— Плачет, — удовлетворенно прошептала тетя Варя. — То-то. Даже и ее пробрало.
Вера рассеянно улыбалась из окна вагона, держа в руках подвенечный букет.
— Пиши каждый день, Верочка, — просила Екатерина Львовна.
— Веселись, — кричала Люка. — Пришли фруктов.
Екатерина Львовна тронула Владимира за рукав.
— Берегите ее, пожалуйста. Это смешно. Все матери так говорят — но Вера такая слабенькая.
Владимир поцеловал ее руку.
— Будьте спокойны.
Становилось скучно. Говорить больше было не о чем. Наконец поезд тронулся.
— Ура! — закричали шафера. — Ура! — нестройно подхватили остальные и замахали платками. Люка побежала за поездом.
— Люка, сумасшедшая. Под колеса попадешь, — кричала Вера.
Екатерина Львовна крестила уходящий поезд. Вера постояла еще немного у окна, размахивая платком. Но ничего уже не было видно.
— Вот мы и едем, — сказал Владимир.
Вера прошла в купе, сняла новое дорожное пальто, маленькую шляпу и села на диван. Владимир сел напротив нее и улыбнулся.
— Теперь ты моя жена.
«Этого он мог и не говорить, — подумала она, поправляя волосы. — Ну, что? Что дальше?»
Она нетерпеливо и смущенно взглянула на него.
— Я с России не ездила в первом классе.
И погладила красный бархатный диван.
— Когда мы будем в Ницце?
— Завтра в три.
Он сидел напротив нее и разговаривал так спокойно и сдержанно, как простой знакомый. Он даже ни разу не поцеловал ее после венчания.
«Что же это такое? — тревожно думала она. — Что же это?»
— Тебе, наверное, понравится Ницца. Мы съездим в Монте-Карло поиграть в рулетку. Ты азартна?
— Я не знаю. Я никогда не играла.
— И в карты не играла?
— И в карты тоже не играла.
— Ну тогда, наверное, выиграешь. В первый раз всегда везет.
Они снова замолчали. Вагон слабо подпрыгивал. Колеса стучали.
— Ты должно быть устала, — сказал он и встал. — Тебе надо лечь, уже поздно.
Он расстелил плед. Вера увидела, что руки его дрожат. «Значит, он тоже волнуется, — подумала она с торжеством. — Не только я, он тоже».
— Я еще не хочу спать…
— Но поздно.
— Ну хорошо, — она вытянулась на диване, подложила маленькую кожаную подушку под голову. — Спокойной ночи. Я уже сплю.
— Тебе так будет неудобно. Ты разденься. Я постою в коридоре.
Он вышел, закрыв за собою дверь.
Вера вскочила, быстро отперла новый чемодан, достала флакон духов и стала душить диван, плед и подушку. Потом сняла платье, надела халатик и дорожные мягкие туфли, перед зеркалом в стене попудрилась, накрасила губы, надушилась и повела носом. Кажется, перестаралась. Дышать нечем. От выпитого за обедом вина все еще шумело в голове. Она закрыла чемодан.
— Сейчас?.. Или еще до завтра ждать?.. Господи, как я влюблена, — вдруг вслух сказала она и тихо рассмеялась. — А он боится. Какой смешной.
Она притушила свет, легла, покрылась пледом. Кровь громко стучала в левом ухе.
— Я влюблена, влюблена, влюблена, и сейчас ко мне придет мой муж…
Она вытянула ноги. Что же так долго? Но он уже стучал в дверь.
— Ты легла? Можно?..
— Можно.
Он вошел, и, хотя было почти темно, она заметила, что он очень бледен.
— Что это так пахнет? — растерянно спросил он.
— Я разлила нечаянно духи.
— Надо открыть окно, а то задохнемся.
— Нет, нет, оставь, — испугалась она. — Это «Fol Arome»[111]. От них ничего не будет.
— Как хочешь. Я о тебе беспокоюсь.