Сквозь сон Валька услышал, что идёт дождь. Как он начинался — Валька не слышал и, когда шуршащий звук вторгся в сон, понял: почти выспался. Но открывать глаза не хотелось, под одеялом было тепло и уютно, особенно уютно от понимания того, что за стенами кордона идёт дождь. Кажется, он всё-таки стал засыпать опять, но его потрясли за плечо, и негромкий голос Витьки произнёс:
— Валёк, Валька. Валька. Вставай.
— Сейчас, — пробухтел Валька, надеясь, что Витька сам отстанет. Но тот опять потряс Вальку за плечо:
— Валь, вставай.
— Ну чего тебе? — Валька привстал на локте и только потом открыл глаза.
В комнате было сумрачно, хотя Валька и ощутил каким-то чутьём, что уже не так рано. За окном в таком же сумраке горели огни рябин, ставшие, казалось, ярче со вчерашнего дня. Небо — серое, низкое — сочилось дождём, бесконечно падавшим вниз, но стекло окна оставалось чистым — ветра не было, дождь не попадал на него. Витька — уже почти одетый — стоял возле кровати и смотрел недовольно.
— Ты чего? — Валька широко зевнул, прикрыв ладонью рот. Витька сердито ответил:
— Договорились же.
— А, да! — Валька поспешно сел. — Я сейчас. Я просто так разоспался… А Михал Святославич встал? Белка опять с собой взял?
— Да они и не приходили ещё, — Витька отошёл к окну. — Есть будешь?
— Не, неохота, — Валька прошёл на кухню к зимнему умывальнику, постоял возле него, слушая, как щёлкает тихонько включённая климатическая установка (он до сих пор не мог поверить, что она работает) и решительно шагнул наружу, на влажные доски крыльца.
Да, это была осень. Настоящая осень. Никуда не деться. Раньше Валька любил это время года. Ему нравилось ходить по аллеям, поддавая (последние пару лет — только когда никто не видел) груды ярких сухих листьев. Или неспешно брести домой под дождём, затянув капюшон куртки и наслаждаясь ощущением автономной защищённости. Дома всегда ждали…
Стиснув зубы, он решительно наступил на холодную раскисшую землю и зашагал к умывальнику, белевшему на заборе. Холодный дождь обжёг, разом прогнал остатки сна. Но не прогнал мыслей, на что Валька надеялся.
— Ты спятил, что ли?! — заорал с крыльца Витька. Валька плескался под умывальником, потом обернулся — лицо у Витьки было правда злое — и в два прыжка вернулся к крыльцу. — Иди ноги мой, кретинос! И вытрись, простынешь на х…
— Не матерись, не надо, — мирно ответил Валька. Витька потянул воздух сквозь стиснутые зубы, потом вздохнул:
— Ладно… Есть захотел? — Валька на ходу кивнул. — Я поставлю, а ты давай одевайся.
Пока Валька приводил себя в порядок, Витька в самом деле накрыл на стол. Мальчишки пили чай, бросая взгляды за окно.
— Колбасу и сухари с собой возьмём, — деловито сказал Витька. Примолк и спросил: — Ты чего такой?
— Домой захотел, — честно сказал Витька, вставая. — Кипяток есть? Я сейчас сполосну чашки.
Когда мальчишки вышли к воротам, дождь вроде бы стал послабее, но не прекратился, продолжал шуршать в листве. Оба были в непромокаемых маскировочных куртках, с непокрытыми головами, камуфляжные штаны забраны в сапоги, карабины висят стволами вниз на плече. Валька аккуратно натянул перчатки, Витька хмыкнул, поправил ремень «сайги» и вдруг сказал:
— Мне раньше очень осень нравилась. Давно. Когда я… когда родители были живы. Только плохо, что в школу.
— Пошли, — Валька опустил «вертушку» запора. — А я первый раз осенью в школу не пошёл. Знаешь, Вить… Надо учиться. Просто для себя. Ты как хочешь, а я в Интернете найду уроки, какие нужно. Ты же видишь, что дядя Михал не очень-то в образовании понимает. Так что я сам буду…
Витька помолчал, потом буркнул:
— Я за последние пять лет всего полгода и учился… С репетиторами, я же рассказывал. Они, правда, говорили, что я быстро соображаю, но всё равно — только до пятого класса меня и подтянуть успел… а мне девятый уже надо заканчивать, если по годам…
— Я с тобой буду заниматься.
— Ну вот ещё, — Витек неожиданно покраснел. Валька покачал головой:
— Да ты чего? Что тут такого-то? Это же не ты виноват.
— Не я, — подумав, решил Витька. — А кто? — он нахмурился. — Знаешь… я плохо помню, как мы жили. Там, дома. Хотя вроде уже не маленький был. Просто всё, что потом было — как стёрка. Смазало… Иногда так хочу вспомнить, а получается только во сне. Там всё ярко-ярко, всё-всё… И мама с отцом живые… А ещё… — Витька провёл пальцами по брови. — Я помню, я однажды грамоту принес… за физкультуру, за первое место… и они так радовались, мама и отец… — он посмотрел в сторону и решительно сказал: — Ладно. Будешь меня учить.
— Вместе будем учиться, — поправил его Валька. — Ой, смотри, Михал Святославич.
Лесник в самом деле шагал от опушки — возле ноги важной рысью бежал Белок, издалека счастливо гавкнувший при виде Вальки. Тот немедленно опустился на колено и начал гладить и ерошить шерсть пса и трепать его уши.
Лесник поздоровался с мальчишками кивком и спросил:
— На охоту собрались?
— Законный выходной, — напомнил Витька. Михал Святославич кивнул, помолчал и слегка извиняющимся голосом сказал:
— Вот что. Придётся вам пересмотреть планы. Пошли-ка домой, надо поговорить…
… — В общем, Валентин должен идти со мной.
Михал Святославич отпил из кружки горячего чая. Мальчишки переглянулись. Витька почесал щёку:
— Надолго?
— Где-то на месяц, — ответило лесник. Витька присвистнул. — Вернёмся к середине ноября. Я вообще-то могу взять и обоих. Но я как раз хотел просить тебя, Виктор, остаться тут и принять мои дела. Ты сможешь? Всё помнишь, чем я вас учил?
Витька задумался. Валька болтал ложечкой в стакане. Видно было, что ему хочется, чтобы Витька пошёл с ними. Но это была бы детская просьба. И он молчал.
— Я могу, — решительно ответил Витька. — Валь, извини…
— Да ты что? — грустно, но искренне ответил Валька. — Всё правильно, не в игрушки играем… А кстати, дядя Михал, куда мы идём? И зачем? Или это секрет?
— Для вас — нет, — Михал Святославич отставил кружку. — Мы идём — точнее, сперва едем, потом идём — в чернобыльскую зону.[52]
— Куда?! — воскликнул Валька. — Но там же…
— Тшшш… — лесник поднял руку к губам. — Что там, ты увидишь сам. Пока же я скажу, что дорога будет трудной чисто физически и опасной — тоже. Мы понесём деньги. Твои деньги, Виктор.
— Тогда и брали бы его, — испытующе сказал Валька. Михал Святославич покачал головой:
— Я бы и взял. Но там мне нужен будешь именно ты.
— Что-то о маме и отце? — с надеждой прошептал Валька. Михал Святославич не ответил, и мальчишка сник.
— Иди паковаться, вот список, — Михал Святославич подал ему отпечатанный на принтере листок. — Виктор, ты задержись, я тебе тоже кое-что объясню, — сказал он было поднявшемуся на ноги вслед за другом Витьке…
…Войдя, Витька прислонился плечом к косяку и долго смотрел, как Валька собирает рюкзак. Потом спросил тихо:
— Обиделся, что ли?
— Нет. — Валька выпрямился. — Правда нет, — он улыбнулся. — Жаль, что не поохотились.
— Да поохотимся ещё, — тоже заулыбался Витька. Валька подмигнул ему:
— Девок сюда без взрослых не води… хозяин лесов. Вон, Белка тебе оставляем.
— Пошёл ты, — хмыкнул Витька. — Вообще-то я тебе завидую.
— На твой век приключений хватит, — в тон ему отозвался Валька. — Ну что, всё, кажется, — он осмотрелся, ещё раз заглянул в рюкзак и спросил тихо: — Знаешь, сколько патрон беру? Триста.
— Ого. На войну, что ли? Завидую! — взгляд Витьки действительно стал завистливым.
— Виктор! — окликнул из коридора Михал Святославич. — Иди сюда, ключи и печать прими!
— Кто кому завидовать должен, — сказал ему вслед Валька. Подошёл к подрамнику, на котором стояла законченная вчера работа. Откинул пергамент.
Сейчас ворвутся, назвал Валька картину. Он помнил, что такое название уже было у Верещагина[53] в его «туркестанской» серии, но это, в сущности, не важно. Полутёмную захламлённую комнату освещала бензиновая лампа. Она бросала круг света на один из висящих на стене плакатов — с красивой машиной-«болидом» из «Формулы-1». Всё остальное было погружено в тревожный полумрак, из которого выступали неясные тени каких-то предметов. В углу две девчонки лет по 13–15 прикрывали, стоя на коленях и раскинув руки, нескольких маленьких ребятишек, девчонок и мальчишек. В глазах у старших был ужас, а вот на лице одного из пацанов, выглядывающего из-под девчоночьего локтя, было только любопытство. Между этой группкой и просевшей дверью, от которой летели щепки, стояли двое парнишек одного с девчонками возраста. Один, не глядя на дверь, что-то говорил через плечо прикрывающим младших девчонкам. В правой руке он сжимал длинный арматурный прут, в левой — обмотанный изолентой обломок стекла. Другой с очень спокойным лицом целился в дверь из самодельного «поджига». Тёмная прядь падала на висок, и в этой пряди горела платиновая искра отблеска. Под распахнутой старой джинсовкой за пояс был заткнут заточенный напильник с самодельной рукояткой.
— Виктор, пошли! — окликнул Михал Святославич.
— Иду! — Валька подхватил на плечи рюкзак.
И не стал закрывать картину.
Пусть её увидит Витька, когда он, Валька, будет уже не здесь…
В апреле 1986 на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС произошла авария, в результате которой значительная часть территории Украины, Белоруссии, Брянской и Калужской обл. Российской Федерации подверглась радиоактивному загрязнению. Население, проживавшее в 30-километровой зоне от АЭС, постепенно было эвакуировано. К ноябрю 1986 аварийный блок был изолирован. Последствия аварии и её влияние на здоровье людей были сильно преувеличены пропагандой как внутри СССР, так и за его пределами, а сфальсифицированные результаты «исследований» — использованы как предлог для свёртывания по всему миру программ развития наиболее чистой экологически энергетики — атомной — и дальнейшего развития бесперспективной и истощающей недра Земли газово-нефтяной добычи. В реальности никто точно не знает, было ли глобальное воздействие (и если было — то какое?) последствий взрыва на живые организмы.
ВЕРЕЩАГИН Василий Васильевич (1842–1904), русский живописец-баталист. В правдивых батальных картинах на темы войны в Туркестане (1871-74), Отечественной войны 1812, русско-турецкой войны (1877–1878 г.г.) показал героизм русского солдата, патриотизм и мужество русского человека, мерзкую, почти животную неприглядность его «восточных» противников, жестокую правду войны. Погиб при взрыве броненосца «Петропавловск» в Порт-Артуре.