И Витьку понесло по стране.
Страна была большая и безалаберная, поэтому можно было прожить, всё казалось не так страшно, как сперва, когда он сидел на мокром бетоне, испуганный и маленький. Теперь за ним была закалка, за ним было умение, за ним была волчья выучка. Он нигде не задерживался долго, постепенно пробираясь всё дальше и дальше не запад — низачем, бесцельно, просто так несло его человеческим потоком, стремившимся из восточных областей, из-за Урала, поближе к ещё худо-бедно живущему центру. Он искал. Он правда искал, уверенный в том, что сон не солгал — шёл, ведомый смутным инстинктом, в котором любой врач легко определил бы психическое расстройство.
Но какие врачи — для беспризорного русского мальчишки?
За восемь месяцев он добрался до центральных районов. И в свой двенадцатый день рождения, чтобы немного передохнуть, нанялся работать на стройку под Рязанью, подай-принеси, в какую-то украинскую бригаду.
Украинцы были совсем простыми мужиками, оставившими дома — в ещё более нищей, чем Россия, стране, таких же детей, пацанов и девчонок. Нет, никто и не думал сдерживать мат или похабные рассказы при мальчишке. Но его не обделяли ни едой, ни тёплым местом, а когда однажды надутый, похожий на сыча хозяин стройки хотел зажилить крохотную плату мальчишки — рабочие вступились так дружно и решительно, что оторопевший буржуйчик и не подумал спорить.
Когда работа была закончена — на исходе третьего месяца — украинцы звали мальчишку с собой, под Ставрополь, работать дальше. Но Витьку снова подняло и потащило с места. И только под Воронежем он нашёл во внутреннем кармане новой куртки пачку денег — почти пять тысяч — и записку, корявую и неграмотную, в которой ему желали счастья.
Хорошо, что он успел потратить те деньги. Потому что недалеко от Воронежа на него напали местные пацаны, сельские. Сами давно почти как беспризорные, тоже полуголодные и злые на всех.
Витька дрался отчаянно. Он этому научился давно. Но их было шестеро, трое — старше его. Финал драки был предрешён. Мальчишку избили, отобрали куртку и кроссовки, а потом — столкнули с электрички, где всё это происходило.
В Воронеж Витька добрался рано утром побитый, босой, голодный, в одних драных джинсах и майке. Жрать хотелось так, что мутило. Было ещё очень рано, часов пять, холодно довольно, почти всё закрыто, людей мало и видок мальчишки не внушал доверия никому — замурзанный, лицо в разводах от слёз (он всё-таки не удержался потом, когда уже всё кончилось, больше от обиды и от злости, чем от боли), волосы во все стороны и ноги, как сапоги. Витька пристроился у магазинчиков, думая: в какой-нибудь утром товар привезут наверняка, попрошусь разгружать.
Мальчишка сидел на бордюре, ждал, сам в себя завернувшись от утреннего холода. И вдруг услышал оклик. Окликали его.
— Пацан!
Витька повернулся, а сам уже прикинул, как бежать в случае чего. На тротуаре перед магазинчиками стоял парень лет 18–20 где-то. Хорошо одетый, со спортивной сумкой. Улыбался. Витька спросил коротко и настороженно:
— Чего? — и услышал в ответ:
— Чего-чего, поди сюда, не бойся.
Мальчишка встал, но не пошёл. Заопасался: в случае и так и так догонит, а уж если от кустов отойти… И ещё раз спросил:
— Чего?
Парень вздохнул, пошёл сам к попятившемуся кустам Витьке; в случае — кувырок, а туда он не полезет в новеньком и чистеньком. Парень засмеялся, покачал головой и повторил:
— Да не бойся ты.
Опыт Витьки подсказывал: если говорят «не бойся», значит надо бояться. Но около кустов он себя как-то по уверенней почувствовал и спросил грубовато:
— Ну, что надо?
Парень опять засмеялся:
— Заработать хочешь? — спросил он прямо.
— А что за работа? — тут же спросил Витька, не двигаясь с места.
— Да у меня дома поработать надо, — ответил парень.
Витьку слегка переклинило от усталости и голода, он почему-то решил, что надо убирать дома. И деловито поинтересовался:
— А сколько заплатишь?
— Сговоримся, — пообещал парень, — но точно не обижу.
И Витька согласился.
Идти пришлось недолго. В девятиэтажку, на пятый этаж. Поднялись на лифте, вошли в квартиру. Видно было, что квартира съёмная (это сразу ощущается), но не бомжатник, а хорошая, двухкомнатная. И ясно было, что деньги у парня есть. Пока он разувался, Витька краем глаза заглянул в другую комнату — там на столе лежали книжки, учебники какие-то, тетради. Студент. Вообще с обстановкой не очень густо, но телик с видео стояли и стереоцентр, и ещё мелочь всякая. Парень дверь запер и посмотрел на Витьку. Тому стало не по себе. Мальчишка неуверенно спросил:
— А что делать надо?
— Ну сначала раздеться, — сказал парень. Витьку опять заклинило, он пожал плечами:
— Да у меня даже обувки нет, — и услышал в ответ:
— Нет, ты не понял. Вообще раздевайся, — но продолжал тормозить:
— А где ванная?
Наверное, в глубине души Витька понял уже, что будет, только сам себе не признавался и этими вопросами как бы защищался: может, пронесёт? Не пронесло. Улыбка с лица парня исчезла, а глаза стали какие-то сразу и опасливые, и радостные, и ещё чёрт те какие:
— Ванная тут не при чём, ты мне как раз такой нравишься.
Вот тут мальчишка понял всё и сразу. Сердце куда-то грохнулось, дышать трудно стало, а потом он весь вспотел сразу и ослабел так, что ноги подломились, только хныкнул:
— Не надо… я не хочу…
Парень без слов взял мальчишку за плечо и пихнул в комнату — не в ту, где учебники и всё прочее, а в первую, в зал. Мыслей в голове вообще не осталось, одна вата какая-то и страх. Ни бежать, ни кричать или там в окно выпрыгнуть Витька даже не попробовал. Вообще ни про что не думал. И услышал снова:
— Раздевайся давай.
Парень взял из шкафа фотоаппарат-поляроид для мгновенных снимков.
Как во сне Витька начал раздеваться. Парень несколько раз щёлкнул, потом на мальчишке остались только трусы, он сказал:
— Погоди. Есть хочешь?
Витька даже ответить сразу не смог. Потом кивнул. Тогда парень велел снять трусы и повёл на кухню.
Следующие где-то минут сорок парень общёлкивал Витьку по-всякому. На диване, в ванной, в лоджии. Как он ест, как лежит (вроде спит), около телевизора, на ковре, на унитазе (правда, не приказывал ничего делать, просто посадил). Снимал, он вроде бы танцует. Вдвоём с собой — на коленках, в обнимку стоя, на руки брал, ставил перед собой на колени. И ещё многое другое… Витька стал такой вялый, почти в отключке, молчал и всё делал, что говорили, даже улыбался иногда, когда велели. Ещё его сильно тошнило. Потом парень коротко сказал:
— Пошли, — и повёл Витьку в другую комнату. Стал говорить, как ему нравятся мальчишки, уговаривать не бояться, что он всё сделает хорошо, а Витьке только потерпеть надо. Потом посадил мальчишку рядом, начал ласкать — уже по-настоящему ласкать, уложил на живот…
— Витька не сопротивлялся и не помогал, так просто, гнулся, куда гнули и почему-то думал: а вот уснуть бы сейчас. И вдруг… его посадили. Парень посмотрел Витьке в глаза — диким таким взглядом, что тот испугался и немного ожил — сквозь зубы выматерился и неожиданно поволок мальчишку к двери! Выбросил на лестничную площадку — Витька не удержался, грохнулся плечом в стенку, упал, — а следом полетели джинсы, трусы, майка. Витька сидел голый, ничего не делая. Долго сидел, потом лифт скрипнул где-то внизу, мальчишка встал, начал одеваться. Его заколотило — так затрясло, что он никуда не мог попасть, опять сел, а его било, зубы стучали, пальцы на ногах сами скрючились, как когти. Опять распахивается дверь, вылетел какой-то пакет, и этот парень аж с визгом заорал:
— Уё…вай отсюда на х…! — и с треском захлопнул дверь.
Кое-как Витька оделся, взял пакет (почему-то показалось, что он его, хотя не было у Витьки никакого пакета). В лифте обблевался — всем, что съел — и подумал длинно: «Жалко, хоть какая-то польза была бы…»
Ну и вроде как проснулся.
Как же он дунул от подъезда! Чуть ли не весь мост — километра два — до правого берега пробежал… А там в кустах возле лодочной станции поуспокоился и только теперь увидел пакет в руке. И полез в него.
Во-первых, там были фотки. Ещё — еда. Консервы какие-то, нарезки колбасные, хлеб, печенье, шоколадка, всё вразнобой, видно было, что просто швыряли подряд, что попадалось. И деньги. Тысячная бумажка.
Витька заревел. Сидел и ревел, никак не мог остановиться. Долго, уже совсем день был, когда он пришёл в себя. Потом умылся, поплавал в этом «море», как называли местные большое водохранилище. Поспал немного на солнце, проснулся уже вроде как в норме, а всё это вспоминалось, как через туман. Фотки тут же порвал на мелочь и зарыл, рвать старался так, чтобы не смотреть. Поел и пошёл покупать обувку и ещё кое-что…