«Спит».
Он осторожно спустился к себе, лег в кровать и сейчас же с наслаждением почувствовал, что засыпает.
Он проснулся поздно. Лена, должно быть, встала. Бреясь, он выглянул в окно — не мелькнет ли в саду ее голубое платье. Нет, должно быть, еще спит.
Он вышел на веранду и сел, ожидая ее. Он был спокоен и счастлив. Ведь теперь все хорошо. Навсегда.
Вышла горничная.
— Monsieur еще не пил кофе? Принести сюда?
— Нет, я жду. Скажите, дама из № 25 еще не выходила?
— Я не понимаю. Какая дама?
— Та, что приехала вчера.
— Monsieur ошибается. Вчера приехали только два англичанина.
— Но дама из № 25?
— Нет, monsieur… Никакой дамы… И № 25 нет. У нас всего девятнадцать.
Лишневский провел рукой по лбу.
— Ах так… — проговорил он с усилием. — Значит… Значит, я ошибся.
…Он сошел в сад. К нему подбежала Ивонна с простыней.
— Я вас жду с шести часов. Где же вы были? Идем купаться?
— Нет. Я сейчас не могу. Извините.
И он прошел мимо.
Она удивленно и обиженно смотрела ему вслед. Что с ним? С ума сошел?
Лишневский шел по дороге. Проехала тележка. Прошумел автомобиль. Маленький пастух гнал овец, играл на дудке. Ветер дул в лицо. Какой свежий — с моря.
Лишневский остановился перед оградой кладбища.
— Ах вот я куда пришел!
Он вошел на кладбище и сел на могильный камень. Камень был сухой и горячий. Ивы легко шумели. По небу бежали облака-барашки. «Совсем как в России!» — подумал он. Прилетела ворона и, сев на дерево, глухо каркнула. «Совсем русская ворона и так же каркает! — он улыбнулся. — В сущности, не все ли равно, где лежать? Все это выдумки людей, которым еще рано умирать…»
— Ася, Ася, — позвала Мика.
С подушки поднялась растрепанная стриженая голова.
— Ну что тебе? Выспаться не дашь.
Мика уселась поудобнее на кровати.
— Скажи, Ася. Только ты не засыпай, пожалуйста. Скажи, если целый день думаешь о ком-нибудь и он ночью снится, это значит, что влюблена?
— А тебе зачем знать? Уж не ты ли влюблена?
— Да, Ася, — Мика покраснела. — Мне кажется, что я влюблена.
— Ты? Ты с ума сошла. В четырнадцать лет. Вот я запру тебя в комнате на целый день, тогда узнаешь у меня, как влюбляться.
— Ты всегда так. Тебе ничего сказать нельзя. Сейчас сердишься. А ведь я, — Мика всхлипнула, — а ведь я сиротка, — и, уткнувшись головой в подушку, громко заплакала.
Ася встала и подошла к кровати сестры.
— Мика, не плачь! Не надо. Я не сержусь. Ну, улыбнись. Слушай, вот я выйду замуж, и мы заживем. У тебя все будет, что захочешь. И сенбернара тебе куплю.
— А Жасминовый остров? — Мика уже смеялась.
— И Жасминовый остров будет.
— Правда, Ася?
— Правда. Ну, поцелуй меня.
Но лицо Мики снова стало грустным.
— Да… Но, может быть, ты не выйдешь замуж…
Ася встала.
— Может быть… Одевайся скорее. Уже восемь часов.
Мика мылась, расплескивая воду. Ася смотрела в открытое окно. Она напрасно приехала сюда. Здесь дорого, а денег осталось мало. Робертс не обращает на нее внимания. Досс, тот, кажется, влюбился, но ведь французы не женятся без приданого.
Внизу под окном старик-садовник подрезал большими ножницами кусты белых роз. Между деревьями блестело озеро, а дальше были горы.
Да, она думала, что в маленьком пансионе в горах ей повезет. Но здесь никого нет. Лучше уехать… Она вздохнула. Ведь выходят же другие замуж. Каждый день столько свадеб. Отчего же она не может?
— Ты еще долго будешь возиться?
Мика старательно завивала короткие волосы. В зеркале отражалось ее озабоченное, лукавое, почти уже женское лицо.
— Это еще что такое? — Ася схватила щетку и, обмакнув ее в воду, разгладила завитки. — Если я еще раз увижу, обстригу тебя под машинку, как арестанта. И кушак мой сними сейчас же.
С Микиных мокрых волос капала вода.