- Извините, я имел в виду научный термин, - сказал Устинов.
Отец отвернулся к окну.
- Плавку выпустили, - вымолвил он.
В темной дали, усеянной электрическими огнями, загоралось розово-красное зарево.
- Я вас где-то уже встречал, - сказал отец. - Вы кого-то напоминаете... Не могу вспомнить.
- Надеюсь, хорошего человека?
- Юго-Западный фронт? Деревня Молчановка?
- Нет, - ответил Устинов. - А вы можете представить своего сына взрослым?
- Испытательная станция в Сталинске-Кузнецком?
- Нет, мы с вами не встречались.
- Но даже голос ваш я помню!
- Что голос? Может, я просто ваш сын, который явился из будущего?
- В каком смысле?
- Не знаю, как вам объяснить. Но вот, например, помните: зимой сорок второго вы перешли линию фронта, в районе Волновахи устроили засаду, а когда возвращались обратно, пробирались в нескольких километрах от родного дома? Бабушка... то есть ваша мать видела вас в ту ночь во сне.
- Да-а, - озадаченно протянул Кирилл Иванович. - Старая женщина... - И, понизив голос, спросил: - Вы из органов?
Устинов неопределенно махнул рукой и решил этой темы больше не касаться.
Он вспомнил, как отец приехал в Москву, когда они с Валентиной, устав от однообразной жизни, очутились на грани беспричинного развода: он приехал на сутки, дал денег и, напомнив своим присутствием о нравственном долге, вернулся домой. Что ж, порой даже взгляд ближнего выполняет задачу социального контроля... И вслед за этим воспоминанием Устинов подумал, что сейчас, в 1949 году, его попытка предостеречь - преждевременна, еще многие силы опекают семью, еще жизнь течет открыто на виду у родни, соседей, сослуживцев.
Вошла мать, принесла чаю, вишневою варенья, маковый рулет.
Она надушилась могучими духами "Красная Москва". Кирилл Иванович потянул носом и улыбнулся.
- Я Мишу уложила, - сказала мать и принялась разливать чай.
Неожиданно в дверях показался худущий мальчик, раздетый до трусов. Он с любопытством смотрел на Устинова.
- Михаил Кириллович! - строго произнес отец. - Спокойной ночи.
Мальчик нехотя ушел.
Мать заговорила о том, что они раньше жили в поселке и что она до сих пор не привыкнет, что здесь негде посадить даже луковицу. Лет через двадцать она заведет на балконе цветник в деревянных ящиках, но еще раньше, лет через десять, ее потянет сочинять безыскусные стихи, в которых будут цветы, солнце, ветер.
Отец спросил у нее, что, не хватит ли огорода, где они в прошлое воскресенье накопали два мешка картошки?
Нет, не хватит, возразила она, огороды далеко...
Устинов подхватил тему, что не хлебом единым жив человек, и спросил, не скучает ли она днем, когда мужа и сына нет дома? Может, ей пойти в вечернюю школу и работать?
- Вы угощайтесь. - Лидия Ивановна подвинула розетку с темным вареньем, в котором отразился малиновый абажур.
Отец похвалил рулет и тоже предложил Устинову взять еще кусочек из середки, где побольше мака.
Мамины рецепты всяких рулетов, сметанников, хрустов перешли к Валентине, потом дойдут и до дочери Устинова. И Валентина и Даша словно подошли к столу. "Где они сейчас?" - подумал Михаил.
- Разве муж меня не прокормит? - с шутливым удивлением спросила мать. - Или мне тоже брать пример с Ивановской? Она на работу ходит, а дети зачуханные. Я ей прямо заявила: "Так не годится, голубушка!" - и она с ожиданием поглядела на мужа.
- То-то она на меня косится! - усмехнулся отец. - А я и не пойму, в чем дело.
Мать спросила, читал ли Устинов статью "Вопреки жизни" и, узнав, что не успел, взяла с этажерки газету:
- Вот здесь, второй столбик. Очень правильно пишут.
Михаил взял газету, стал читать: "Главная ошибка произведения состоит в том, что, неверно изобразив личную жизнь Аржановых, писательница всячески стремится оправдать разрыв Ольги с Иваном Ивановичем, доказать, что иначе, дескать, и не могло быть. Но ведь это же в корне противоречит нашему пониманию советской семьи, основанной на высоких принципах коммунистической морали, строго охраняемой советским законом".
И Михаил снова понял, что родители останутся глухи к любым его предостережениям.
- Мы в курсе всех событий, - похвалилась она. - Недавно в театр ходили на концерт.
Послышался странный звук. Мать встревоженно подняла голову, потом кинулась в соседнюю комнату.
- Мамочка! - позвал мальчик.
- Что, Мишенька? - донеслось оттуда. - Не ушибся? Спи, родной, спи. Она вернулась, виновато хмурясь. Мальчик во сне упал на пол, видно что-то приснилось, и ей было не по себе, оттого что она из-за гостя не проследила, как он укладывался.
- Мне в детстве немцы снились, - признался Устинов. - Страшно было. - И осекся, догадавшись, что проговорился.
Однако на его оговорку не обратили внимания.
Пора было уходить.
Он уходил почти без сожаления, потому что мать оставалась с отцом живая и молодая.
Проводив его, Лидия Ивановна и Кирилл Иванович выпили еще по чашке чая.
- Ты напрасно задираешь Ивановскую, - заметил Кирилл Иванович. - Здесь тебя не поддержат. Только наживешь врагов.
- Могу тоже пойти на работу, - ответила жена. - А кто будет о вас заботиться?
- Но она к тебе не пристает с поучениями?
- Еще бы приставала! Про меня скажешь, что я плохая мать или жена?