Форум.
Входят Брут, Кассий и толпа граждан.
Хотим мы знать причину! Объясните!
Друзья, за мной и слушайте меня. —
Ты ж, Кассий, избери другую площадь,
Толпу разделим. —
Кто хочет выслушать меня, останьтесь;
Кто хочет, пусть за Кассием идет;
Мы объясним, зачем для блага всех
Убит был Цезарь.
Брута буду слушать.
Я Кассия послушаю, а после,
Все выслушав, их доводы сравним.
Кассий уходит с частью граждан. Брут всходит на ростру.
Молчанье! Говорит достойный Брут.
Терпенье до конца. Римляне, сограждане и друзья! Выслушайте, почему я поступил так, и молчите, чтобы вам было слышно; верьте мне ради моей чести и положитесь на мою честь, чтобы поверить; судите меня по своему разуменью и пробудите ваши чувства, чтобы вы могли судить лучше. Если в этом собрании есть хоть один человек, искренне любивший Цезаря, то я говорю ему: любовь Брута к Цезарю была не меньше, чем его. И если этот друг спросит, почему Брут восстал против Цезаря, то вот мой ответ: не потому, что я любил Цезаря меньше, но потому, что я любил Рим больше. Что вы предпочли бы: чтоб Цезарь был жив, а вы умерли рабами, или чтобы Цезарь был мертв и вы все жили свободными людьми? Цезарь любил меня, и я его оплакиваю; он был удачлив, и я радовался этому; за доблести я чтил его; но он был властолюбив, и я убил его. За его любовь — слезы; за его удачи — радость; за его доблести — почет; за его властолюбие — смерть. Кто здесь настолько низок, чтобы желать стать рабом? Если такой найдется, пусть говорит, — я оскорбил его. Кто здесь настолько одичал, что не хочет быть римлянином? Если такой найдется, пусть говорит, — я оскорбил его. Кто здесь настолько гнусен, что не хочет любить свое отечество? Если такой найдется, пусть говорит, — я оскорбил его. Я жду ответа.
Такого нет, Брут, нет.
Значит, я никого не оскорбил. Я поступил с Цезарем так, как вы поступили бы с Брутом. Причина его смерти записана в свитках Капитолия; слава его не умалена в том, в чем он был достоин, и вина его не преуменьшена в том, за что он поплатился смертью.
Входит Антоний и другие с телом Цезаря.
Вот его тело, оплакиваемое Марком Антонием, который, хотя и непричастен к его убийству, но выиграет от этого — он будет жить в республике. В таком же выигрыше будет и любой из вас. С этим я ухожу, — и так же, как я поразил моего лучшего друга для блага Рима, так сохраню я этот кинжал для себя, если моей отчизне потребуется моя смерть.
Живи, о Брут! Живи! Живи!
С триумфом отнесем его домой.
Воздвигнем статую ему, как предкам.18
Пусть станет Цезарем.
В нем увенчаем
Все лучшее от Цезаря.
Проводим его домой с почетом.
Сограждане!
Брут говорит. Молчанье!
Потише, эй!
Друзья, позвольте, я уйду один,
А вас прошу с Антонием остаться.
Почтенье праху Цезаря воздайте,
А также славе доблестной его,
О них в надгробном слове Марк Антоний
Здесь с разрешенья нашего вам скажет.
Я ухожу, а вы не расходитесь,
Пока Антоний речи не закончит.
(Уходит.)
Останемся Антония послушать.
Антоний благородный, на трибуну
Ты поднимись. — Послушаем его.
Обязан Бруту я за разрешенье
Здесь речь держать.
(Всходит на ростру.)
Что он сказал о Бруте?
Что он обязан Бруту разрешеньем
Здесь перед нами всеми речь держать.
Пусть говорит почтительней о Бруте.
Ведь Цезарь был тиран.
В том нет сомненья,
Но, к счастью, от него избавлен Рим.
Послушаем Антония. Молчанье!
О римляне!
Послушаем его.
Друзья, сограждане, внемлите мне.
Не восхвалять я Цезаря пришел,
А хоронить. Ведь зло переживает
Людей, добро же погребают с ними.
Пусть с Цезарем так будет. Честный Брут
Сказал, что Цезарь был властолюбив.
Коль это правда, это тяжкий грех,
За это Цезарь тяжко поплатился.
Здесь с разрешенья Брута и других, —
А Брут ведь благородный человек,
И те, другие, тоже благородны, —
Над прахом Цезаря я речь держу.
Он был мне другом искренним и верным,
Но Брут назвал его властолюбивым,
А Брут весьма достойный человек.
Гнал толпы пленников к нам Цезарь в Рим,
Их выкупом казну обогащал,
Иль это тоже было властолюбьем?
Стон бедняка услыша, Цезарь плакал,
А властолюбье жестче и черствей;
Но Брут назвал его властолюбивым,
А Брут весьма достойный человек.
Вы видели, во время Луперкалий
Я трижды подносил ему корону,
И трижды он отверг — из властолюбья?
Но Брут назвал его властолюбивым,
А Брут весьма достойный человек.
Что Брут сказал, я не опровергаю,
Но то, что знаю, высказать хочу.
Вы все его любили по заслугам,
Так что ж теперь о нем вы не скорбите?
О справедливость! Ты в груди звериной,
Лишились люди разума. Простите;
За Цезарем ушло в могилу сердце.
Позвольте выждать, чтоб оно вернулось.
В его словах как будто много правды.
Выходит, если только разобраться, —
Зря Цезарь пострадал.
А я боюсь,
Его заменит кто-нибудь похуже.
Вы слышали? Не взял короны Цезарь;
Так, значит, не был он властолюбив.
Тогда они поплатятся жестоко.
От слез глаза его красны, как угли.
Всех благородней в Риме Марк Антоний.
Вчера еще единым словом Цезарь
Всем миром двигал: вот он недвижим,
Без почестей, пренебрегаем всеми.
О граждане, когда бы я хотел
Поднять ваш дух к восстанью и отмщенью,
Обидел бы я Кассия и Брута,
А ведь они достойнейшие люди.
Я не обижу их, скорей обижу
Покойного, себя обижу, вас,
Но не таких достойнейших людей.
Вот здесь пергамент с Цезаря печатью,
Найденный у него, — то завещанье.
Когда бы весь народ его услышал, —
Но я читать его не собираюсь, —
То раны Цезаря вы лобызали б,
Платки мочили бы в крови священной,
Просили б волосок его на память
И, умирая, завещали б это
Как драгоценнейшее достоянье
Своим потомкам.
Прочти нам завещанье, Марк Антоний.
Прочти нам Цезарево завещанье!
Друзья, терпенье. Мне нельзя читать.
Нельзя вам знать, как Цезарь вас любил.
Вы — люди, а не дерево, не камни;
Услышав Цезарево завещанье,
Воспламенитесь вы, с ума сойдете;
Не знаете вы о своем наследстве,
А иначе — о, что бы здесь свершилось!
Мы слушаем. Читай скорей, Антоний,
Прочти нам Цезарево завещанье.
Терпенье. Можете вы подождать.
О завещанье я вам проболтался,
Боюсь обидеть тех людей достойных,
Что Цезаря кинжалами сразили.
Достойных! Нет, предатели они.
Читай нам завещанье!
Они злодеи, убийцы. Читай же завещанье!
Хотите, чтоб прочел я завещанье?
Над прахом Цезаря все станьте кругом,
Я покажу того, кто завещал.
Могу ль сойти? Вы разрешите мне?
Сходи.
Спускайся.
Антоний сходит с ростры.
Мы разрешаем.
Станьте в круг.
От тела и носилок отойдите.
Место Антонию, благородному Антонию!
Так не теснитесь. Расступитесь шире.
Назад! Назад! Раздайтесь!
Коль слезы есть у вас, готовьтесь плакать.
Вы эту тогу знаете; я помню,
Как Цезарь в первый раз ее надел:
То было летним вечером, в палатке,
В тот день, когда он нервиев разбил.
Смотрите! След кинжала — это Кассий;
Сюда удар нанес завистник Каска,
А вот сюда любимый Брут разил:
Когда ж извлек он свой кинжал проклятый,
То вслед за ним кровь Цезаря метнулась,
Как будто из дверей, чтоб убедиться —
Не Брут ли так жестоко постучался.
Ведь Брут всегда был Цезарев любимец,
О боги, Цезарь так любил его!
То был удар из всех ударов злейший:
Когда увидел он, что Брут разит,
Неблагодарность больше, чем оружье,
Его сразила; мощный дух смутился,
И вот, лицо свое закрывши тогой,
Перед подножьем статуи Помпея,
Где кровь лилась, великий Цезарь пал.
Сограждане, какое то паденье!
И я и вы, мы все поверглись ниц,
Кровавая ж измена торжествует.
Вы плачете; я вижу, что вы все
Растроганы: то слезы состраданья.
Вы плачете, увидевши раненья
На тоге Цезаря? Сюда взгляните,
Вот Цезарь сам, убийцами сраженный.
О скорбный вид!
О благородный Цезарь!
Злосчастный день!
Предатели, убийцы!
О зрелище кровавое!
Мы отомстим!
Месть! Восстанем! Найти их! Сжечь! Убить!
Пусть ни один предатель не спасется.
Сограждане, постойте.
Молчанье! Марк Антоний говорит.
Мы слушаем его, мы пойдем за ним, мы умрем с ним.
Друзья мои, я вовсе не хочу,
Чтоб хлынул вдруг мятеж потоком бурным.
Свершившие убийство благородны;
Увы, мне неизвестны побужденья
Их личные, они мудры и честны
И сами все вам могут объяснить.
Я не хочу вас отвратить от них.
Я не оратор, Брут в речах искусней;
Я человек открытый и прямой
И друга чтил; то зная, разрешили
Мне говорить на людях здесь о нем.
Нет у меня заслуг и остроумья,
Ораторских приемов, красноречья,
Чтоб кровь людей зажечь. Я говорю
Здесь прямо то, что вам самим известно:
Вот раны Цезаря — уста немые,
И я прошу их — пусть вместо меня
Они заговорят. Но будь я Брутом,
А Брут Антонием, тогда б Антоний
Воспламенил ваш дух и дал язык
Всем ранам Цезаря, чтоб, их услышав,
И камни Рима, возмутясь, восстали.
Восстанем мы!
Сожжем дотла дом Брута!
Скорее заговорщиков ловите!
Внемлите мне, сограждане, внемлите!
Молчанье, эй! Антоний говорит.
Друзья, восстали вы, еще не зная,
Чем Цезарь заслужил любовь такую.
Увы, не знаете; я вам открою;
Забыли вы о завещанье.
Он прав: узнать нам надо завещанье.
Вот завещанье с Цезаря печатью.
Он римлянину каждому дает,
На каждого по семьдесят пять драхм.
О, благородный Цезарь! Месть за смерть!
О, Цезарь царственный!
Дослушайте меня!
Молчанье, эй!
Он завещал вам все свои сады,
Беседки и плодовые деревья
Вдоль Тибра, вам и всем потомкам вашим
На веки вечные для развлечений,
Чтоб там вы отдыхали и гуляли.
Таков был Цезарь! Где найти другого?
Нет, никогда. Скорей, скорей идемте!
Мы прах его сожжем в священном месте
И подожжем предателей дома.
Берите тело.
Огня добудьте.
Скамьи ломайте.
Скамьи выламывайте, окна, все!
Граждане уходят с телом.
Я на ноги тебя поставил, смута!
Иди любым путем.
Входит слуга.
Ну как дела?
Октавий прибыл в Рим, мой господин.
Где ж он?
С Лепидом вместе в Цезаревом доме.
Сейчас отправлюсь я туда к нему.
Он прибыл кстати. Весела Фортуна
И потому ни в чем нам не откажет.
Я слышал, он сказал, что Брут и Кассий
Промчались бешено в ворота Рима.
Пронюхали, наверно, что народ
Я подстрекнул. К Октавию идем.
Уходят.