Татататата! Тата! Тата!
— Хорошо, Виктор.
Витька поднял голову от изогнутого приклада десантного РПКС и гордо усмехнулся, не глядя ловко отмыкая семидесятизарядный «барабан». Из длинного ствола курился дымок. Стоящие в трёхстах метрах пять ростовых и три грудных мишени были искромсаны в щепу — в каждую попало минимум по восемь пуль. Если учесть, что непосредственно перед стрельбой мальчишка пробежал с оружием и полной выкладкой пять километров по пересечёнке и выпустил магазин за пять секунд — результат был неплохой. Словом «неплохой» лесник оценивал то, что вызвало бы у инструкторов регулярной армии восхищённый столбняк.
— Отдохни, — приказал Михал Святославич. Витька перевернулся на спину и застыл, глядя в высокое весеннее небо. — Валентин! Пошёл!
Валька выскочил из верхнего окна старой мельницы — с семи метров. Покатился в сторону, встал на колено — бум! Одну мишень разорвало в клочья попаданием ВОГа, а Валька уже катился к рытвине, залёг — трррат! От другой мишени полетела щепа — Валька уже был в канаве. Бум! Вторая мишень разлетелась. Трррат! Ещё одной мишени срезало «голову». Валька приподнялся из канавы — уже метрах в тридцати от мишеней — и, швырнув гранату, побежал следом за ней, прямо на взрыв, не остановившись ни на секунду. Тррра-татата! Верхняя часть ещё одной мишени подскочила и завалилась. Валька, неуловимым движением оказавшись возле стоящего чуть в стороне кентена[76] — в руке уже был нож, а автомат — в левой — нанёс манекену страшный удар в голову магазином, пригнулся, уходя от удара, полоснул — раз, два…Кентен рухнул. Из него лез соломенный жгут. Валька с полуоборота метнул нож в древесный спил чурбак раскололся пополам, нижняя часть упала на снежный островок у корней дерева), а с левой руки, вскинув автомат с наброшенной на локоть петлёй, не глядя — трррраттаатата! Со звоном подпрыгнули и раскололись три стоявших рядом бутылки. Михал Святославич с непроницаемым лицом нажал кнопку самодельного пульта — и вокруг Вальки с хлопком встало чёрно-багровое пламя. Через несколько секунд смеющийся мальчишка — закопченный, но целый — стоял рядом с лесником. Бросок — Михал Святославич поймал АКМС. Хмыкнул. В автомат был вставлен новый магазин, подствольник — заряжен. Мальчишка сделал это на бегу.
— Хорошо, — коротко бросил лесник. — Отдохни, — Валька без раздумий уселся на землю, скрестив ноги. — Виктор.
Витька надел, сняв с гвоздя в стене мельницы, глухую маску. Лесник перебросил ему ТТ. Мальчишка поймал оружие за рукоятку и застыл, держа его стволом от бедра — над чуть выставленным вперёд носком правой ноги.
Михал Святославич дёрнул лежащую рядом на земле проволоку. Зазвенели, заплясали в кустах — метрах в двадцати — привязанные за горлышки бутылки. И в тот же момент ТТ начал стрелять — словно бы сам по себе, Витька даже не двигал стволом! И тем не менее бутылки разлетались одна за другой.
— Три секунды, — сказал Михал Святославич, и Витька, на звук его голоса бросив леснику пистолет, снял маску. — Пока всё. Пошли…
Стоя друг напротив друга, мальчишки смотрели каждый в глаза другого пустым взглядом. Они не ощущали ладоней Михала Святославича, лежащих у них на плечах, да и голоса его, глуховато читавшего строчки стихотворения, не слышали, и вряд ли были здесь вообще — их сознание витало где-то далеко, в неизвестных краях, куда не каждому доведётся попасть — и не каждый попавший запомнит то, что видел.
— Вернитесь, — негромко, но повелительно сказал лесник, чуть сжав плечи мальчишек. Они вздрогнули, глаза обрели осмысленность. — Сейчас — домой и спать. Завтра мы выезжаем.
Поезд пришёл в Друю практически в полночь.
Валька и Витька соскочили на перрон первыми. Следом неспешно спустился Михал Святославич. Было темно, сыро и ветрено. Кое-где лежал снег, как бы напоминая, что апрель — это всё-таки не лето, да и не весна почти. Мальчишки вздёрнули воротники надетых на свитера тонких плотных ветровок, отогнули «уши» егерских кепи, поправили рюкзаки, осматриваясь.
— Там Двина? — махнул рукой Валька в ту сторону, где пробегали волны стеклянных отблесков. Михал Святославич молча кивнул и направился к бетонной лесенке, уводившей с перрона вниз, на прямо тут же начинавшуюся улицу — мимо небольшого вокзального здания.
Они довольно легко поймали такси — на площади за вокзалом стояли явно частники.
— На турбазу, знаете? — сказал Михал Святославич немолодому водителю, садясь на переднее сиденье, рядом с ним.
— А то, — безразлично отозвался водитель, запуская мотор. — Сейчас доедем.
Больше он не произнёс ни слова — крутил баранку. Михал Святославич сидел, углублённый в свои мысли. Мальчишки смотрели в окна, за которыми плавно появлялись и скрывались в темноте пустынные улицы. Потом начались всё ещё голые деревья, но в лучах фар становилось на миг отчётливо видно, что каждое дерево окружено зеленоватым лёгким ореолом. Минут через десять мелькнул простенький указатель на русском языке
Турбаза «Волчья»
Охотхоз РБ
— Ну вот, — водитель остановился перед решётчатыми воротами. — Дальше по путёвкам.
Он так и уехал, больше ничего не сказав и вообще ни о чём не спросив. Мальчишки, держа на плече рюкзаки, спокойно осматривались. Михал Святославич, достав мобильник, набрал какой-то номер.
— Алё?.. Ну а тэ ж! Я стою у твоих негостеприимно запертых ворот… Да, уже… Ага, жду… — он отключился и глубоко вдохнул сыроватый ночной воздух. — Слышите, парни? — вдруг весело спросил он. — Весна!
Ночью влупил дождь. Влупил так, что Валька проснулся от шума и подумал: начинать дело, отправляться в путь в дождь — к удаче. Он не знал, просыпался ли Витька, а в следующий раз открыл глаза, когда в комнате было уже светло и Михал Святославич стучал в дверь:
— Вставайте, ребята.
Дождя не было. Было солнце. За ночь смыло последние остатки снега, лужи сияли, и широкая река за чёрными деревьями казалась ртутной от блеска. В комнате оказалось холодно, даже очень — только что пар изо рта не шёл.
— К-колупени на комонях, — выдал нечто старославянское Витька, садясь на постели. И с чувством добавил: — Ммерзость.
Кажется, хотел сплюнуть, но передумал и стал одеваться.
— Какие колупени? — заинтересовался Валька, пристраиваясь к умывальнику. — Снилось тебе, что ли?
— Ничего мне не снилось, давай, одевайся.
Мальчишки вытащили из рюкзаков сменку — лягушачьего цвета свитера с кожаными наплечниками, егерские нижние штаны, камуфляжи, ветровки — тоже камуфлированные, тонкие, с капюшонами, ботинки-вибрамы с лёгким верхом на мягкой подошве, маскировочные кепи, тонкие кевларовые перчатки. Прежнюю одежду затолкали в рюкзаки и оставили их в знак протеста в отношении температурного режима прямо на неубранных кроватях.
В холодной, гулкой и пустой столовой, обезображенной настенными росписями на некую абстрактную тему, неспешно ел Михал Святославич. На столе возле него стояли ещё две порции: плов со свининой и зеленью, компот из сухофруктов (Валька тихо содрогнулся при виде этого пищепромовского изделия, внешне похожего на колдовской отвар из слизняков и отдающего копчёной колбасой), тарелка с белым хлебом.
Впрочем, плов оказался просто отличным, а хлеб — свежим. Ели быстро, хотя Михал Святославич не торопил; почему-то поглядывали в большие окна, забранные между стёклами фигурными решётками. Потом кто-то сказал в коридоре: «Михал, трейлер пришёл,» — и Михал Святославич встал. Молча. Мальчишки тоже поднялись и следом за лесником пошли наружу.
Там стоял большегрузный «ТИР»-«мерседес» с двойным прицепом. Задние двери были открыты. Мальчишки попрыгали внутрь после того, как туда влез Михал Святославич и следом за ним протиснулись куда-то за что-то — и это что-то сдвинулось. Стало совсем темно, лязгнул металл. Потом зажглась тусклая лампочка, трейлер двинулся с места и загремел всеми составляющими.
Все трое находились в некоем пространстве — два на два метра — между контейнерами. Тут же находились и некоторые другие предметы. Повинуясь жестам Михала Святославича, мальчишки разобрали оружие — пояса, на которые прицепили ножи — с подсумками и пистолетными кобурами, в которые переложили свои ТТ. В подсумки перекочевали гранаты — по шесть РГД-5, магазины — Валька шесть автоматных, Витька — три пулёметных барабана. Витька взял РПКС, Валька — АК-103 с подствольником и десять ВОГов; приклады у оружия были сложены. Михал Святославич взял АК-104 и «гюрзу». Всё делалось в молчании. На поясах сзади закрепили свёрнутые в рулоны маскировочные накидки, потом раскрасили друг другу лица гримом. Михал Святославич выключил свет и коротко приказал, хотя и так было тихо:
— Молчим.
Они сели на пол, прислонились к ящикам и стали просто ждать в кромешной покачивающейся темноте.
Трейлер остановился. Донеслись неясные звуки — речь, лязганье… Потом в щели упали лучи света. Валька увидел прямо перед собой спокойное, даже чуть сонное лицо Витьки. Кто-то что-то опять сказал на незнакомом языке. Свет исчез, грохнула дверь. Через минуту трейлер поплыл дальше.
В темноте кто-то коротко выдохнул. Единственное, за что Валька мог поручиться — что это был не Михал Святославич. За себя — не поручился бы.
Они выпрыгнули из трейлера на лесной дороге. Михал Святославич закрыл тщательно двери, подмигнув ребятам, ловко закрепил пломбу — и машина, водителя которой мальчишки так и не увидели, поплыла куда-то по мокрым колдобинам.
— Так, — сказал лесник. — Ну что. Теперь надо найти…
— …Йоду вы ищете! Йоду![78] — раздался насмешливый голос из-за кустов.
Мальчишки отреагировали мгновенно — два ствола развернулись в ту сторону и, если бы Михал Святославич не оказался ещё быстрее — незнакомец мог бы поплатиться за свою шутку жизнью.
Впрочем, как почти сразу оказалось, он ничем не рисковал, потому что произносил эти эпические слова, лёжа под кустом. И сейчас с ироничной улыбкой на губах поднялся на ноги — невысокий, хорошо сложенный мужчина лет 30–35, одетый в камуфляж, с небольшим рюкзаком за плечами; тёмно-русый, сероглазый, тщательно выбритый, на поясе — финка в чехле. Обычный турист.
— Это не лучшая твоя шутка, Влад, — сурово сказал Михал Святославич. — Могло плохо закончиться, знаешь это?
— Да ладно, — засмеялся Влад, показывая идеальные зубы. — Скучал просто. Вот и решил развлечься… — он подошёл к мальчишка: — Влад Рокотов.
— Псевдоним? — уточнил Валька, вспомнив Черкасова. Влад снова засмеялся:
— Влад Рокотов, — и пожал протянутую руку Вальки. — Влад Рокотов, — он пожал руку Витьки. — Как вас зовут — не спрашиваю. Юные бойцы невидимого фронта? — он кивнул Михалу Святославичу.
— Хватит хохмить, будь серьёзным хоть недолго, — покачал головой тот.
— Органически не могу, — признался Влад. — Хотел бы. Дзэн[79] не позволяет… Ну, мы разговаривать будем или пойдём? Лично я за то, чтобы поговорить. Но можно на ходу.
— На ходу будем молчать, — отрезал Михал Святославич. Влад сожалеюще пожал плечами:
— Вся ваша беда в чисто европейском, материалистическом подходе к делу. Тренировки, макеты, планы… Жить надо так: пришёл, увидел, победил. Раз плана нет — нечего нарушить врагу. Мгновенное озарение — и вперёд. Хорошо подготовленный Его Величество Случай — вот венец всех спецопераций. Вот например — вы наверняка рассчитывали идти пешком. А у меня в кустах стоит добровольно пожертвованный местным обывателем «Урал» с коляской. В девичестве — BMW. Неподалёку пролегает пожарная просека. И по ней мы будем на месте через двадцать минут. Отец, — он указал на лесника, который с трудом скрывал улыбку, — два сына, — он показал на слегка ошалевших мальчишек, — и их распутный… то есть, беспутный, — поправился он, — дядюшка вышли на природу половить енотов на приманку…
…Валька никак не мог для себя определиться, кто же всё-таки этот человек?! Неужели Черкасов ничего не выдумывал — и биолог-супермен, сокрушитель ваххабитов, американских вояк и продажных россиянцев — существует?!
Влад ничего не объяснял. Он просто гнал тяжеленный мотоцикл по просеке (Михал Святославич устроился на заднем сиденье, мальчишки — на пару — в люльке. Всё имело оттенок боевика про возможное будущее. Слегка смазывало это суровое ощущение то, что Влад, ловко маневрируя рулём, громко распевал:
— Сла-а-а-вься, Отечество
Мотоцикл прыгал, раскачивался и подлетал. В какой-то момент он подлетел особенно высоко — и Влад резко затормозил.
— Приехали, — сказал он уже без тени юмора. — Слезаем. Операция «Мэдхаус» начинается.
Он соскочил наземь — и совершенно бесшумно растаял среди весенних деревьев. Но, очевидно, Михал Святославич знал, что и как делать дальше.
Через лес двигались клином — в центре лесник, слева-сзади Витька, справа-сзади Валька. Потом легли и минут десять ползли, задёрнувшись накидками. Под накидками было жарко, как в бане — но зато они экранировали излучение и делали бесполезными тепловизоры.
Валька мимоходом удивлялся, что не ощущает азарта или страха. Но даже удивление было каким-то посторонним. Целый мир запахов, красок и звуков окружал Вальку. Он совершенно точно знал, что происходит под каждым кустом и каждой кочкой, в каждом дупле и на каждой ветке — в радиусе нескольких сот метров. И для него не было новостью, что впереди — что-то, пахнущее бетоном, асфальтом, горючим и металлом.
Они выползли на верх поросшего кустами склона примерно в трёхстах метрах от авиабазы. Мальчишки отползли чуть влево-вправо, Михал Святославич достал бинокль и поднёс его к глазам…
… — Вот они, — прошептал Михал Святославич, опуская бинокль.
Аэродром казался каким-то несерьёзным, словно не лучший ДОСААФовский времён СССР. Два ряда мокрой «колючки», несколько серых взлётных полос, рулёжка, пара бетонных коробок, над одной из которых висели флаги — латышский и НАТО. На таком расстоянии людей не было видно, но на полосах застыли три остроклювых хвостатых птицы — F-16 с красно-жёлто-чёрными бельгийскими опознавательными значками. А над ними возвышался огромный и мрачный серый кашалот — туша американского транспортника С-5 «Гэлэкси». Возле неё ярко оранжевели несколько погрузчиков.
— Это цель? — прошептал Витька. Михал Святославич не ответил — поднял бинокль вновь и замер.
Валька наблюдал за С-5, как завороженный. Это гигантское существо казалось ему в самом деле живым и чем-то похожим на дремлющего дракона. В этом существе был вызов — вызов всему тому, чем жил Валька. Среди окружающего весеннего пейзажа самолёт выглядел предельно чужеродным, как встроенная в живое тело металлическая деталь. Даже сам аэродром, казалось, съёжился от того, что в его центре громоздится жуткое создание. Самолёт мог бы вызвать страх, но не у Вальки.
У Вальки он вызывал холодную злость.
После того как Валька всмотрелся, стали видны и люди. Их было много. Тройки патрулей с угрюмыми собаками патрулировали периметр сразу по нескольким тропинкам. На вышках торчали пулемёты. В капонирах видны были зенитки — пушки и ракеты. Ну а во внутреннем квадрате охранения стояли, слегка поворачиваясь торсом, как страшные боевые машины, закованные в угловатую чёрно-зелёную, как шкура ящеров, броню гиганты. Уверенные и несокрушимые.
Это были американские солдаты.
И всё это было так чуждо, так мерзко почему-то и так отталкивающе, что Валька стиснул зубы до хруста и на миг прикрыл глаза…
…Быстро стемнело. Над аэродромом повисло яркое дневное сияние. Вскинулись и зашарили по окрестностям, раздвигая кусты и деревья, мечи прожекторов. Работы не прекращались; на С-5 то и дело грели турбины, и тогда мощный бездушный вой придавливал к земле траву. Неясно было, где Влад и как вообще он рассчитывает пробраться внутрь периметра. Не как в книжках же, в самом-то деле, даже если это он и есть…
За весь этот долгий день ели только шоколад, да пару раз ползали по очереди в сторону — отлить и попить из холодного чёрного родничка, выбегавшего из-под земли у корней дерева. Всё остальное время дремали и наблюдали по очереди.
Когда стемнело совсем, Михал Святославич, коротко поглядывая на часы, приказал минировать пути отхода. Витька ползал по кустам, выставил десять РГД и столько же «пустых» растяжек.
— Через три минуты, — сказал Михал Святославич, когда Витька вернулся. Валька покосился непонимающе.
Угрюмо взвыли турбины. Это был не прогрев. Погрузчики разъезжались и было видно, как начинают перемигиваться огни на полосах. Отливавшее мокрым асфальтом в прожекторном свете чудище дрогнуло и пошло, ускоряясь, на взлёт. Поднимался округлый нос, алым сверкнули глаза… тьфу, пилотская кабина. Непроглядные тени побежали по округе. Взревела, закричала сирена. У Вальки на коже дыбом встали мельчайшие волоски, и, покосившись, он увидел, какие у Витьки глаза — больные и отчаянные…
…Гвамп, издало странный звук чудовище. Дрогнуло. Внезапно стало беспомощным. Левое крыло переломилось в яркой магниевой вспышке, и, потеряв всю свою угрюмую мощь, С-5 сундуком рухнул прямо на периметр.
И — вспыхнул сразу весь.
— Урррааа!!! — звонко закричал Витька. И его крик, почти неслышный в гуле пожарища, перекрыл крик Михала Святославича:
— Огонь! Огонь, сынки!
— Рррррраааа!!! — зарычал Валька. — Ррраааа!!!
Мальчишки стреляли, словно торопясь опустошить магазины — стреляли и кричали в упоении. Они не видели, попадают ли и не старались попадать — просто били в мечущиеся тени, пока Михал Святославич не приказал:
— Отходим! Скорее!
— Нет, нет! — захрипел-залаял Валька. — Огонь, огонь, a tout prix, meurt et ne se rend pas…[80]
— Назад! — яростно рявкнул лесник. Валька мотнул головой, в его глазах перестало плясать пламя. Теперь он видел, что через санационную зону уже бегут, стреляя в их направлении, чёрные тени. Слышались выкрики на двух языках, и Валька различил не сразу понятое повелительное — он давно уже не слышал английской речи: «Брать живыми!»
Витька канул в проход между растяжками. Валька, крутнувшись, залёг у корней дерева — в нём бушевала ярость, хотя уже и холодная. Михал Святославич тоже остановился, упал на колено:
— Ты что?!
— Сейчас, сейчас… — прошептал Валька.
Огромная фигура выросла среди кустов на фоне зарева пожара — угловатая, жуткая. Подняла руку в повелительном жесте, посылая своих наёмных рабов в черноту леса…
— Тварь, — прошептал Валька. И выпустил очередь из двух патрон.
Мощные тяжёлые пули — калашниковские 7,62×39 — попали офицеру армии США в грудь. Одна расколола магазин справа в «лифчике», рассекла кевлар жилета, в пыль разнесла керамический вкладыш и застряла в сердце. Вторая угодила в стык между двумя магазинами, пройдя через грудину, перебила позвоночник и уткнулась в жилет на выходе из спины.
Жуткий «робосолдат», чёрный «киборг демократии», рухнул на спину — мёртвой неподвижной грудой, в которой больше не было ничего живого и страшного.
Он был убит наповал…
…Когда позади захлопали взрывы растяжек, Михал Святославич перешёл на шаг и засмеялся:
— Всё, до утра они там засядут.
— Как говорится — лучше умирать в поле, чем в бабьем подоле, — послышался весёлый голос, и Влад Рокотов чёрной бесшумной тенью вынырнул слева. — Что ж. По-моему, неплохо сработано?
— Так ты настоящий, — сказал Валька, сам не заметив, что называет взрослого мужчину на «ты». Влад рассмеялся и повторил:
— Что ж. Вы тоже… А теперь — последний рывок! Ну?!.
Подвижный тренажёр, отвечающий на неправильные движения тренирующегося сильными ударами.
В качестве медитативного текста использованы стихи И.Маслова.
Ставшее в определённых кругах крылатым выражение из «Звёздных войн». Магистр Йода — наставник юных джедаев — после разгрома ордена скрылся на одной из окраинных планет и именно такими словами приветствовал нашедшего его Люка Скайуокера.
Жизненный путь (японск.)
Любой ценой, умираем, но не сдаёмся… (фр.)