В заповедной глуши - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 37

9

За прошедшие полтора месяца Валька успел придти к выводу, что Михал Святославич кричать не умеет.

Вывод оказался насквозь ложным.

То есть абсолютно. Ни разу в жизни на Вальку так не орали. От стыда у него слёзы наворачивались на глаза, а главное — совершенно нечего было возразить на все те эпитеты, которыми награждал обоих мальчишек лесник. Сами собой откуда-то пришли глупые слова: «Я больше не буду…», вот их Валька и твердил время от времени, отмечая машинально, что и Витька бурчит то же самое, хотя и реже, глядя себе под ноги.

Михал Святославич нагнал их на краю болота — совершенно очарованные, держа перед лицами сцепленные руки, в которых лежал медальон, мальчишки сомнамбулически брели куда глаза глядят.

— Я больше не буду, дядя Михал… — прошептал Валька, понимая, что сейчас заплачет. Витька откликнулся эхом:

— Дядя Михал…

И Михал Святославич осекся. Перевёл дух. Сказал:

— Конечно, не будешь. Оба не будете. Это я вам гарантирую… Потому что сегодня всю первую часть личного времени плюс перед этим — время чая — вы ползёте кросс. Полтора часа ползёте туда, полтора обратно. Куда — я выберу. Если обратно опаздываете — время опоздания вычитается из времени на ужин. А вторую половину личного времени посвящаете тесному общению с лопатой и вёдрами — яму под картошку давно надо вычистить и обновить. Ясно?

— Да, — сказал Витька уныло. Валька вздохнул и повторил:

— Да…

— Не слышу, — зловеще ответил Михал Святославич.

— Так точно, ясно! — заорали сообразившие, что к чему, мальчишки. И Валька осторожно сказал:

— Дядя Михал…

— Ну? — буркнул лесник.

— А вы нам не объясните…

— Потом, — отрезал он. — А сейчас, так как вам предстоит насыщенная вторая половина дня, а полночи вы не спали — спать до… — он посмотрел на часы: — Пять сорок две… до девяти. Потом — завтрак и по расписанию. Восемнадцать минут — помыться, вы грязные в дым! Бего-о-ом!!!

* * *

На ужин мальчишки опоздали на целых десять минут, да ещё минут пять не могли толком есть и только сипло дышали, вцепившись в ложки и глядя в стол пьяными глазами. За оставшиеся пять минут они успели затолкать в себя ужин и даже удержать его внутри, хотя Михал Святославич был беспощаден и тут же поднял их из-за стола.

Он устроился с какими-то своими расчётами на краю ямы, но не стал заниматься, а просто наблюдал за мальчишками — рассеянно, явно не из опасения, что они станут сачковать. После трёх часов попеременного ползания на спине, по-пластунски и на боках, перемежаемого бодрыми пробежками на четвереньках, возможность махать лопатой и таскать вёдра была просто райским наслаждением — ребята начали приходить в себя.

— Дядя Михал, — сказал Валька, и сам немного удивился, как естественно у него это получилось. Лесник кивнул. — Ну а всё-таки… что с нами было?

— Если можете работать и рассказывать — то рассказывайте, — предложил Михал Святославич.

Перебивая друг друга воспоминаниями, мальчишки заговорили, то и дело удивлённо косясь один на другого. Наконец Витька изумлённо спросил:

— А… разве так бывает? Сперва разные сны… а потом одинаковый… и опять разные?

— Это не сны, — Михал Святославич преспокойно сорвал былинку, сунул её в зубы, задумчиво посмотрел на мальчишек. — Это видения. Видения из прошлого, с самого начала.

— В смысле, что это всё было? — уточнил Витька немного недоверчиво. Лесник кивнул. Валька оперся на лопату и поднял голову:

— Остров Туле… — задумчиво сказал он. — Ultima Tule. Я читал, но думал, что это выдумка гитлеровцев… Остров на месте Ледовитого океана, родина арийцев.

— В бой, арья, — повторил Витька. — Как наяву… Так здорово…

— Здорово? — спросил молчавший лесник. Витька замялся:

— Ну… было страшно… но всё равно здорово — как будто… — он потёр грязной рукой лоб. — Нет, не знаю, как сказать.

— А что до выдумок гитлеровцев, — сказал Михал Святославич, понимающе глядя на мальчишку, — то, Валентин, как это ни печально, но большинство из них — от реактивного двигателя и самолёта-«бесхвостки» до черепно-лицевых параметров и острова Туле — совсем не выдумки. И вы просто видели тех, кем были раньше.

— А вы? — спросил Валька. Михал Святославич не ответил, но сказал:

— А вот с медальоном вы обращаться не умеете и вполне могли погибнуть — здесь и сейчас. Да и взяли его без спросу. Так что не обижайтесь на наказание.

— Это я, — сказал Витька. — Я уговорил взять, Валька не хотел. Я его это. Шантажировал.

— Копайте, шантажисты, — Михал Святославич легко поднялся. — Я сейчас…

— Куда это он? — поинтересовался Витька, глядя на друга. Валька пожал плечами и предложил:

— Давай копать дальше… Чувствую я, завтра будет жуткая пытка под названием «утренний подъём».

— Выживем, — оптимистично сказал Витька и добавил: — Ты прости, что я тебя тоже подставил.

— Оно того стоило, — туманно ответил Валька. И загадочно улыбнулся.

Михал Святославич вернулся с гитарой. Валька мысленно поморщился — он сам умел играть очень неплохо и терпеть не мог «трёх аккордов», которыми обожали подыгрывать себе ветераны многочисленных войн России, да и сами песни ему чаще всего казались примитивными и недостойными того, о чём в них пелось. Но, как выяснилось, лесник играл хорошо — усевшись на прежнее место, он подобрал аккорды и неожиданно выдал:

— Римляне империи времени упадкаЕли, что придётся, напивались гадкоИ с похмелья каждый на рассол был падок —Видимо, не знали, что у них упадок…[34]

…Мальчишки посмеялись над песенкой. А Михал Святославич, допев её, предложил:

— А вот послушайте… Можете считать эту песню неким философским ключом к пониманию того, что чувствует солдат в бою… Да ладно, отложите лопаты, садитесь. Отдохнёте.

Мальчишки не заставили себя просить дважды. Воткнули лопаты в землю, выкарабкались наружу и с удовольствием присели на траву. А Михал Святославич не спешил начинать. Он трогал струны и смотрел куда-то в лес, за который уже село солнце. Потом вздохнул…

— В застывших глазах, стекленея, замёрз перевал…Сквозь синие полосы часто пульсирует кровь…Сегодня мой друг у меня на руках умирал,В немом изумлении вскинув разбитую бровь…Как знать: скоро ль выпадетсрокЗа райскую пастьвысоту?И пригоршни страха всё прыг,да всё скок,И жалят всё мимо,и мимо,и мимо,и мимо меня — пустотупустоту…пустоту…пустоту…

Михал Святославич не подыгрывал себе на гитаре — гитара была органичной частью песни. Мальчишки молчали, свесив руки между колен и глядя под ноги…

— Как знать — где прорублен мой выход в скалистом дворце?Я знаю — на чьей-то недремлющей мушке сижу…И мало мне радости в том, что пока ещё цел…И нет во мне грусти за то, что хожу по ножу!Но пуле,нашедшей висок,Не видеть менястариком…И медные птицы всё прыг,да всё скок,Клюют свои зёрна всё мимо,и мимо,и мимо,и мимо меня — в молоко…в молоко…в молоко…в молоко…Я знаю — в какой-нибудь близко крадущийся мигС моими мечтами врага совместится прицел…Все дни, что я прожил — и всё, что я в жизни достиг,Под маской молчанья застынет на бледном лице.Ты знаешь, родной мой,браток —В бою расставатьсянельзя…Но демоны мести всё прыг,да всё скок,И стрелами тьмы полосуют всё мимо,и мимо,и мимо,и мимо меня — по друзьям…по друзьям…по друзьям…по друзьям…Солярного дыма удушливо-едкий заслонДовьётся до дома в дожде, что похож на грибной…И кто-то в ту ночь постучит в опечаленный домРуками смертельной тоски, как небесной водой!Надежд моих выкроенклок,Из горьких невзгодполотна…Но слуги Харона всё прыг,да всё скок,И сжата во мне с каждым выстрелом злее,и злее,и всё бесконечней — война…война…война…война…Мы прём на рожон, сатанея в азарте вражды —Как все: душу в зубы и пыльный ландшафт — на таран!Привычка войны — полужить в пол-воды, в пол-беды —Внутри надырявила тысячи ноющих ран!Кладутк колоску колосок,Сжинают жнецыбез труда…Их медные косы всё прыг,да всё скок,Как в землю, как в небо вонзаются в память мою —навсегда,навсегда,навсегда…[35]

— Тот, кто сложил эту песню, сам не знает, что он гений, — сказал тихо Михал Святославич, опуская гитару. — Может быть, он гениальней Пушкина, Лермонтова… Потому что это всё такая правда…

— Кто такой Харон? — с угрюмой требовательностью спросил Витька.

— Харон в греческой мифологии перевозчик умерших через реку подземного царства до врат Аида. Ему для уплаты за перевоз покойнику клали в рот монету, — пояснил Валька тоже хмуро. — Но в данном случае это просто образ, конечно… Дядя Михал, а вы много воевали?

— Много, — ответил лесник. — Мне сорок шесть… С восемьдесят второго и до девяносто пятого почти непрерывно. И, кстати, без российского гражданства. Я после первой Чеченской ушёл в отставку. Потому что это уже не война… Хотел остаться в России. Я же там с шестнадцати лет почти постоянно жил… А мне и говорят: а у вас гражданства нет, Ельжевский Михал Святославич. Вы, Михал Святославич, иностранец нонеча…

— Правда? — звеняще спросил Валька, поднимая голову. — Это правда?!

— Правда… Я и уехал сюда. И не пожалел…

— Вот суки, — потрясённо сказал Витька, тоже поднимая лицо.

— Это ещё ничего. Вместе с нами казаки воевали, из Казахстана и из Киргизии. Добровольцы. Так их вообще потом как наёмников ловить и сажать стали…

— Мой маэстро… де ла Рош… — вспомнил Валька, — ну, я про него говорил… Он воевал у казаков. Только уже во Вторую чеченскую…Там тоже были добровольцы из разных мест. И ещё сербы были, и греки, и немцы…

— Хороший он человек, наверное, — задумчиво сказал Михал Святославич. — Я бы познакомился… Сыграть ещё?

— Дайте я, — попросил Валька.

— А пальцы гнутся? — прищурился Михал Святославич.

— Как-нибудь, — таким же прищуром ответил мальчишка. Помолчал и задумчиво сказал: — Это Димка пел. Один мой… друг. У него дядя погиб на «Курске»[36]. Я не знаю. Может, сам Димка это и сочинил[37]. Не знаю… Это белым стихом. Без рифмы.

— Серым песком укрыло, илом позатянуло,и освятила память, и отразило небочерную субмарину в молниях русской боли,черную субмарину ужаса и отваги.Время рассеет слухи, ветер развеет вести,сильные сего мира ложью заменят правду,только родных героев не позабыть вовеки,в смертную беспредельность вглядываясь бессонно.Кто-то сказал, что ночью мать одного матроса,обезумев от горя, шла по воде без страха,и призывала сына, спящего в смутной бездне,и под ее ногами не расступалось море,ибо сильнее моря это страданье было.Если б она взглянула выцветшими глазами,если б она взглянула ввысь, где играют бури,то перед ней всплыла бы, пересекая тучи,северная легенда — черная субмарина.Верно хранят Россию, в небо взойдя над нею,

призрачные матросы в обледенелой форме… — голос Вальки зазвенел и сорвался, но он справился с собой и продолжал:

— Видел ее ребенок, на берегу играя —черную субмарину на серебристом небе,и ничего не зная, замер от восхищеньяи загадал, что тоже станет он у штурвала,видел ее мальчишка в выцветшем камуфляжеи повернул обратно, чтобы поведать другу,он повернул обратно, шаг не дойдя до мины!..…А над Москвою тучи, тяжкие как надгробье,свыше ее не видно, свыше ее не слышно.Быстро прошла над клоакой черная субмарина,росчерками зарницы дымную тьму терзая.Видел ее священник… И тихо перекрестился.

Вот… — Валька перевёл дыхание. Михал Святославич молча положил руку на плечо мальчишки и чуть стиснул пальцы. А Витька задумчиво пробормотал:

— Так это называется «белый стих»…

— Да, а что? — не понял Валька. Вместо ответа Витька набрал воздуху в грудь…

— Уважаемый, любимыйПрезидент Владимир Путин!Очень рада я, что вашаРодила щенят собачка!Говорят везде об этом.Я решила написать вамПоздравленье с прибавленьемВ дружном вашем, тёплом доме.Я прошу простить за почерк —Плохо видно мне при свечке,А ещё — замёрзли руки,Потому что в доме нашемНет лет десять отопленья —Раньше было, я не помню.Я хотела написать вам,Чтоб прислали вы щеночка,Но потом мне расхотелось,Потому что он погибнетЗдесь у нас — собак всех съели.Кто-то говорит — корейцы,Но мне кажется — не только……Никогда я не писалаРаньше писем президенту,Просто это не умеюИ никто мне не подскажет,Потому что в одиночкуЯ сижу сегодня дома.Заняты все остальные,А меня с собой не взяли.Коля — это средний брат мой —Смотрит мультики в подвале.Я пойти хотела с ним бы,Где у них там телевизор?Старшая сестра НаташкаГде-то за городом рубитБабки на какой-то даче.«Подрастёшь — тогда с собоюПозову,» — пообещала.Мамочка в ночную сменуСторожит приют для кошек.Мне немного странно это.Может, лучше было детямПриказать приют построить?Их по улицам здесь многоПросто так, без дома, ходитИ ночует, где попало,Все голодные, больные…Что вы скажете про это?Ведь вы можете помочь им,Вы же добрый, я-то знаю,И всегда вы говорили,Что заботитесь о людях…Папы я почти не помню —Папа наш был офицером,Мама говорит — убилиПапу на войне чеченской…Мы живём совсем неплохо,Даже на еду хватаетИ немного — на одеждуМне и Коле остаётся,А бывает, что НаташкаМного долларов приносит.Я хочу сказать спасибоВам за нашу жизнь такую —Ведь без вас мы б так не жили!Да! Ещё есть брат Серёжка!Из Чечни недавно тожеОн вернулся, неубитый.Только злой стал почему-то.В армии уже не служит,Но, как раньше, носит форму.Форма чёрная, с береткой.Я спросила: «Ты охранник?»А Серёжка засмеялсяИ ответил: «Я ремонтник.В нашем доме всё прогнило —Потолки, пол, крыша, стены,Тараканы под шкафамиРазвели своих ублюдков…Мы с друзьями и решили,Что пора ремонт устроить…Потерпи ещё, сестричка!Как за дело мы возьмёмся —Станет жить светло и чисто…И мультфильмы станет КолькаСмотреть дома, не в подвале.А Наташке нашей большеНе придётся рубить бабки —Будет у неё работа.Мама пусть в приюте будет,Только в детском, не в кошачьем,Завучем, не сторожихой…»…Уважаемый Вэ-Путин!Вы мне нравитесь ну очень.Я прошу вас — помогитеНовый дом Сергею строить,Потому что жить нам в старомБольше просто невозможно…И привет щеночкам вашим!

Воцарилось изумлённое молчание. Потом Михал Святославич медленно сказал:

— О-го-о-о… Какие зубы прорезались…Говорят, если поэт начинает писать белым стихом, значит, ему и правда есть, что сказать…

— Да ну, поэт… — Витька начал краснеть. Валька обхватил его рукой за плечи и повалил на траву, весело сопя:

— Поэ-эт, поэт, нам виднее…

— Ладно, артисты, — Михал Святославич поднялся, — давайте спать. Кстати. Виктор. Мне тут звонила одна особа и от имени пионерского отряда просила тебя отпустить на три недели на раскопки за Нарочь. Ты не против?

— Что? — Витька спихнул Вальку, сел. — А? я? Не пррр… а вы? А Валька? А как же?

— Да я-то без тебя обойдусь, — и Михал Святославич уточнил: — Без вас. Ты пойдёшь, Валентин?

Валька отряхнул коленки. Покосился на Витьку. И сказал:

— Да нет. Я тут останусь. Если вы, дядя Михал, не против.

Стихи Б. Окуджавы
Слова Д. Уткина
Погибшая со всем экипажем летом 2001 года атомная субмарина Северного флота. Автор книги придерживается версии, что «Курск» был обдуманно протаранен английской субмариной «Триумф», вёдшей разведку района манёвров нашего флота, а позднее помощь не была оказана морякам исключительно из-за феноменальной трусости и профессиональной непригодности высшего руководства как Северного флота, так и страны (тогда и родилась легенда о том, что-де «не было в распоряжении пригодных для спасательных работ аппаратов» и что «Курск» «погиб от взрыва торпеды в носовом отсеке».) Гибель «Курска» ознаменовала начало цепи знаковых катастроф, бед и несчастий, поразивших «путинскую Россию» и не прекращающихся до сих пор.
Стихи М.Струковой