Люка пожимает плечами.
— А как же, Вера, без Галери Лафайет[108]? Где бы ты там ленточки покупала и одну пару перчаток по десять раз меняла?
Но Вера, не отвечая, шьет, наклонившись над канвой…
В двенадцать ложатся спать. Люка снова спит вместе с Верой. Вера долго моется и причесывается. Потом тушит свет.
— Спокойной ночи, Верочка, — заискивающе говорит Люка.
— Спи, — сухо отвечает Вера.
Вера все так же нервна, раздражать ее нельзя.
Люка закрывает глаза. Люка спит…
…Ей снится, что она лежит на широком, низком, шелковом диване. Она голая, ей неловко, стыдно. Прикрыться бы, но ничего нет, ни простынь, ни одеяла, ни подушек. Диван плоский, шелк холодный и скользкий. Люка беспокойно двигается. Комната совсем пустая, ни стульев, ни стола, ни даже ковра на полу. В широкое, во всю стену, окно видно только синее прозрачное небо и большая круглая луна. Луна смотрит прямо в комнату. Лунный свет падает прямо на Люкины ноги. Люка сжимает и разжимает колени, хочет спрятаться, уйти от луны. Но некуда. Лунный свет заливает ее ноги, проходит между коленями, через живот, грудь, горло, и во рту на кончике языка его вкус, прохладный влажный вкус лунного света. И некуда уйти, некуда спрятаться от луны. Так стыдно, так хорошо…
На луну набегает большая черная туча. Совсем темно, ничего не видно. Люка съеживается, подбирает колени к подбородку и чувствует холодный ветер в волосах. И вдруг шум крыльев над головой. Она зажмуривается. Нельзя дышать, и сердце не стучит, и глаза открываются сами собой от ужаса.
Черные огромные крылья… Черные блестящие глаза… От их взгляда кровь убегает из тела, вместо нее по венам струится легкий-легкий холод, и в груди уже нет сердца и нет жизни. В груди пусто, холодно и легко.
— Азраил… — слабо вздыхает Люка.
Черные крылья, черные глаза наклоняются над ней. Холодные легкие руки гладят ее грудь, ее колени. Как холодно, как блаженно, как страшно. Сейчас оборвется ее душа. Она держится только на тонкой ниточке. Сейчас оборвется и полетит в широкое окно, в темное небо… Но почему так темно?.. Она не видит его. Только черные блестящие глаза, только черные огромные крылья…
— Азраил…
Ледяные губы медленно и мучительно касаются ее губ. Темно. Тихо. И веки закрываются от счастья, блаженства и ужаса.
— Азраил…
Люка просыпается. Это их спальня. Вера спокойно дышит на соседней кровати, на стуле лежит платье, на коврике брошены туфли. Это их спальня, и все обыкновенное. Но в ногах Люкиной постели, словно огромная птица, сложив черные крылья, сидит Азраил, и черные глаза его блестят в темноте. Она протягивает к нему руки.
— Азраил. Ты будешь ко мне прилетать?..
— Да, да. Каждую ночь… Каждую ночь…
Люка ходит в лицей, обедает, готовит уроки. Как всегда. И никто не знает, что с ней случилось, и никто ничего не замечает. Люка не изменилась, только немного бледнее, немного рассеяннее, чем прежде.
Урок истории. Люка зевает. Как она устала и спина болит. А после истории еще алгебра.
«Азраил», — пишет она чернилом на парте и стирает рукавом, чтобы никто не увидел. Рукав весь черный и руки тоже.
— Слушай, — толстая Ивонна толкает ее локтем. — Он завтра придет.
Люка рассеянно поднимает голову.
— Он? Кто он?
— Он. Поль, конечно. Какая ты бестолковая.
— Куда же он придет?
— Ты уже забыла. Ведь я обещала его показать. Он придет завтра в Люксембург. Слышишь, Жанна?
Жаннино хорошенькое лицо густо краснеет:
— Этот Поль, который тебя целует?..
— Ну, да. Завтра в половина третьего.
Жанна и Люка ходят взад и вперед по широкой аллее Люксембургского сада. На Жанне новое платье и перчатки.
— Ты чего же так нарядилась?
Люка насмешливо осматривает ее.
— Сегодня воскресенье, и мы должны познакомиться с молодым человеком…
Люка смеется, тряся головой, ее светлые волосы прыгают.
— Ты бы хоть шляпу надела, — советует Жанна. — Что он подумает?
Люка подбрасывает берет и ловит его.
— Вот еще. И так много чести, что мы его ждем.
Рыжие листья глухо шуршат под ногами. Деревья поднимают к небу голые, черные ветки. В холодном прозрачном воздухе статуи кажутся живыми, цветы — искусственными и сад виден до самой глубины.
В ворота входит Ивонна, рядом длинный Поль в студенческой шапочке.
Ивонна сияет. Люка и Жанна останавливаются и ждут. Идти навстречу неприлично.
— Это Поль, — знакомит Ивонна, — а это мои подруги Жанна и Люка.
Поль улыбается. Зубы у него пломбированные. Он пожимает им руку — ладони у него потные.
— Какие хорошенькие, — говорит он развязно. — Только худенькие, как макароны. Но все-таки прелесть.
Садятся на скамейку. Люка с краю, рядом Поль, потом Жанна. Ивонна уступила ей свое место возле Поля.
— Ну, девочки, расскажите что-нибудь веселое, — говорит он.
Но они молчат. Ивонна толкает Жанну ногой, давясь от смеха.
— Чего ты?.. Перестань, — смущенно шепчет Жанна.