Вера отмахивается.
— Не мешай.
И завязывает голову белым носовым платком, узелком назад, как деревенские бабы. И от этого у нее сразу становится круглое русское лицо с русскими бабьими глазами.
— Тебе бы теперь, Вера, сарафан и петь: «Ах вы, сени, мои сени».
Но Вере не до песен, Вера нервничает.
— Рубашку. Достань рубашку. Не ту. Шелковую. Ах, какая ты бестолковая.
Люка суетится около нее.
— Откупори духи. Напудри мне плечи.
Люка хлопает большой легкой пуховкой по Вериным плечам. Пудра поднимается розоватым облаком.
— Ровнее, ровнее. Теперь затылок, спину.
Вера снова садится перед туалетом, развязывает платок. Блестящие темные волосы кажутся приклеенными к маленькой круглой голове.
Вера улыбается. Остальное уже просто. Она старательно подводит ресницы, подкрашивает губы.
Люка смотрит на нее. «Какая она хорошенькая. Какие у нее большие глаза, изогнутые брови, белая шея», — Люкина грудь раздувается от нежности и гордости. Вот она какая, Вера. Вот она какая, ее сестра.
«А все-таки она ведьма, — вдруг вспоминает Люка, и вся гордость и нежность сейчас же исчезает. — Да, ведьма».
Вера, мечтательно улыбаясь, натягивает на ноги розовые шелковые чулки.
На постели, как гора битых сливок, лежит белое тюлевое платье. От запаха пролитых духов становится трудно дышать. Сейчас, сейчас начнется самое интересное.
Люка, туфли.
Люка идет к столу.
— Здесь нет, — говорит она удивленно, — но ведь ты поставила их на стол перед обедом.
— Ах, не знаю. Поищи.
Люка обшаривает всю комнату. Туфель нет. Может быть, прислуга убрала. Звонят прислуге. Нет, прислуга не видела никакой коробки. Но она сейчас поищет.
У Веры красные пятна на щеках, губы дергаются.
— Что же это такое. Куда туфли могли деться. Да ищи же, Люка.
Люка открывает ящики комода, хлопает дверцами шкафа, выбрасывает на пол белье и платья, роется в них, залезает даже под кровать.
— Нигде нет, — весело кричит она оттуда. — Пропали.
Екатерина Львовна входит в черном платье, большой вырез прикрыт кружевом.
— Хорошо так, Вера? Танцевать не буду. Обещаю.
Но Вера даже не смотрит на нее.
— Туфли пропали, — всхлипывает она.
— Пропали? Не может быть. Сейчас найдем. Ты пока платье надень.
И снова перерывают всю комнату.
— Не плачь, Вера, — советует Люка, — рожей будешь, нос распухнет.
— Нигде нет. Но ничего, старые туфли совсем уж не так плохи, — уговаривает Екатерина Львовна.
Вера стоит перед зеркалом в тюлевом платье и с отчаянием смотрит на свои ноги.
— Нет, нет, я не пойду. Каблуки сбиты. Как нищенка. Хуже нищенки.
— А ты не танцуй и, когда сидишь, поджимай ноги под стул, — советует Люка.
— Уже поздно, попудрись и едем. Право, не так заметно. Не огорчайся, — Екатерина Львовна поправляет цветок на Верином плече.
— А может быть, найдем еще, — вздыхает Вера. — Поищем еще немножко.
— Я сейчас шкаф отодвину, — готовно предлагает Люка. — Больше негде. Все обыскано.
— Я так радовалась, такие хорошенькие. И двести франков стоили. Нет, я не пойду.
В дверь стучат.
— Вы еще не готовы? — спрашивает Арсений Николаевич. — Вы знаете, уже одиннадцать.
— Сейчас, сейчас. Подождите минутку, — Вера быстро пудрится. — Скажи, Люка, не видно, что я плакала?
— Ну, конечно, видно. Но не очень. Можно подумать, что у тебя насморк. Только не забудь, не танцуй и поджимай ноги под стул.
Шум спускающихся по лестнице шагов. Три тени, две темные, одна светлая, идут по саду мимо белых кустов роз, мимо поблескивающего пруда под высокими елями. Люка высовывается в окно.
— До свиданья, веселись, Вера. Поджимай ноги, не забудь.
Калитка скрипит. Ушли…
Люка стоит в разгромленной комнате среди валяющихся на полу платьев, книг и белья.
— Так тебе и надо, так тебе и надо, ведьме.