— Ну что, земеля, дверка похоже того — закрылась? — сказал Георгич, с мрачной усмешкой, напоминающей скорей гримасу, наблюдая за тем, как сержант Величко, матерясь в приступе бессильной злобы безуспешно колол штыком винтовки воздух над собой.
— Ты-то чего спокойный такой? У самого ведь тоже улизнуть не получилось!
— Да не психуй ты! Главное раненых успели эвакуировать в место безопасное! Ты о другом мозги свои наморщи! Через пару минут здесь живого места не будет — валить надо в темпе вальса!
— Откуда уверенность такая? Может самолеты мимо пролетят по делам своим, или может вообще- это наши самолеты?
— Дурака выключи, боец, ноги в руки, и побежали! Потом все расскажу, если в живых останемся! — с этими словами Георгич схватил сержанта за рукав ватника и с силой потянул в сторону леса. — Давай, бегом!
Гул самолетов все нарастал, и вот из-за низких облаков, едва не цепляясь за верхушки стройных елей своими неубирающимися шасси, вынырнула четверка «Лаптежников» — Юнкерсов Ju-87. Покружив над полем недавнего боя, стая пикировщиков, видимо, получив приказ от командира по радиосвязи, резко набирая высоту, устремилась вверх. Пикировщик Ju-87 имел некоторое сходство с хищной птицей, а в его контурах просматривалось что-то звериное — воздухозаборник позади и ниже винта напоминал широко разинутую пасть, а неубирающееся стойки шасси с объемными обтекателями напоминали выпущенные когти. Все эти особенности крылатой машины для убийства производили сильный психологический эффект на тех, на кого пикирующий бомбардировщик с диким воем сирен и неумолимой точностью сбрасывал свои гостинцы. Покружив в вышине и похоже убедившись, что на земле нет средств ПВО и вообще чего либо, что может дать серьезный отпор крылатым стервятникам, самолеты, подчиняясь командам опытного командира, завалившись при выходе из смертоносной карусели на правое крыло, резко спикировали к земле, оглашая окрестности раздирающим душу воем механических сирен, от которого стыла кровь в жилах и парализовывало всю волю к сопротивлению. Вопреки расхожему мнению о том, что сирены, издающие этот душераздирающий вой, были изначально придуманы как психологическое оружие с целью навести еще большую панику на врага, и, дескать, их придумал чуть ли не сам Гитлер — все это не особо соответствовало истине. Да, когда на тебя пикирует такая штука и ты знаешь, что на самой высокой ноте этого дьявольского воя от самолета отвалится чугунный подарочек, набитый взрывчаткой, и возможно он летит прямо тебе в темечко — и у самого храброго человека, как минимум, на лбу выступит холодная испарина. Все было гораздо проще. Немцы, изготавливая самолет, думали в первую очередь об экипаже. Когда в начале войны наши зенитчики и асы-пилоты повыбивали много опытных пилотов Люфтваффе, и гитлеровцам пришлось восполнять экипажи вчерашними курсантами, эта сирена была в каком то роде предохранителем и нивелировала недостаток знания пилотирования. В момент пикирования, чем ближе самолет приближался к земле, тем была выше тональность воя, и неопытный пилот мог успеть отвернуть от неминуемой встречи с землей. Так же при достижении определенной высоты на приборной панели загоралась лампочка, летчик активировал сброс бомб, и специальное устройство выводило самолет из пике. Все эти факты, прочитанные когда то в Интернете, промелькнули в голове у Георгича, пока он большими прыжками преодолевал снежные навалы, умудряясь тащить за рукав матерящегося сержанта.
— Давай, не отставай!
— Да бегу я!
— Быстро, вон за то дерево нам надо! — запыхавшийся Георгич кивнул в сторону огромной ели, неизвестно когда вырванной с корнем ураганом и сейчас лежащей полусгнившей и засыпанной снегом кроной в сторону спешащих к ней людей. Огромный выворотень с корнями и остатками грунта представлял собой неплохое убежище от пуль и осколков, правда сводя на нет все преимущество в случае прямого попадания авиабомбы. Самолеты в вышине стремительно приближались к земле, мерзко завывая своими механическими голосами, и в какой то миг, подчиняясь сигналам альтиметра о достижении критической высоты, поочередно, задрав носы, устремились назад в небо, облегчившись несколькими пятидесятикилограмовыми бомбами.
Мгновение, и на лесной дороге, на которой все еще лениво курились дымки догорающей вражеской бронетехники и валялись трупы убитых гитлеровцев — разверзся филиал ада на земле. Мощная взрывная волна от пары первыми одновременно достигших земли бомб с силой толкнула Георгича и сержанта в спины, придав ускорение на манер пинка великана. Благодаря тому, что бомбы упали в глубокий слежавшийся снег, большинство осколков увязло в нем, однако одна из последующих бомб попала прямиком в кузов обгоревшего транспортера. Раздавшийся следом оглушительный взрыв, многократно усиленный детонацией невзорвавшегося боекомплекта в мгновение ока разметал остатки броневика, превратив его фрагменты в дополнительные убойные элементы дьявольской шрапнели, которые с визгом и воем разлетелись по округе, выкашивая деревья и ветки и наконец, потеряв свою сокрушительную убойную силу, с шипением и паром погружались в почерневший от копоти снег. Упавшие следом оставшиеся бомбы не вызвали таких умопомрачительных эффектов, кроме как взметнувшихся к вершинам фонтанов снега и грязи, лишь последняя, чиркнув боком по щитку танка, высекла наподобие спички о коробок сноп искр и тут же рванула, завалив подбитую бронемашину набок. Все открытое пространство заволокло едким дымом от сгоревшей взрывчатки, к запаху которой добавились нотки раскаленного металла, горелого человеческого мяса и, неожиданно — свежей хвойной смолы от перемолотых злобой сумрачного военного гения в щепки близлежащих елок. Четверка самолетов, из-за дыма внизу потерявшая из виду цели, еще несколько раз спикировала на уже бывшую лесную дорогу, деловито поливая все под собой длинными очередями бортовых пулеметов, да пару раз бабахнули съэкономленные при первой бомбежке авиабомбы. Сделав над лесом круг на прощание и не дождавшись ни одного ответного выстрела с земли, вражеские пилоты, видимо посчитав миссию выполненной — легли на обратный курс, устремившись в серые облака. Через пару минут, когда звук самолетных двигателей исчез где то вдали, на лес снова опустилась нарушенная бомбардировкой тишина, лишь изредка, где то в догорающем танке щелкал раскалившийся пистолетный патрон да большая ветка, срезанная крупным осколком и висевшая на тонкой полоске коры, вдруг вспомнила про гравитацию и с шумом и треском рухнула на землю.
— Ты там как, живой? — из нерукотворного укрытия приподнялся Георгич, кашляя и яростно отплевываясь.
— Не дождутся фрицы проклятые! — из под корней упавшей ели пошатываясь, медленно выполз на свет Божий полу оглохший от близких взрывов сержант.
— Шутишь? Это хорошо!
— А? Чего говоришь, не слышу! Говори громче!
— Говорю, в роду у тебя евреев не было? — повысил голос Георгич.
— А причем тут мои родственники? — сержант, отряхивая с одежды землю. Попытался выпрямиться во весь рос, но его лицо приняло болезненное выражение, и он смачно нецензурно выругался.
— Что с тобой, зацепило? Дай-ка погляжу!
— Да не, вроде цел… Контузило слегка..
— Ну вот, а ты сомневался в моих словах, что ноги уносить надо! — Георгич оглядел бывшее поле боя и присвистнул. — А не хреново они тут все перепахали! Ни своих, ни чужих не пожалели!
— Ты что то знаешь?
— Мы же тебе рассказывали, что, все позабыл уже? А, тебя же контузило… — Внимательно взглянув на сержанта и оценив его потрепанный вид, с досадой махнул рукой Георгич. — По нашим архивным данным, в марте сорок второго вы остановили отряд фашистов, которые шли на выручку к своим. То ли кто то выжил, то ли еще как карты сложились, но кто-то сообщил немцам о происшествии, и они оперативно прислали звено Люфтваффе, которое, не разбираясь, покрошило все в труху. Насколько правдивая информация в архиве, утверждать не берусь, но там ясно указано — с нашей, советской стороныв живых никого не осталось, одни двухсотые.
— Какие-какие?
— Двухсотые, в смысле погибшие. Этот термин тебе точно не знаком — извини, все время забываю, из какого ты времени. У нас в восьмидесятых годах прошлого века, прости — твоего века, была война в Афганистане, советские солдаты выполняли так называемый «Интернациональный долг» — помощь братскому народу Афганистана. И как на всякой войне- а по другому это не назовешь, были погибшие и раненые. Погибших вывозили на самолетах, запаянных в цинковых гробах. Гроб с телом примерно весил около двухсот килограмм, отсюда и название — «груз 200». Трехсотыми называют раненых, по смыслу- раненый и два сопровождающих его весят примерно триста кило. С тех пор названия прижились, и на войнах, и в книгах и фильмах потери всегда обозначали такими цифровыми аббревиатурами. Так что, сержант, у тебя сегодня в каком-то роде второй день рождения! Поздравляю!
— Спасибо за здоровый сарказм. Ты гляжу- умный, начитанный, городской, похоже… Давай-ка так сделаем — я временно передаю тебе командование, благо все равно подчиненных поблизости не наблюдается, а я контуженный. А от тебя хоть какая то польза имеется. Да хотя бы от знаний твоих! — добавил твердой решимости в голос сержант, видя колебания Георгича.
— Хм… Весьма неожиданно!
— Не хмыкай, я не шучу. Только пользы дела для! А со своими воссоединимся, тогда и назад обернемся! Договорились? Хорошо! — оценил он нерешительный кивок собеседника. — Так что делать то будем, товарищ новоиспеченный командир? И это… у тебя выпить есть?
— А ко времени ли пьянствовать?
— Так ты же сам сказал — День рождения. Надо отметить!
— Ну, некая логика в твоих словах присутствует, хоть и говоришь, что контузило. Короче! Слушай мою команду, сержант! Перво-наперво: осмотреть позиции с целью выявления и сбора трофеев. Если что то непонятное обнаружится, или странное… Короче- то, что не сможешь идентифицировать, ну, блин, опознать — сразу меня зови! Второе: осмотреть и оценить разрушения жилищного фонда! Ну землянка твоя, где ты был расквартирован: посмотреть — не пострадала ли она при бомбежке и пригодна ли для дальнейшего использования по назначению! — поспешил растолковать свой приказ Георгич, видя непонимание в глазах сержанта.
— Есть! Разрешите выполнять, товарищ… А кто ты кстати по званию, как к тебе обращаться?
— Прапорщик.
— Брешешь, поди? Прапорщики у нас были только в Царской армии, их еще в семнадцатом году отменили!
— Опять- двадцать пять! А к твоему сведению — первого января семьдесят второго года это звание в Советской Армии снова вернули!
— Так это когда еще будет? А сейчас как к тебе при бойцах обращаться? Солдаты точно не поймут! Либо за шпиона глупого примут, который толком не разобрался в табели о рангах, а туда же — шпионить полез! Такого возьмут под локоток, отведут в лес, где воздух чище да и шлепнут без суда и следствия по закону военного времени, либо примут за прихвостня белогвардейского старорежимного, с тем же предсказуемым результатом!
— Хм… не подумал. Давай зови меня мичманом, это звание аналогично прапорщику, только морское. Так доступней для разумения?
— Вполне! Разрешите выполнять, товарищ мичман?
— Выполняй!
Георгич присел на ствол поваленной ели, той самой, под вывороченными корнями которой они с сержантом укрылись от вражеского авианалета, пошарив по карманам, выудил помятую после последней переделки пачку сигарет и зажигалку, и неторопясь закурил. После недавно произошедшего выброса в кровь адреналина горьковатый сигаретный дым успокаивал, заодно разбавляя своим мягким ароматом резкий удушливый запах недавнего боя, который даже при наличии слабого ветерка не торопился рассеиваться и покидать поляну. Покуривая и краем глаза наблюдая за сержантом, который пошатываясь и прихрамывая после недавней контузии обходил поле брани в поиске трофеев и просто полезных вещей, Георгич задумался, пытаясь по давным- давно вбитой в подкорку мозга привычке все анализировать и раскладывать все по полочкам вычленить главную мысль.
«Так, вроде все идет по старинному сценарию — колонна, атака, бомбежка. Единственно- там все погибли, тут — сержант выжил. Мистика? А то что я тут сижу, а парни там — не мистика? Пройдемся дальше — портал вроде как давно функционирует, пропажи людей еще во времена революции были. Факт? Теоретически да — факт, но не подтвержденный. Далее. Почему портал закрылся? Не предназначен для частого использования? Не факт — в гражданскую целый отряд сразу пролез. Факт? Не уверен — слухи, свидетелей нет. Дальше. В первую ночь, когда мы у костра сидели и парни пьянствовали- что странного было? Правильно — трассеры летали, а звуков пальбы особо не было. Дальше. Серега гильзы находил, от парабеллума свежие. Пальбы не было, а гильзы есть. А Мишаня с Лехой наоборот пальбу очередями слышали, еще при подъезде, днем. Объяснение? Вижу два. Либо кто то еще на нашу сторону провалился, и пуляет там из нарезного автоматического, либо портал существует не в единственном экземпляре. Возьмем на заметку, как вариант. Блин. Еще один вариант возможен — портал один, но он перемещается. Это хуже. Как и где его искать? Нет ответа! Еще вариант: портал закрылся, но потом откроется в другом месте. Опять плохо. Как его искать? Он же невидимый!»
— Эй, мичман! — отвлек Георгича от мыслей сержант. — Иди подсоби!
— Что такое?
— Да трофеев набрал, один не унесу. Иди — поможешь!
— Да иду. — Новоявленный мичман отбросил догоревший до фильтра окурок и поспешил на помощь. — Ну нихрена себе, сержант! Ну ты и хомяк! — восхищенно произнес он, глядя на согнувшегося под тяжестью поклажи бойца, на плечах у которого висело несколько автоматов и винтовок, рядом лежало два немецких пулемета и несколько коробок с патронами.
— А это еще что? — кивнул Георгич на несколько ящиков, аккуратным штабелем лежавших неподалеку. Погруженный в свои мысли, он даже и не заметил, как сержант несколько раз подходил, сваливая в кучу затрофеенное добро из грузовиков.
— А это гранаты и запалы к ним. Пойдем, там в грузовике еще несколько таких же осталось, а еще тушенка, сало и несколько бутылок шнапса! Я один все не дотащу, а бросать крестьянская жилка не позволяет!
— Живых там не осталось, в кузове? — кивнул Георгич на грузовик с разорванным в клочья тентом.
— Были. Парочка.
— И где они?
— Да все там же. Только уже не живые.
— Странно. Я выстрелов не слышал.
— А зачем патроны переводить? Я их ножичком пощекотал, и тихо, и патроны съэкономил.
— Да куда нам столько патронов? — изумился Георгич. — Тут на роту с избытком хватит!
— Патронов много не бывает! — отрезал сержант. — хватит болтать, мичман, пойдем — поможешь!
— Ну да, все правильно — запасливый да опасливый два века живет!
— Сам придумал?
— Куда уж мне! — усмехнулся в усы Георгич. — Народная мудрость! Как голова-то, не болит?
— А что такое?
— Ну тебя же вроде контузило? А я тут по карманам порылся, таблетку обезболивающую нашел.
— Нет, спасибо — пока терпимо. Прибереги про запас.
— Хорошо. Куда тащим хабар?
— Чего?
— Находки, говорю! Куда тащим?
— Ты же сам приказ отдал, мичман — в землянку.
— Я приказал проверить ее состояние. Вдруг ее накрыло прямым попаданием?
— Не боись, не накрыло. Бомбы все аккурат на дороге легли, а в ту сторону ничего не прилетало.
— Ну — добро, коли так!
— Поменьше болтай, побольше таскай!
— Сержант!
— Аюшки?
— Ты как с командиром разговариваешь?
— Да хорош тебе, мичман! Я тебе полномочия передал не для того, что бы ты тут павлином ходил, перья распушив, а для того что бы головой думал, как моих бойцов назад возвернуть, и знаниями твоими помочь Победе нашей! А ящики с припасами таскать- это твоя помощь Победе, пусть и совсем крохотная! Так что не надо к словам придираться — все-таки общее дело делаем!
— И ведь и не поспоришь!
— И не надо спорить! Тащи давай!
Совместными усилиями сержант и Георгич за пару часов перетащили в уцелевшую землянку большой запас продуктов, оружия и боеприпасов, превратив ее в битком набитый склад стратегического назначения. Среди трофеев оказалось три ручных единых пулемета МГ- 34, несколько алюминиевых ящиков патронов к ним, десяток пистолетов-пулеметов МП-40, несколько карабинов Маузер 98К (их было больше, но несколько штук было повреждено пулями и осколками, поэтому их побросали в сугробы на обочине, предварительно вытащив из них затворы и забросив подальше в лес), несколько ящиков с патронами разного калибра (винтовочные и пистолетные), три ящика гранат-яиц М-39 и ящик колотушек М-24, к которым в отдельной коробке обнаружились капсюли-детонаторы. Так же сержант обнаружил пару пистолетов Люггера Р-08, которые всегда высоко ценились в качестве трофеев, и без колебаний протянул один из них Георгичу.
— Держи! А то какой ты командир да без пистоля! Обойма правда одна, но если интерес есть — пошукай у первого танка. Там командир его валяется, у него я пистоль и одолжил. Поинтересуйся у него насчет обоймы, и может насчет кобуры еще с ним договоришься. — со смешком сказал он.
— Спасибо за подарок! Весьма и весьма! — искренне поблагодарил сержанта Георгич. — А неплохо мы фрицев обезжирили! Одной провизии сколько! Ты не считал?
— Точный подсчет не вел, но навскидку пара ящиков галет, коробка тушенки, сало в мешке — вес не прикидывал, но добрый кусочек! Шнапса несколько бутылок уцелело — много осколками побило, еще какие то консервы- потом разберемся. Да! Еще куревом разжился — пяток пачек сигарет солдатских и в грузовике коробка небольшая с сигарами на сиденье лежала.
— Живем!
— А то! Как у Христа за пазухой! Только это. — погрустнел лицом сержант. — Серегу похоронить бы надо, по-человечески.
— Это который с пулеметом был?
— Да. Рядовой Попков. Геройским парнем был. Если бы не его работа, может и не калякали бы сейчас.
— Да. — вздохнул Георгич. — обязательно похороним. У тебя лопата какая-никакая найдется?
— Да. БСЛ-ка одна была. Тебе ее дам, а мне малой пехотной сподручней.
— Где хоронить будем? Может, воронку какую углубим?
— Негоже советского воина, геройски погибшего в бою, как собаку- на дороге закапывать. Дорога есть дорога — она для техники, а не для захоронений. Надо место какое-нибудь повыше найти, где посуше.
— Пошли.
Подойдя к погибшему бойцу, сержант с Георгичем обнажили головы. Снег, который после взрывов осыпался с веток деревьев, присыпал бойца, заретушировав страшные раны, отчего тот напоминал какой то изломанный манекен, по нелепой случайности оказавшийся в холодном лесу. Сержант, покосившись на Георгича, украдкой перекрестился и присев перед погибшим, закрыл ему глаза.
— На войне атеистов нет. — ни к кому не обращаясь, негромко проговорил в пространство Георгич.
— Спи спокойно, Серега! Вечная тебе память! Обещаю — мы отомстим за тебя и обязательно победим! — не обратив внимания на слова собеседника, сказал сержант.
— Сержант!
— Чего тебе?
— Посмотри, медальон смертный у него заполнен?
— Скорей всего нет. Это считается приметой плохой. Да и смысл?
— Про примету эту я знаю. Это как раз и является проблемой большой. Вот похороним его сейчас, буквы на кресте вырежем, к примеру. А крест то деревянный- недолговечный! Либо пожар какой лесной будет- сгорит, либо сгниет через пару лет. И получится у нас Неизвестный солдат.
— И что предлагаешь?
— Надо медальон заполнить, обязательно. В моем времени целое поисковое движение организовалось, даже регулярно сотни человек по весне на Вахты памяти ездят. Ищут без вести пропавших и с почестями их перезахоранивают. Только постоянно одна и та же проблема- чистые медальоны, без информации. Крайне повезет, если на теле ложка или котелок с инициалами накарябанными найдется, а если нет- все, пиши пропало.
— Идея стоящая.
— И еще, как это не вульгарно звучит- обязательно надо к нему в могилу пулемет его разбитый положить.
— А это что еще за бред сивой кобылы?
— Через пол-века холмик могильный осядет, травой зарастет. А большое количество металла сразу металлодетектор засечет, поисковики начнут рыть и Серегу обнаружат, и перезахоронят по-человечески, на Аллее героев.
— Ну ты и продуман, мичман! Не зря я тебя в комсостав определил! А что за Аллеи такие?
— Во многих крупных городах на кладбищах места выделяют, где героев войны хоронят. Как раз и тех, что такие как мы — поисковики, находим. Они потом еще и спасибо скажут, если бойца опознают!
— Уговорил. Где хоронить будем?
— А вот местечко пригожее. — кивнул чуть в сторону Георгич. — Пригорок, не низина, грунтовые воды не близко. Я копать начинаю, а ты медальоном займись.
— Добро.
С земляными работами закончили примерно за час — земля на глубине со штык лопаты, на удивление, не промерзла до каменного состояния, и легко подавалась остро заточенным лопатам. Углубившись примерно на метр, Георгич при очередном ударе лопатой задел ей за что то, издавшее глухой металлический звук. Отложив лопату в сторону, он достал из кармана нож и стал аккуратно прощупывать почву вокруг подозрительного предмета.
— Тьфу ты! Привычка — вторая натура!
— Что случилось?
— Да вот, видишь ли, как привычка въелась! Привыкли, что если что-то железное в раскопе находим, соблюдать технику безопасности! А вдруг ВОП какой окажется? И только сейчас дошло — какой там ВОП, если мы сейчас на войне, земля целая была и ничего туда прилететь и закопаться не могло по определению?
— А что такое ВОП?
— Взрывоопасный предмет.
— А что, попадаются часто?
— Ты даже не представляешь, насколько часто! И как много людей на них подрывается! И на Вахтах памяти, и просто одиночки- копатели! Минометная мина, к примеру: самая распространенная находка на местах боевых действий. А пока до капсюля не доберешься — не поймешь: просто так обронили и она безопасна или же наоборот — капсюль наколот, вылетела, отказала и стоит на боевом взводе! Лимонки те же, взять к примеру: многие на сувениры домой тащат, предварительно начинку в костре повыжигав. Но это если ты ее без запала нашел, с заглушкой транспортировочной! А много придурков пытается запал выкрутить, и бац! Мгновенный подрыв.
— Это еще почему?
— Восемьдесят лет в земле: сырость, перепады температур. Начинка разлагается на химические элементы, которые уже не так стабильны, как с завода. Детонатор латунный вступает в реакцию с начинкой своей, и вырастают из него в тело взрывчатки маленькие кристаллики, очень чувствительные к механическому воздействию. Чуть провернешь запал по резьбе, кристаллик ломается — и тю-тю. Никакой задержки, никаких трех-четырех секунд!
— Весело там у вас!
— Да не то слово! Обхохочешься!
— Ладно, не разглагольствуй! Выкапывай давай, что там у тебя зазвенело!
— Точно, что-то я разболтался, о деле забыл! — Георгич с размаху вонзил штык лопаты в землю и с силой подковырнул.
— Нечто железное, длинное и ржавое! — орудуя лопатой, комментировал он. — С первой попытки не поддается, попробуем с другого бока. — Да ебать — копать!
— Что там? — присел на корточки возле ямы сержант.
— Похоже на саблю! Подгнила хорошо, но профиль угадывается. Длиною чуть меньше метра, с защитой ладони и боковым наростом. Польская, что ли? А ведь похожа! Этими местами поляки любили шастать в набеги, сотни лет назад. Никогда бы не подумал, что найду такое, да еще при таких обстоятельствах!
— Дай-ка к истории прикоснуться! — протянул руку сержант. Приняв из рук Георгича саблю, он острием лопаты аккуратно соскоблил землю и ржавчину с клинка, присмотрелся и вынес вердикт:
— Да, любопытненько! На казачью шашку похожа, у бати моего была такая, только здесь кончик острый. Ладно. — вздохнул он, передавая находку Георгичу. — Завязываем с археологией, мы здесь по другому поводу!
— Твоя правда! — повертев в руках саблю, Георгич с некоторым сожалением бросил ее на дно отрытой ямы. — Пусть лежит, где лежала!
Выстелив дно ямы свежесрубленными еловыми ветками, сержант с помощью Георгича аккуратно опустил на них тело бойца, перед этим не забыв изъять у того из смертного медальона второй бумажный вкладыш для отчетности. Сверху тело накрыли плащ-палаткой убитого, которую сержант предусмотрительно принес вместе с лопатами. Поверх плащ-палатки, не бросая, а аккуратно, проявив уважение к погибшему солдату, положили израненный пулемет, и только после этого, не забывая поглядывать по сторонам- взялись за лопаты.
Закидав свежую могилу землей и насыпав сверху холмик, сержант с Георгичем молча присели на корточки с краю, думая каждый о своем. Лесные обитатели, еще не пришедшие в себя после яростной какофонии недавнего боя, настороженно молчали, разлетевшись и разбежавшись по дальним закоулкам леса, лишь где то дятел, верный принципу — «война войной, а обед по расписанию» совершенно не обращая внимания ни на что, продолжал долбить дерево с упорством «того самого соседа с перфоратором».
— Мичман, куревом не богат? — прервал затянувшееся тоскливое молчание сержант.
— Угощайся! — протянул ему в ответ помятую пачку с зажигалкой внутри Георгич.
Закурив, сержант благодарно кивнул и вернул сигареты хозяину.
— Что дальше то делать то будем?
— У меня приказ: держать дорогу до прихода основных сил. Двое у меня ушли в роту, один геройски пал в бою, остальные незнамо куда провалились вместе с твоими через эту хрень светящуюся. Короче, я один, а приказ выполнять надо. Поможешь мне?
— А куда деваться? Портал закрылся, надеюсь конечно, что не навсегда. Форму какую — нибудь лишнюю найдешь мне? А то я в «горке» своей, мало того что не по сезону одет, так еще всех шокировать буду.
— Найдем. Я тут чего подумал. — попыхивая сигаретой, продолжил сержант. — Перед тем, как нас сюда передислоцировали, у меня боец один пропал. Что с ним и как это произошло — не понятно. Может, миной разорвало, может немцы утащили..
— Как это — непонятно?
— А вот так. Немцы нас вечером- уже темнело, из минометов обстреляли, плотно так. Устроили массированный обстрел.
— Не пойму, куда ты клонишь.
— Сейчас все объясню. Раненых в тыл отправили, пополнение дали, и направили нас сюда. А один боец без вести пропал — тела его не нашли. А у нас какие требования по персональному учету потерь? Без вести пропавшие в течении пятнадцати дней учитываются как временно выбывшие. После добавляются в списки безвозвратных потерь, а уж после сорока пяти дней направляется извещение родственникам, при их наличии.
— Я читал об этом. Но все равно не пойму, куда ты клонишь?
— Звали его Егоров, ефрейтор Виктор Егоров. И он очень на тебя похож. Только без усов. Вот если усы сбреешь — вообще вылитый будешь! Я тебя когда увидел, решил, что ты- как минимум брат его родной. А самое главное. — добравшись до главного и усиливая эффект от своих слов, сержант поднял указательный палец и со значением докончил фразу. — Пятнадцать дней еще не прошли и его документы все еще у меня!
— Да ну нах! — не сдержал эмоций Георгич. — Как ты меня ловко в звании понизил!
— Да что ты за человек то такой, мичман! — обиделся сержант. — Сам то понимаешь свое положение? Свалился хрен знает откуда, форма не пойми какая, в списках никаких нет, документов никаких тоже нет! Ладно я, и мои бойцы своими глазами ваш портал видели, а другие? Ты же как минимум подозрительный тип, в прифронтовой полосе! Никто и разбираться не будет, решат что казачок засланный и шлепнут по законам военного времени и все! Понимаю, что ты не в своем времени оказался, но вернуться назад по щучьему велению сейчас же не получится! Хер его знает, когда ваш портал откроется и откроется ли вообще! А так какое то время ты можешь здесь побыть, внимания ни чьего не привлекая! Опять же — ты мужик геройский, в бою тебя рассмотрел! Был бы из моего отделения- глядишь, и к награде предоставили бы! Что думаешь?
— Пойдем в землянку, бойца помянем. Да заодно и документы покажешь, ефрейтора твоего.
— Вот это дело! — повеселел сержант и поднялся на ноги. — Пошли. Только аккуратно. Война еще не закончилась и врагов никто не отменял.