Полосатые арестантские куртки валялись на полу. Прислуги расстилали ковры, передвигали мебель. Мадам Дюкло уселась в кабинете.
— Амели, попросите ко мне управляющего.
Управляющий пришел через четверть часа.
Простите, что я так поздно потревожила вас. Но я только что приехала и беспокоюсь, всё ли в доме…
Управляющий посмотрел на нее честными, злыми глазами.
Всё, всё в порядке. Нечего вам беспокоиться, мадам Дюкло.
Никто из квартирантов не отказался, не выехал?
Я бы вам написал, мадам Дюкло.
— А жильцы?.. — она запнулась. — Жильцы, снимающие меблированные комнаты… Тоже новых нет? И старые все живут?
Он удивленно наморщил лоб.
— Жильцы? Право, не знаю. Кажется, новых нет. Только у Левек уехал жилец.
— У Левек? — голос ее дрогнул. — Такой высокий? Очень молодой?
— Да, русский. Вчера уехал. Видите, всё в порядке, как я уже имел честь вам докладывать. И беспокоиться вам решительно нечего. Что касается до книг, то…
Мадам Дюкло встала.
— Благодарю вас. Книгами займемся завтра, — и кивнула. — Добрый вечер.
Управляющий ушел. Она осталась стоять у письменного стола.
Уехал… Уехал. И он русский. Надо узнать. Поздно сегодня, лучше завтра. Нет, нет. Сейчас…
Мадам Левек открыла сама. Глаза ее испуганно забегали.
— Мадам Дюкло, какая честь. Садитесь, садитесь, пожалуйста. Сюда, на диван.
Мадам Дюкло смотрела на птичье лицо мадам Левек, на вязаные салфеточки и золотые рамочки.
— Скажите, пожалуйста, у вас был русский жилец. Как его звали?
— Николай Савельев, — с трудом выговорила мадам Левек. — Он уехал только вчера вечером. Адреса не оставил. Но не позволите ли предложить вам чашечку кофе?
— Нет, спасибо. Отчего же он уехал?
— Кто их разберет, этих русских. Верно, денег нет или место потерял, — лицо ее вдруг стало хитрым. — Вы не обидитесь, мадам Дюкло? — прежде она ни за что не решилась бы сказать это домовладелице, но с тех пор, как домовладелица остриглась и стала носить юбки до колен… — Простите меня, мадам, но он, — она захихикала, — он был влюблен в вас, мадам.
— Влюблен?.. В меня?.. Что за вздор.
— Да еще как. Господи! — мадам Левек всплеснула руками. — Он целыми днями простаивал в прихожей, выбегал на лестницу, когда вы возвращались. И смеялись же мы над ним. Отъезд откладывал, все вас ждал. Спрашивал, когда вы вернетесь…
— Он, может, просто хотел попросить меня о помощи, как соотечественницу.
— Как — соотечественницу? Но разве вы, мадам, русская?
— Конечно. А вы не знали?
Мадам Левек обиженно покачала головой.
— Десять лет живу в вашем доме и в первый раз слышу…
Мадам Дюкло уже шла к двери.
— Как у вас уютно. А это ваш маленький сын? И ваша кошка. Какие они милые… Спокойной ночи.
Мадам Левек проводила ее до лестницы.
— Благодарю за честь. Мой муж будет очень жалеть. Спокойной ночи.
Мадам Дюкло прошла прямо в спальню, постояла перед открытым окном, глядя на крыши и трубы в облачном небе.
Потом опустилась на колени, положила голову на кресло. Шелковая обивка ласково зашуршала. Мадам Дюкло плакала.
Вот оно. Вот то, что она ждала…
Она тихо встала, разделась, легла в постель.
Простыни нежным холодом коснулись ее груди и колен.
Вот то, что она ждала. Любовь…
Темное небо в окне вдруг осветилось. Из-за черной тучи медленно выплыла огромная, зеленая луна. И как будто только ее, этой зеленой луны не хватало для полной тишины, полного покоя, полного блаженства.
Мадам Дюкло закинула голову и неподвижно вытянулась под холодными простынями…
Приказчик поднимает стеклянный колпак. На тарелке что-то красное, влажное, по нему ползают мухи.
— Это ваша печень, мадам.
Приказчик хихикает и вынимает из ящика два маленьких кружка, похожих на сушеные яблоки.
— А это ваши уши, мадам.
По прилавку прыгает, ударяясь о стекло, что-то сморщенное, Уродливое, похожее на стручок красного перца.
— А это ваше сердце, мадам. Видите: оно танцует. Оно очень счастливо, ваше сердце, — приказчик хохочет.