Она видела, как он поднял руки, снял роговые очки. Стекла тускло блеснули, очки стукнулись о столик. Теперь у Владимира было совсем новое, доброе и растерянное лицо. Но Вере почему-то стало страшно.
— Вера, — тихо позвал он.
— Что? — еще тише ответила она.
Он подошел и сел рядом с ней.
— Спокойной ночи, — она немного отодвинулась от него.
Он нагнулся и поцеловал ее в щеку.
— Какие сильные духи. Действительно сумасшедший запах.
Вера молчала.
— Ты моя жена, — сказал он снова.
«Слышала уже», — подумала она по привычке насмешливо и в ту же минуту почувствовала, что зубы ее стучат.
— Тебе удобно?..
Он поправил подушку и, наклонившись близко, посмотрел на нее близорукими, выпуклыми глазами.
— Что же это такое?.. Как томительно…
Владимир поправил плед. Рука его легла на ее голое колено.
— Какие у тебя холодные руки, — сказала она только, и они снова замолкли. — Ах, нет, нет, — крикнула она вдруг. — Не надо. Не тут. Не в поезде. Завтра. В Ницце. Я прошу тебя, пожалуйста, Володя, Володя…
Колеса стучали, вагон подпрыгивал. Вера открыла глаза. Сквозь синюю штору на окне пробивался синеватый дрожащий свет. Вера вдохнула теплый, надушенный, тяжелый воздух, подняла голову, и все поплыло перед глазами. На пальце тускло блестело тонкое золотое кольцо. Вера не отрываясь смотрела на него. Потом села на диван и свесила ноги.
На соседнем диване спал Владимир, ее муж. Он лежал на спине красный, с полуоткрытым ртом. В ногах валялся пиджак, подтяжки упали на пол. Вера отвернулась, чтобы не видеть. Ее замутило. Это от духов. Надо выйти в коридор. Она сбросила плед и быстро запахнула халатик над разорванной рубашкой.
На столике рядом с очками лежал ее подвенечный букет. И даже цветы были противны.
Коридор был пуст. Уже совсем рассвело. Розоватое сияющее лучистое солнце медленно выплывало из-за прозрачных туч. Вера смотрела на низкие круглые холмы, на низкие пыльные деревья. Холодный утренний ветер влетел в окно. Вера съежилась, плотнее запахивая халатик. «Так вставало солнце Аустерлица, — подумала она, как всегда, насмешливо, — так встает солнце моей новой жизни».
Ее плечи вздрогнули, она прижалась головой к холодному стеклу.
— Я такая несчастная, — всхлипнула она вдруг, — я такая несчастная. Но отчего? — она нетерпеливо и обиженно подняла голову. — Отчего я несчастна?..
Вагон сильно тряхнуло, и она снова беспомощно прижалась лбом к окну, слезы, как капли дождя, потекли по стеклу.
— Я несчастна оттого, что я злая. Да, да. Оттого, что я такая злая.
Вечером в доме испортилось электричество. Екатерина Львовна уже спала. У нее болела голова, и она рано легла.
От непривычного слабого света свечи все в комнате стало каким-то особенным, таинственным. И было слишком тихо. Хоть бы хлопнула дверь, услышать бы чей-нибудь голос. Но прийти некому, а мама спит.
У пустой стены, где еще недавно белела Верина кровать, теперь кресло, и на нем сидит рыжий кот Васька. Обыкновенный кот, но на стене его большая черная тень кажется тигром. Люка не любит его, но с тех пор, как Вера уехала, берет его на ночь к себе. Все— таки живой. Все-таки вдвоем, не одна.
Люка раздевается, откидывает одеяло.
— Кись, кись, кись. Господин кот Васька, пожалуйте сюда.
Но кот не слушается. Он, не двигаясь, пристально смотрит на свечу.
— Что ты там видишь, глупый? Иди спать ко мне.
Кот все так же смотрит на пламя круглыми, зелеными, немигающими глазами.
Люке становится не по себе. Она замахивается на кота рукой.
— Брысь!
Но кот остается сидеть неподвижно.
— А, ты вот какой. Так погоди же. Я тебе усы спалю.
Люка подносит свечу к самой морде кота. Круглые, стеклянные глаза смотрят прямо в огонь, прямо ей в лицо. И вдруг словно укол в сердце, похолодевшие пальцы разжимаются, роняют подсвечник.
— Ступка…
Свеча ударяется о пол. Темно. Темно и нельзя дышать от страха. Но сейчас же открывается дверь, и Екатерина Львовна входит с лампой.
— Что ты шумишь, Люка?
— Я уронила свечу. Не уходи. Мне страшно.
Колени еще дрожат. Люка ложится в постель. Закрывает глаза.
— Перекрести меня, мама.
Екатерина Львовна крестит ее.
— Спи, деточка.
Люка боится взглянуть туда, на кресло.
— Мама, а Ступка, нет, что я, а Васька все еще сидит?..
— Васька? Разве он у тебя?
— Он на кресле, — испуганно шепчет Люка.
— Что с тобой, Люка? Никакого Васьки здесь нет.