выстоим.
Он поежился и подумал, не попросить ли Кинрика развести огонь. Потом взглянул сквозь открытую дверь в зал, где Грей в компании нескольких трудолюбивых студентов собирал с пола обломки, и решил, что на сегодня огня с него достаточно.
— Мэтт! — В гостиную ворвалась Филиппа, а следом за ней более степенно шествовал Абиньи. — Слава богу, ты цел! Мы увидели дым над Майкл-хаузом, и я подумала…
Бартоломью потер лицо руками, оставляя черные разводы.
— Я должен извиниться перед тобой и Жилем, — сказал он. — Я был несправедлив к вам обоим, а Жиль спас мне жизнь.
— Да. Я была с ним, когда Кинрик пришел к нему со своей дилеммой. Я сказала им, что ответ довольно простой, — ответила Филиппа. — Я посоветовала им заручиться помощью Рэйчел Аткин и посмотреть, не держат ли вас в заточении в подвале у Стивена, как она подозревала. Они раздумывали, не отложить ли им вылазку до ночи, но я настояла, чтобы шли немедленно. Я бы и сама пошла, но я не такая дура и не стала бы рисковать успехом предприятия исключительно ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство.
Бартоломью с удивлением поглядел на Филиппу и обнял ее — сначала легонько, потом крепче. Она засмеялась, пытаясь перевести дух, и он вспомнил, как беспечны были они летом.
Абиньи и Майкл взирали на все происходящее с явным удовольствием, и Бартоломью смутился. Одной рукой обнимая Филиппу, он сказал Абиньи:
— Еще раз спасибо тебе за вчерашнее.
— Пустяки, — жизнерадостно отмахнулся Абиньи. — Для философа в этом нет ничего необычного. — Он снова посерьезнел. — По пути сюда я говорил с Элиасом Оливером. Он оплакивает кончину брата и тетки и более чем готов облегчить душу. Он говорит, что те беспорядки затеял Генри, и он же пытался убить тебя тогда в переулке. Кроме того, Элиас говорит, что аббатису навещали и Уилсон, и мастер Яксли из пансиона Бенета, хотя ни один из них не знал о сопернике.
— Правда? — с веселым удивлением присвистнул Майкл. — Чего только не бывает!
Так вот почему кузнец получил свои деньги в кошельке с монограммой пансиона Бенета, подумал Бартоломью. Должно быть, он принадлежал Яксли, хотя со стороны Генри неосмотрительно было отдать кузнецу кошелек с вензелем. Возможно, он не одобрял незаконную связь своей тетки и надеялся, что Бартоломью заподозрит Яксли. Он припомнил, как кузнец налетел на Элиаса Оливера и едва не заколол его. Неудивительно, что братья Оливеры так злобствовали — они ведь едва не стали жертвами собственных козней.
— Еще Элиас сказал, что однажды ночью Уилсон появился в монастыре в совершенной панике и стал говорить, что врач его пугает, — сказал Абиньи. — Аббатиса с двумя ее драгоценными племянничками решили, что он говорит о тебе и ты собираешься его убить. Однако Уилсон, должно быть, имел в виду Колета, а вовсе не тебя.
— А ты не имел никакого отношения к этому заговору? — спросил Бартоломью.