Возле отеля «Бёрнт-Флэт», где мы остановились, чтобы залить бак бензина, патрульный полицейский снимал показания о человеке, найденном мертвым на дороге.
Жертва, сообщил он нам, — белый мужчина лет двадцати с лишним, отщепенец. Многие автомобилисты видели его последние три дня — он то слонялся вдоль шоссе, то куда-то пропадал.
— А теперь от него одно кровавое месиво осталось. Пришлось лопатой от асфальта отскребать. Дальнобойщик принял его за дохлого кенгуру.
«Несчастный случай» произошел в пять утра, но тело — вернее, то, что оставил от него автомобильный поезд, — к тому времени уже часов шесть как было холодным.
— Похоже, кто-то подбросил его на шоссе, — заключил полицейский.
Он был подчеркнуто вежлив и любезен. Адамово яблоко ходило вверх-вниз в вырезе его рубашки цвета хаки. Он просил нас войти в его положение: задать нам пару вопросов — его долг. Задави кто-нибудь черномазого в Алис-Спрингс — и хоть бы кому дело. Но белого человека!..
— Так где вы были вчера в одиннадцать вечера, ребята?
— В Алис, — ответил Аркадий ровным голосом.
— Большое спасибо. — Чиновник коснулся краешка своей шляпы. — Нет необходимости вас дольше задерживать.
Все это он говорил, глядя внутрь машины и не сводя глаз с наших пассажиров. Пассажиры, в свой черед, делали вид, что его не существует, и неотрывно смотрели в окно на равнину.
Полицейский направился к своей машине с кондиционером. Аркадий нажал на звонок, чтобы его вышли обслужить. Позвонил второй раз. Потом третий. Никто так и не вышел.
— Похоже, нам придется немного подождать, — заметил Аркадий.
— Похоже на то, — согласился я.
Было три часа дня, и все постройки плавились от зноя. Отель был выкрашен в ирисочный цвет, а на волнистой крыше жирными, но уже осыпающимися буквами было написано: БЁРНТ-ФЛЭТ [8]. Под верандой размещался вольер с волнистыми попугайчиками и розеллами. Окна номеров были заложены досками, а вывешенная табличка гласила: «Заведение продается».
Хозяина звали Брюс.
— Прибыли резко упали, — пояснил Аркадий, — после того как он лишился права торговать спиртным.
Раньше Брюс зарабатывал золотые горы, но потом законы о торговле спиртным изменились: теперь торговцам запрещалось продавать аборигенам крепкие напитки.
Мы стали ждать.
Подъехала пожилая пара на караване, и, когда муж нажал на звонок обслуживания, дверь бара распахнулась, и вышел мужчина в шортах с тяжело дышащим бультерьером на поводке.
У Брюса ноги были чудовищного размера, рыжие волосы, отвислые ягодицы и овальный подбородок. На предплечьях у него красовались татуированные русалки. Он привязал собаку, которая затявкала на наших пассажиров. Он смерил взглядом Аркадия и пошел обслуживать пожилую пару.
После того как мужчина из каравана расплатился, Аркадий обратился к Брюсу очень вежливым тоном:
— Будьте любезны, канистру бензина.
Брюс отвязал собаку и вразвалку зашагал туда, откуда пришел.
— Свинья, — сказал Аркадий.
Мы снова стали ждать.
Полицейский наблюдал за происходящим из своей машины.
— Рано или поздно нас должны обслужить, — сказал Аркадий. — Этого требует закон.
Десять минут спустя дверь снова отворилась, и по ступенькам спустилась женщина в синей юбке. У нее была короткая стрижка и ранняя седина. Она только что готовила пирог: к ногтям пристало тесто.
— Не обращайте внимания на Брюса, — вздохнула она. — Он сегодня как бешеный.
— Только сегодня? — улыбнулся Аркадий. Женщина сгорбила плечи и глубоко вздохнула.
— Зайди внутрь, — сказал мне Аркадий, — если хочешь ознакомиться с местным колоритом.
А у нас есть время?
— Можем подождать, — сказал он. — Ради расширения твоего кругозора.
Женщина закусила губу и издала неловкий смешок.
— Может, купить им чего-нибудь выпить? — вызвался я.
— Купи, — сказал Аркадий. — А мне пива.
Я просунул голову через окно и спросил наших спутников, что они будут пить. Мэвис заказала апельсиновый сок, но потом передумала и попросила апельсин с манго. Руби выбрала яблочный, Большой Том — грейпфрутовый сок, а Тимми — кока-колу.
— И «Фиолетовую Крошку», — прибавил он. «Фиолетовая Крошка» — это большая конфета в шоколадной глазури.
Аркадий расплатился с женщиной за бензин, и я последовал за ней в бар.
— Когда будешь выходить, — крикнул он мне вдогонку, — погляди направо от выключателя.
Внутри группка дорожных строителей играла в дартс, а работник станции, выряженный в западную одежду, скармливал монетки музыкальному автомату. На стенах красовалось множество полароидных снимков: изображались там голые толстяки и множество длинных воздушных шаров. Надпись гласила: «Кредит — как секс. Одним он достается. Другим — нет». На «средневековом» свитке изображался карикатурный силач, а «древнеанглийским» шрифтом было начертано:
Да, хоть я прохожу
Долиной Смертной Тени,
Я Зла не убоюсь,
Ибо я, Брюс, есмь
Подлейший сукин сын в Долине.
Рядом с бутылками «Саузерн-Камфорт» стояла старинная бутыль, доверху наполненная желтой жидкостью и снабженная ярлыком: «Настоящая С.-Т. Джиновая Бормотуха». Я стал ждать.
Я услышал, как Брюс сообщает кому-то из посетителей, что он купил себе местечко в Квинсленде, где «еще можно называть черномазого черномазым».
В бар вошел механик-телеграфист, с которого ручьями лился пот, и заказал два пива.
— Я слышал, у вас тут авария на дороге произошла, и виновник скрылся?
— Ага! — Брюс оскалил зубы. — Свежее мясо!
— Что-что?
— Я говорю, свежее съедобное мясо!
— Съедобное?
— Белый человек, — Брюс высунул язык и грубо расхохотался. Я с удовольствием отметил, что механик нахмурился и ничего не ответил.
Потом дверь снова открылась, зашел товарищ механика и сел на барный табурет. Это был худощавый молодой абориген-полукровка с веселой, самоуничижительной усмешкой.
— Черным сюда нельзя! — Брюс повысил голос, чтобы перекричать игроков в дартс. — Ты меня слышал? Я сказал: «черным сюда нельзя!»
— Я не черный, — ответил полукровка. — У меня просто проблемная кожа.
Брюс рассмеялся. Дорожные рабочие тоже рассмеялись, а полукровка стиснул зубы и продолжал улыбаться. Я наблюдал за тем, как крепко сжимают его пальцы банку с пивом. Потом Брюс обратился ко мне тоном принужденной вежливости:
— Вы так далеко от дома. Что прикажете?
Я перечислил напитки.
— И «Фиолетовую Крошку», — вспомнил я.
— И «Фиолетовую Крошку» для английского джентльмена!
Я ничего на это не сказал и расплатился.
По дороге к выходу я поглядел направо от выключателя и увидел в обоях дырку, пробитую пулей. Вокруг отверстия красовалась позолоченная рамка с небольшой латунной бляшкой такие бляшки обычно прибивают под трофеями вроде оленьих рогов или засушенных рыб, — с надписью: «Майк — 1982».
Я раздал аборигенам напитки, и они взяли их, даже не кивнув.
— Ну, и кто был этот Майк? — спросил я, когда мы снова тронулись.
— Майк и сейчас есть, — сказал Аркадий. — Раньше он был барменом у Брюса.
Был такой же, как сегодня, знойный летний день, и четверо парней-пинтупи, возвращаясь из миссии Балго, остановились здесь, чтобы купить бензина и выпивки. Они были очень уставшими и возбужденными, и старший парень, увидев бутылку с «Джиновой Бормотухой», сказал что-то оскорбительное. Майк отказался обслуживать их. Тогда тот парень схватил пивной стакан, прицелился в бутылку, но промахнулся. Майк взял 22– калиберную винтовку Брюса — Брюс всегда держал ее наготове под прилавком, — и стал стрелять поверх голов парней.
— Так, во всяком случае, — сказал Аркадий, — он утверждал на суде.
Первая пуля вышла из основания черепа задиристого парня. Вторая пробила стену справа от выключателя. Третья, для полноты картины, угодила в потолок.
— Естественно, — продолжал Аркадий тем же бесстрастным тоном, — соседи пожелали внести вклад в судебные расходы бедняжки бармена. Они устроили гала-концерт и пригласили топлес-шоу из Аделаиды.
— А Майк вышел сухим из воды?
— Самозащита.
— А как же свидетели?
— Со свидетелями-аборигенами, — сказал Аркадий, — не всегда легко найти общий язык. Например, они отказываются слышать, как покойника называют по имени.
— Они что — вообще отказываются давать показания?
— Они очень затрудняют судебное преследование.
название Burnt Flat можно перевести и как «Выжженная равнина» и как «Сгоревшя вартира» — Прим. перев.