То, что Алька грустная, Витька определил сразу. И, пододвинув ей стул, сам усаживаясь напротив, поинтересовался:
— Из-за погоды?
— А? — встрепенулась девчонка, сцепляя пальцы под подбородком.
— Ворона кума… Из-за погоды слёзки льёшь?
— Да при чём тут погода… — Алька посмотрела в окно, повела плечом. — Ответ пришёл. На запрос?
— На какой? — удивился Витька, изучая сегодняшнее меню.
— Да ты что, не помнишь? — удивилась Алька. — Да положи ты эту картонку!
— Положил, — Витька отложил меню. — Не помню.
— Запрос, — печально повторила Алька. — Помнишь, летом сержанта нашли, Палеева?
— А, помню, — правда вспомнил Витька. — Слава третья степень, Красная Звезда, За Отвагу… Мой… — он чуть было не оговорился «однофамилец», промолчал, но Алька и внимания не обратила. Она вздохнула:
— Ответ пришёл, только лучше бы не приходил… В общем, у него были наследники. Внук был. Тоже Леонид… Только оказывается семь лет назад он с женой погиб. В доме что-то взорвалось, и они сгорели, представляешь? — Алька поморщилась, как от своей боли. — И сын у них был, мальчишка маленький, он вообще пропал… Вот так, убитого мы нашли, а живые его не дождались, дичь просто. Теперь будем его сами хоронить, а награды — ну, награды в музей, наверное. А ты говоришь — погода… Вить, Вить, ты чего?!
Не слыша её, Витька встал на ноги. Держась очень прямо и твёрдо, вышел наружу.
И поднял лицо вверх, не закрывая глаз.
Холодный дождь падал сверху стеной. Витька оскалил зубы и продолжал смотреть.
Дом был пуст.
Дом был пуст, даже Белок где-то гулял, несмотря на погоду, по которой, как известно, хороший хозяин собаку на улицу не выгонит.
Витька сидел за столом и смотрел на забрызганный кровью дверной косяк. Это была его кровь — кровь с его кулаков. Это он пять минут назад орал и бил в дверь с такой силой, что вырвались петли, а косяк вышел из шипов. Это он кричал, что — гады, сволочи, подонки, и матерился так, что самому было страшно. А в доме отвечала ему только глухая, давящая тишина.
Никого никогда нет, если нужно. Но это всего лишь значит, что надо решать самому. И только.
Валька встал. И пошёл мыть руки.
Меньше всего он ожидал, что понадобятся ему ещё когда-нибудь навыки, привитые Федькой. Но вот поди ж ты… Правда, с тех пор, как последний раз он применял их, Витька вырос сантиметров на пятнадцать и потяжелел килограмм на десять. Но сейчас, передвигаясь по карнизу второго этажа, он с удовлетворением ощущал, что никуда его умения не делись — вот они, родимые. И руки, и ноги сами собой всё вспоминали и действовали независимо от разума — на инстинкте.
Дождь продолжал идти. Витька вымок насквозь, но даже мысль о том, что придётся возвращаться домой по ночным раскисшим тропкам в навылет мокрой одежде и обуви, не казалась такой уж страшной. Главным сейчас стало — сделать то, ради чего он здесь появился. Произвести то, что всеми уголовными кодексами классифицируется как кража со взломом.
Отлив под окном был из оцинкованного железа, вставать на него — опасно. Витька уперся ногой в раму. Держась левой рукой, правой достал нож. Наклонился в совершенно невозможной для нормального, обычного мальчишки позе. Точными движениями снял слой крашеной замазки. Отодрал штапики. Вынул гвозди. И, поддев стекло, перевернул его и боком протолкнул между рамами. Зачем бить? Передохнув полминуты, мальчишка проделал ту же операцию со вторым стеклом, вынув и аккуратно передвинув его вместе с датчиком сигнализации — спите спокойно, товарищи, ничего не происходит в час полночный…
Раздвижная решётка запиралась на висячий замок. Убрав нож и достав проволоку, Витька просунул в ячейки обе руки — и через двадцать секунд с удовлетворённой улыбкой отодвинул в стороны металлические «гармошки». Открытый замок болтался на правой петле.
Витка нырнул в незастёклённый квадрат. Держа ноги наружу, разулся, поставил обувь на подоконник. Нет уж, уходить обратно — так уходить. Может, наград ещё сто лет никто не хватится. Надо всё делать чисто: как будто никого тут и не было. И не волновать хороших людей.
Он мягко соскочил на пол. Постоял минуту, прислушиваясь и вглядываясь, привыкая к темноте, тут, в комнате, ещё более глухой, чем снаружи. И уверенно двинулся к сейфу, невольно улыбаясь: советское «изделие», греющее сердце обладателя чугунным видом и весом… На минуту работы.
Он справился за сорок секунд — на часы не смотрел, но так подсказывал внутренний ритм, безошибочный и точный.
На верхней коробке в небольшой стопке было написано:
Палеев Леонид Викторович
Витька понял, что его трясёт. Как будто холод проник внутрь тела. Руки ходили ходуном. Витька стиснул зубы, заставил себя успокоиться. Взял коробочку и открыл её, прошептав:
— Здравствуй…
Показавшийся невероятно ярким свет лампочки залил помещение.
Витька вскинулся.
На пороге стоял Сергей Степанович.
— Доброй ночи, — невозмутимо пожелал военрук.
— Блин, — тихо и обречённо ответил Витька. Выпрямился, не выпуская коробку из рук.
И, вздохнув, пошире расставил ноги.
Сергей Степанович всё с той же невозмутимостью оглядывал помещение. Прошёлся к окну, осмотрел его, хмыкнул. Витька мог бы сейчас рвануть к выходу, но… какой в этом был смысл? Он стоял возле сейфа и готовился к моменту, когда у него попробуют отобрать коробку с тремя наградами. А он не отдаст.
— Ловко, — оценил Сергей Степанович, присаживаясь за стол. — У тебя талант.
Витька поднял на Сергея Степановича злые глаза и сказал:
— А я был форточником. Ну и медвежатником по совместительству.
— Верю, — кивнул Сергей Степанович — А вот в то, что ты хотел эти вещи украсть — почему-то не верю. Не объяснишь мне такое несоответствие между реальностью и интуицией?
— Не объясню, — ответил Витька, ощущая, что начинает дрожать, и от этой дрожи никуда не деться — она идёт изнутри.
— Тогда вот что, — Сергей Степанович поднялся на ноги и потянулся. — Бери свою обувку и пошли ко мне. Высохнешь и попьём чаю.
— А? — не понял Витька, не двигаясь с места.
— Я ведь живу при школе, ты что, не знал? — удивился военрук. — Говорю — пошли ко мне, высохнешь. И чаю попьём. Ты с вареньем пьёшь? А то ваше поколение варенье не ценит.
— Я… пью… — пробормотал Витька. — А потом?
— Что потом? — удивился военрук.
— Ну. Милицию…
— Я чайник пойду ставить, — сообщил Сергей Степанович — А ты тут хотя бы минимальный порядок наведи…
…Варенье оказалось земляничным. Такого Витька не ел никогда. Он сообразил это только уже за столом — действительно не ел, так получилось. В маленькой кухоньке тяжело пахло сырой тканью — Сергей Степанович включил калорифер, и спортивный костюм Витьки вместе с кедами и носками висел над ним. Мальчишка закутался в одеяло, а ноги поставил на перекладину под столом — там от калорифера шло отчётливое тепло.
А коробка лежала на столе — между чашками и банкой. Открытая.
— Слава третья степень, Красная Звезда, За Отвагу… — медленно сказал военрук. Он сам тоже ел варенье с явным удовольствием. — Это дорогого стоит…
— Я… — Витька поперхнулся и поставил чашку. — Я не…
— Ты не понял, — спокойно ответил Сергей Степанович — Я не имел в виду деньги. Такие вещи не меряют на деньги. Это даже не подло. Это просто глупо. Кроме того, в сейфе лежат деньги. И их очень просто взять и куда труднее найти. Но четырнадцатилетний Виктор Ельжевский показывает чудеса ловкости и умения, чтобы взять именно эти награды. Это или глупость — или?.. — военрук посмотрел на прямо сидящего перед ним мальчишку выжидающе. Витька молчал. — Ну что ж, — вздохнул Сергей Степанович — Ложись спать вон там. А завтра утром я тебя отвезу на кордон. Награды верну в сейф. И всё.
— Нет, — Витька сглотнул. Сергей Степанович наклонил голову на бок:
— Что «нет»?
— Я их не отдам, — упрямо сказал Витька.
— Они не твои.
— Не мои. Они… — Витька стиснул кулаки так, что выступили белые косточки. — Они моего прадеда. Я не Ельжевский. Я Палеев.
Сергей Степанович продолжал смотреть на сидящего напротив напружиненного мальчишку спокойным выжидающим взглядом…
…Военрук слушал молча. Ни единым словом не перебивал Витьку, хотя тот путался через слово — не потому, что врал, а просто потому, что то и дело пережимало горло. И только когда Витька умолк окончательно и стал громко дышать, глядя в стол, Сергей Степанович даже как-то равнодушно сказал:
— Ну что ж… Бери их.
— Я… — Витька вскинул влажные глаза, с трудом удерживая слёзы. — Я их…Вы правда… — военрук кивнул. — Но… как же…
Сергей Степанович встал.
— И вот ещё что. Когда мы будем производить захоронение… Ты приди. Ему бы понравилось, что ты пришёл.
— Сергей Степанович — прошептал Витька, уже сам не понимая, как сдерживается. И военрук ответил:
— Ничего, братишка. У нас есть мы. Кто сказал, что этого мало?