– Давай.
Они выпили, взяли по кусочку лимона, обмакнули их в соль и с удовольствием закусили.
– Я ушел. – Гурский вернулся на кухню, положил черный блокнот на место и взглянул на товарищей: – Держите себя в руках.
– Увидимся за чаем, – кивнул ему Андрей Иваныч.
– Алло, – держа телефонную трубку в руке, Адашев-Гурский присел на краешек стола в редакционном кабинете, – извините, пожалуйста, это вас Гурский беспокоит, Александр Васильевич, будьте добры Анну.
– Да, я вас слушаю.
– Анна… еще раз извините, мы с вами не знакомы, но… видите ли… дело в том, что меня не было в городе, я журналист, в командировке был на Таймыре. И вот вернулся.
– И что?
– Видите ли, у меня материал в плане стоит, интервью с вашим мужем, ну… о бандитских крышах, охранных структурах и… обо всем, что с этим связано. Материал этот у меня готов, мне его в номер сдавать нужно, но у нас принято сначала показать тому, с кем интервью было. Профессиональная этика, так сказать. Ну вот… я звоню Вадим Николаичу в офис, а мне там говорят, что его убили. Вот я и решился вас побеспокоить. Вы меня простите, я понимаю, что вам не до меня, но… и вы меня поймите – этика. Что мне с этим материалом делать, ставить в номер?
– Как это убили?!
– А разве нет? Он что же – жив?
– Да нет, но… никто его не убивал! Он умер. Инфаркт. Что за слухи такие дурацкие?
– Господи… вы меня простите, пожалуйста, еще раз, просто… мне сказали «погиб» и еще про машину что-то, вот я и… это, очевидно, в свете того, о чем мы с ним разговаривали, вот, наверное, у меня такое впечатление и возникло, что аварию подстроили. А вы говорите: «инфаркт»? Дома?
– Нет, не дома. Все правильно, в машине это произошло, но… а когда вы с ним встречались?
– Да не так давно. Просто мне на Таймыр пришлось улететь, поэтому я материал вовремя сдать и не успел. А тут вот вернулся и… вы уж простите меня, пожалуйста, я прекрасно понимаю ваши чувства, не стану больше беспокоить. А интервью это я сейчас пойду и сдам, вы не против?
– Нет… то есть, да… то есть, против, конечно!
– Почему?
– Могла бы я на него взглянуть?
– Ну конечно! Для этого я вам и звоню.
– А как я могу это сделать?
– Очень просто. Я даже сам могу к вам подъехать. У вас компьютер дома есть?
– Конечно.
– Ну вот. Я могу к вам подъехать с дискетой и показать. Только, если можно… я очень спешу, мне на Камчатку лететь.
– Приезжайте прямо сейчас, можете?
– Могу, диктуйте адрес.
Записав адрес вдовы Заславского, Александр положил телефонную трубку на рычаг, вышел из кабинета и прошел коридором до двери, на которой висела табличка: «Не входи, а? Тебе это очень надо?»
Открыл дверь, вошел и, увидев сидящую за компьютером девушку, сказал:
– Ленка, очень надо, честное слово. Я потом услужу, я отстираю…
– Саша-Саша-Саша-Саша,– не отрывая взгляда от монитора и легко скользя пальцами по клавишам мануала, девушка даже не повернула к нему головы. – На хуй – на хуй – на хуй – на хуй…
– А Васька где?
– Ни-ни-ни-ни-ни-ни-ни… Гурский вышел, закрыл за собой дверь и пошел дальше.
Из одной из дверей быстрым шагом вышел чуть полноватый седой мужчина, на его груди поблескивали оправой очки, висящие на черном шнурке.
– Аркадий Андреич, – чуть придержал его за плечо Гурский, – чем можно спровоцировать инфаркт у человека с больным сердцем?
– Скажите, что у него машину угнали.
– А медикаментозно?
– Амфетамины. Только с дозировкой будьте внимательны, – не взглянув на Александра, мужчина поспешил дальше.
В конце коридора Адашев повернул направо и едва успел схватить за рукав свитера пробегающего мимо юношу невысокого роста.
– Васька, стоп!
– Саша, у нас номер горит…
– С меня банка.
– Саша, ну ни секунды…
– Два слова можно?
– Ну?
– Мне нужна дискета, чтобы она не раскрывалась.
– Не понял?
– Объясняю: я ее вставляю – директория есть, файлы есть, все в порядке, но один файл, нужный, не раскрывается. Можно так сделать?
– Зачем?
– Тебе надо? Ты скажи – сделать можешь?
– Побежали. Только очень быстро.