– Ну привет,– Адашев-Гурский подошел к столу, отодвинул стул и, усаживаясь, кивнул на своего спутника. – Узнаешь?
– А ка-ак же… узнаю брата Колю. – Петр привстал из-за стола. – Андрей Иваныч собственной персоной! Поорем?
– Обязательно, – Андрей протянул ему руку. – Но не сразу. Сначала выпьем.
– Это у тебя кто? – Гурский чуть переставил на скатерти практически пустой пузатый графин с остатками водки и указал пальцем на стоящую перед Волковым тарелку.
– Кролик. А что?
– Да нет, просто… как-то он, наверное, пахнуть должен, 'уж даже и не знаю как… – Гурский чуть поморщился.
– Да брось ты, ничем он не пахнет. И порция аж вон какая… час уже, наверное, ем, никак съесть не могу. Очень рекомендую.
– Рекомендуешь что – доесть за тобой?
– Да иди ты… –отмахнулся Волков.– Закажи, он вкусный.
– Не может он быть вкусным, Петя. Ты же сам сказал, что он ничем не пахнет. А пища – это еще и аромат. Какой же вкус без аромата?
– Ерунда. Важна суть – нажористость. А всякие там ароматы…
– Ты бы смог трахнуть пусть даже и самую очаровательную барышню, если б от нее воняло?
– Я же тебе говорю, ничем этот кролик не пахнет. И потом, – Петр пожал плечами, – жратва это одно дело, баба – другое. Совершенно разные вещи…
– Нет, – Адашев-Гурский покачал головой и переставил водочный графин на место, отгородившись им от тарелки с недоеденным кроликом. – Вовсе даже и не разные. И то, и другое, Петя, это такие фишки, которые входят в твою жизнь. И у каждой фишки свой запах: зло смердит, добро благоухает. Для того нам чутье и дадено, чтобы отличали одно от другого.
– Друга от врага? – заинтересовался, присаживаясь за стол, Андрей Иваныч. – Кролик нам враг?
– Враг, – кивнул Гурский.
– А водка?
– Друг.
– Любопытно, любопытно… а вот, например, уха из селедочных щек?
– Понюхать сперва надо.
– Ага-а-а… – Андрей взял со стола сложенную салфетку, развернул ее и заправил за ворот рубашки. – Значит, так, любезнейший, – повернулся он к подошедшему официанту и взял из его рук меню, – прежде всего, разумеется, водки…
Официант склонился над блокнотом.
Какое-то количество времени спустя – когда уже много чего было съедено и еще больше выпито; когда цыганское трио спело у стола наших друзей «Невечернюю» и обе ручки солистки были обцелованы Андрей Иванычем; когда Петр все-таки втолковал молоденькому официанту, что русский купец Василий Александрович Кокорев был великим патриотом и именно поэтому пил шампанское непременно разбавленным огуречным рассолом и добился, чтобы ему подали на стол в графине именно этот напиток; когда Адашев-Гурский, зарулив по дороге из туалета на кухню, выкурил там сигарету и поделился с шеф-поваром ресторана секретом приготовления почек с хересом, Волков выпил очередную рюмку и хмуро закурил.
– Ну? – негромко спросил его через стол Александр. – Чего это ты вразнос-то пошел?
– Ай!.. – отмахнулся Петр, подозвал официанта и заказал еще водки.
– Ладно, колись. Я же вижу. Случилось чего?
– Да то, Саня, и случилось, что пошло оно все на хер. Вот у меня уже где, – он провел ребром ладони по горлу. – Веришь? Во где!
– А конкретно?
– Да ну… – Петр раздавил в пепельнице недокуренную сигарету. – Завязывать, наверно, мне придется с этим Бюро,
– А что так?
– Ну… вот так.
– И что будешь делать? Водку пить?
– Ой, уеду-уеду… – широко улыбнулся Волков. – Буду с попкой жить, на гавайской гитаре играть.
– Тоже дело.
– А то… На наш век войны хватит. Не здесь, так там. А стреля-а-аем мы, – Волков взял из рук подошедшего официанта полный графин, – без про-о-омаха. Еще с гражданской. Давай треснем. А где Андрей Иваныч?
– В сортире, наверно.
– К та-аржественному маршу! – Петр приподнял над столом графин. – Па-а-а батальонно! – Стал наполнять рюмки. – На одного линейного дистанции! Первый батальон прямо! – Он взял свою рюмку. – Остальные на пра-а-а… о!
– Шага-а-ам… – Гурский поднял свою рюмку.
– Арш! – Они одновременно выпили.
– И все равно любопытно, – потянулся к сигаретам Александр, – в чем проблема?
– Короче… – поставив рюмку на стол, Петр, морщась, подцепил на вилку кусок маринованной миноги, – короче,. подставили меня. Но это как раз нормально, так и должно быть, работа такая. Я их давлю, злодеев, в меру моих сил, они, в соответствии со своими способностями, пытаются этому процессу противостоять. Все честно.
– Так в чем дело?
– А в том, что я-то думал – хоть здесь все по-людски получится. Не-а. В ментах свое говно, здесь свое. Ну никак, видно, без этого дела не обойтись.
– А конкретно?
– А конкретно… не в том беда, что меня полным недоумком и уёбищем попытались выставить, а в том, что это дело у них проскочило, в конторе нашей эту поганку схавали. Вот в чем вся хренотень, если конкретно.
– Ты же говорил, что Дед ваш…
– Не-ет… – Волков отрицательно помахал в воздухе указательным пальцем. – Нет. Дед он… тут без вариантов. Таких, как он, вообще на свете не бывает. Если он, к примеру, скажет, что это я Москву поджег, ну… в восемьсот двенадцатом, я засомневаюсь, конечно, но… мало ли… не в себе я, возможно, был, потому и не помню. В общем, я с ним соглашусь. Такой он человек. По жизни. – Петр замолчал, глядя в пространство.
– Ну?
– Что? А-а… В отпуске он. В Таиланде. На рыбок летающих поехал посмотреть. Никогда, дескать, не видел. А за него на это время Борман остался. Есть у нас такой, он у Деда вроде как заместитель по общим вопросам. Ну, а я с ним в контрах. Давно уже. Чуть не с первых дней.