Днем на улицах большое количество велосипедистов, но ездят они почему-то по тротуарам, предназначенным для пешеходов, толкают их и едва не сшибают. На багажниках у велосипедистов сидят пассажиры — взрослые, дети и даже старики.
Куда ни посмотришь — всюду множество птиц и каких-то необыкновенных, полосатых белочек. Белочки лазят по стенам домов, по деревьям, перепрыгивая с одного на другое. Некоторые птицы прыгают, как воробьи, но величиной они с добрую курицу. С пронзительным криком, разрезая воздух, словно ласточки, носятся над улицами зеленые попугаи. Рано по утрам я просыпался от непривычного крика птицы. Она подлетала к ванной комнате, засовывала свой клюв в вытяжную узорчатую решетку вентилятора и сильно кричала. С наступлением темноты раздавался жалобный и капризный вой шакалов, стаями пробегавших по городу, по паркам и садам в поисках пищи. Шакалы тоже несут санитарную службу, поедая городские отбросы.
Во время одной из прогулок в окрестностях Дели мы увидели большое количество обезьян. Они превосходно себя чувствовали, сидя на деревьях, на каменных заборах, огораживающих парки. Для нас это было необычное зрелище. Мы купили пакетики с китайскими орехами и решили угостить маленьких животных. Один из наших спутников издал гортанный крик, и к нам стали подбегать десятки обезьян. Ничуть не боясь людей и не смущаясь, животные брали из наших рук орехи и сразу же отбегали. Обезьяны издавали странный скрип и писк, словно переговаривались и переругивались друг с другом. Во время последующих поездок по Индии мы видели этих животных целыми стаями, как воробьев на наших деревенских дорогах, и они уже не поражали нас.
Индийские друзья рассказывали, что в Индии, по самым скромным подсчетам, живет около 80 миллионов обезьян. Это подлинный бич для населения: обезьяны пожирают посевы на полях и плоды в садах индийских крестьян. Но уничтожать обезьян запрещает обычай.
В старом Дели, где ютятся беднейшие классы населения, нас поразило множество бродячих коров. Коровы, наравне с людьми, ходят по тротуарам или лежат, отдыхая, на мостовых, и автомобилисты осторожно объезжают их.
Спрашиваю у одного индийца:
— Кому принадлежат эти коровы?
— Никому не принадлежат. Это священные животные. В нашей стране тысячелетиями господствуют суеверия и предрассудки, с которыми нам, представителям прогрессивной интеллигенции, все еще трудно бороться. Во время вашей поездки по Индии, — продолжал он, — вы встретитесь еще и не с такими фактами.
Индиец оказался прав: многое поражало и удивляло нас. Владычество английских колонизаторов наложило свой отпечаток на все стороны духовной и материальной жизни этой большой и древней страны. Оно затормозило ее развитие на многие десятилетия. Однако наши встречи в Индии со множеством талантливых людей убедительно показали нам, какие колоссальные возможности заложены и пока еще дремлют в этой огромной стране и ее великом народе.
Летим в Калькутту. Под нами те же квадраты и прямоугольники хлебных и рисовых полей, извилистые реки. Приближаемся к гигантской реке Ганг. Этой зимой она высохла, пожалуй, на три четверти, но в центре русла видна вода. То тут, то там большие плотины преграждают путь воде, направляя ее в оросительные каналы. Высохшая часть русла занесена яркожелтым песком.
Пролетаем над деревнями с тесно скученными хижинами. Появляются холмы, между ними змейками извиваются почти высохшие горные речушки. Квадраты водоемов, обрамленных сочной зеленью, деревьями, — дело рук крестьян, трудолюбие которых известно всему миру. Цвет воды сверху то серый, то бирюзовый, то малахитовый. От водоемов отходят узкие ленточки каналов, орошающих рисовые поля.
В Калькутте нас встречает масса людей. Щелкают затворы фотоаппаратов, жужжат автоматические кинокамеры. Мы уже стали привыкать к обычаю, который велит гостеприимным хозяевам надевать на нас гирлянды роз и венки из белых, приторно пахнущих лепестков какого-то цветка. На темных лицах индийцев — улыбки, озаренные удивительно красивыми глазами. Эти глаза согревают нас особой лаской и симпатией. В приветственных речах, в рукопожатиях чувствуется искренняя приязнь и расположение индийцев к нам, посланцам великой Советской страны, которую здесь любят.
Калькутта расположена вдоль рукава Ганга и до 1911 года была столицей колониальной Индии. Этот город является центром наиболее развитой провинции Индии — Бенгалии, славящейся своей богатой литературой и искусством. Здесь родился, жил и работал Рабиндранат Тагор.
Английские колонизаторы Индии были обеспокоены быстрым политическим развитием Бенгалии. Они неоднократно принимали меры к разделу и разобщению этой провинции, и с этой целью столица была перенесена в Дели.
В Калькутте официально числится шесть миллионов жителей, но наши индийские друзья говорили, что их значительно больше — до восьми миллионов. Калькутта, как и Бомбей, наводнена огромным количеством беженцев из Пакистана, влачащих жалкое существование. У них нет ни работы, ни крыши над головой.
Раздел Индии на две части причинил неимоверные страдания простым людям — трудящимся индийцам и мусульманам. Реакционные элементы Индии и английские империалисты, заинтересованные в колониальном грабеже, подстрекают население к религиозной вражде, чтобы отвлечь трудящихся от насущных социальных проблем.
По пути в Калькутту проезжаем мимо больших водоемов, опоясанных зеленью и пальмами. На шоссе перед нами копошится какая-то живая серая куча. Отзывается, это грифы — огромные орлы с голыми шеями — пируют на туше издохшей коровы. Зловещие птицы, не обращая внимания на резкие сигналы мчащегося автомобиля, продолжают свою тризну. Наш шофер вынужден затормозить машину, чтобы объехать это отвратительное копошащееся месиво. Подобные картины мы не раз наблюдали во время нашего путешествия по Индии.
Въезжаем на центральные улицы города. Как и в Бомбее, в Дели много пешеходов, велосипедистов и… коров, бредущих по тротуарам.
В Калькутте я впервые увидел человека-«лошадь». Худой индиец-рикша, в одних трусиках, впряжен в повозку, в которой важно восседают англичане. Закинув ногу на ногу, они покуривают сигары. Сидят по двое, а то и по трое. Человек-«лошадь» обливается потом, но бежит рысцой. Он изо всех сил тянет повозку за оглобли, в левой руке держа звоночек и позванивая им в такт своему бегу. В городе очень много рикш. Свои повозки они ставят вдоль заборов или стен домов и сидят в ожидании клиентов.
Рикши служат в транспортных фирмах, имеющих до тысячи, а то и больше таких повозок. Этим изнурительным трудом бедняки зарабатывают гроши. Самому рикше повозку иметь нельзя. Для того чтобы промышлять этим «транспортом», нужно иметь минимум пятьсот повозок. А это под силу лишь крупным коммерсантам, зарабатывающим на несчастных людях-«лошадях» огромные деньги.
Позже я узнал, что эта повозка была сконструирована в 1867 году американцем в Японии. Американец-миссионер Гоубл «доказал», что если на Востоке люди могут носить паланкин, то почему бы им не возить повозки? И, сконструировав повозку, «очень удобную» для человека-«лошади», он поспешил взять патент на свое позорное «изобретение». Этим «изобретением» не замедлили воспользоваться англичане. Вот какую «культуру» и «цивилизацию» еще в середине прошлого столетия принесли американо-английские империалисты в страны Востока!
В центре города проезжаем мимо большого поля с подстриженным газоном. Англичане играют в крикет. Несколько дальше индийские солдаты гурки маршируют под звуки барабана. На площади огромный мраморный дворец Виктория-мемориал и памятник английской королеве Виктории. Официально отменив Ост-Индскую компанию, эта королева объявила Индию колонией. Так она «облагодетельствовала» народ этой страны, туго затянув петлю на его шее, и довела Индию до полной нищеты.
Во дворце мы увидели портреты многочисленных английских сановников, вице-королей и губернаторов, систематически обворовывавших народ Индии. Здесь красуется и портрет предка закоренелого колонизатора, поджигателя войны Уинстона Черчилля.
Сворачиваем влево. У памятника какому-то губернатору Калькутты множество людей суетится с лестницами и ведерками в руках. Что произошло? Ночью патриоты выкрасили голову изваяния красной краской, по приказу полиции теперь ее отмывают. Идем дальше, и на ближайшей улице такая же картина: другой губернатор, изваянный верхом на коне, тоже выкрашен в красную краску, а на голову ему надет… ночной горшок. Памятников губернаторам в Калькутте очень много, и патриоты по очереди красят то один, то другой, доставляя неприятности и хлопоты полиции и удовольствие своим согражданам индийцам.
Нас спрашивают: «Хотите посмотреть, как в Калькутте сжигают покойников? Тогда едем в крематорий».
На узенькой улочке пыльно, грязно. Большое количество пешеходов, рикш, автомобилей, коров, торговцев. Встречаются прохожие в европейских платьях, но подавляющее большинство — в национальных костюмах, и мужчины и женщины. У мужчин это рубахи навыпуск и широкие белые шаровары, напоминающие юбку. Если индиец идет в европейском костюме, то рубашка у него все же навыпуск. На ногах сандалии, множество мужчин босиком. Одежда женщин — красивые «сари» — огромное полотнище, в которое искусно драпируют тело. Конец его, украшенный цветистым узором или парчой, закинут на левое плечо. Сари бывает дешевое, крестьянское, его можно купить за десять рупий. Но есть сари, стоящие и три тысячи рупий, и тридцать тысяч, унизанные драгоценными камнями.
Проходит фокусник. За ним, привязанные на веревке, плетутся две обезьяны. Человек бьет в маленький барабанчик, приглашая зрителей посмотреть фокусы. Где-то играет флейтист, слышны глухие ударь, барабана, — бродячие музыканты тут же на улице дают свой концерт, зарабатывая гроши.
Наконец мы приближаемся к «крематорию». Об этом можно догадаться по запаху гари. Небольшая площадка под открытым небом, на ней тут и там горят костры. Покойники обложены дровами и прутьями. Кое-где костры уже догорают, а с ними и трупы умерших. Дым разъедает глаза. Спешим покинуть это мрачное место.
Едем дальше по городу. Мелькают здания в пошлом «восточном» стиле, обвешанные огромными рекламными плакатами и портретами индийских кинозвезд. Автобусы, извозчики, рикши, автомобили, коровы, — шум, гам, пыль…
Вечером состоялась наша встреча с членами Комитета по проведению фестиваля советских фильмов в Калькутте. Мы приехали по приглашению Бомбейского и Калькуттского комитетов фестиваля советского фильма в Индии. Огромный интерес индийского народа и общественности к советским фильмам, видимо, побудил прогрессивные круги кинодеятелей и прокатчиков организовать такой фестиваль. В крупнейших городах Индии были созданы специальные комитеты. Наряду с представителями прогрессивных организаций, в комитеты входило большинство владельцев крупнейших кинотеатров и прокатных фирм, представители национальной аристократии, литературного мира, артисты, кинопромышленники, а в некоторых городах даже судьи, которые в Индии пользуются особым почетом и избираются пожизненно. Так, например, председателем Комитета в Калькутте был судья Чандр, а Комитета в Бомбее — судья Чагла.
Продавец книг в г. Калькутте
Демонстрация советских фильмов в городах Индии проходила с колоссальным успехом. Поэтому и интерес к нам, советским деятелям кино, был очень велик. Владельцам фирм, режиссерам хотелось установить с нами живой творческий контакт, обменяться опытом работы, послушать сообщения о советском кино, его режиссерах, актерах. Индийских кинодеятелей интересовали основные принципы создания советских фильмов и построения советской государственной кинопромышленности. Мне лично поручено было также прочесть несколько докладов о работе советских актеров в театре и кино и показать отрывки из четырнадцати больших кинокартин, в которых я снимался. В. Пудовкин должен был выступить с докладами о работе советского режиссера и показать свой фильм «Жуковский».
Наши кинокартины встречали самый восторженный прием у миллионов зрителей Индии. Это свидетельствовало о небывалом, все возрастающем интересе широких народных масс к жизни многонационального Советского Союза, к расцвету хозяйства и культуры в республиках Средней Азии, который особенно убедительно показывает мудрость ленинско-сталинской национальной политики.
Без всякого преувеличения можно сказать (об этом писалось в многочисленных индийских газетах), что приезд в Индию советских кинодеятелей должен оказать огромное влияние на развитие прогрессивной индийской кинематографии, а также помочь ликвидировать рогатки, препятствующие демонстрации советских фильмов.
Индийские кинорежиссеры рассказывали, что, по настойчивым требованиям владельцев студий, их заставляют подражать реакционным и аморальным фильмам голливудского производства. Боссы этих фирм, естественно, ставят своей основной задачей извлечь из киноиндустрии как можно больше денег, и индийские фильмы, по словам их режиссеров, к сожалению, вместо средства воспитания широких масс, превратились в средство разложения этих масс.
— Погоня за легкой наживой, — говорили мне индийские друзья, — поглотила прекрасные идеи, с которыми начинали свою деятельность некоторые пионеры индийской кинопромышленности.
Дурное влияние Голливуда на индийскую кинематографию очень тревожит общественное мнение страны. Под воздействием прогрессивных сил правительство даже создало комитет по урегулированию ряда проблем в области производства и проката фильмов, В частности, начата борьба против показа фильмов, подстрекающих к убийству, к разврату. Однако борьба эта трудная, и завоеваний она дала не много. В этой стране на многочисленных мелких и больших киностудиях ежегодно выпускается двести пятьдесят фильмов. Но выходит на экран максимум сто. Выпуск остальных фильмов откладывается на следующий год, и они ждут своей очереди. А там уже выходят новые картины. Фильмы теряют свое коммерческое значение и вовсе не появляются на экранах.
Поэтому наш приезд и был встречен с таким интересом. Поэтому так жадно расспрашивали нас повсюду и о принципах планирования и организации советского кинопроизводства, о воспитании молодых кинорежиссеров, актеров, операторов, о заказе сценариев, о сроках создания фильмов и т. д.
Естественно, не все из нашего опыта производства кинокартин может быть использовано даже прогрессивными киноорганизациями Индии. Но передать хотя бы крупицы нашего опыта, рассказать о стране социализма, ее большом созидательном труде и борьбе за мир, — вот цель, которую мы ставили перед собой во время многочисленных встреч и выступлений в разных городах великой Индии.
На киностудии в Калькутте. Советская делегация со съемочным коллективом студии
Вечером в день нашего приезда у нас произошла встреча с членами Комитета по проведению фестиваля советского кино в Калькутте. В небольшом саду с подстриженным газоном, на котором стояли столы, плетеные кресла, шезлонги, сидели представители различных киноорганизаций, писатели, театральные деятели. Снова нам надели на шеи гирлянды роз. Дамы в сари сидели с левой стороны, мужчины в национальных костюмах — с правой. Завязалась беседа. Нас угощали индийским чаем с молоком, национальными сладостями. Быстро воцарилась самая дружественная атмосфера. Переводчица едва успевала переводить вопросы индийских друзей, обращенные к нам, и наши ответы.
Вечерело. Низко-низко пролетели стаи уток, быть может тех самых уток, которые ранней весной прилетают к нам на север, а на зиму улетают сюда, в теплые края. Так вот где они зимуют! Что ж, возможно весной я встречусь с ними снова уже под Ленинградом, в знакомых охотничьих местах.
Позже нас пригласили на концерт известного индийского танцора Удау Шанкара. Этот крупнейший танцовщик и балетмейстер объездил полмира и мечтает посетить Советский Союз, чтобы посмотреть знаменитый, хорошо известный и в Индии советский балет.
Мы залюбовались высоким искусством и самого Удау Шанкара и его небольшой труппы. Искусство индийского танца своими корнями уходит в глубокую древность. В нем сохранились элементы своеобразных старинных религиозных обрядов, и в то же время многое привнесено в танцы различными трудовыми процессами, охотой на зверей, воинственными походами и т. д. Хотя искусство Шанкара и несколько стилизовано, в основе своей оно глубоко народно. Налет стилизации продиктован, очевидно, требованиями американских антрепренеров и вкусами буржуазной публики, перед которой артисту приходится выступать во время своих гастролей в разных странах мира.
У индийских артистов изумительно пластичные руки. Они словно рисуют и плетут в воздухе тончайшие и самобытные хореографические национальные узоры. Индийские танцовщики и танцовщицы удивили нас своей удивительно развитой мимикой, отличающейся редкой выразительностью. Тела артистов — гибкие, изящные, я бы сказал певучие — подчиняются музыке и во время танца безраздельно живут в ней.
Танцы индийских артистов чередовались с музыкальными номерами. Музыкант, сидя на подушке, один играл на десяти барабанах, расставленных вокруг него. Он то ударял руками по этим барабанам, настроенным в определенной тональности, то едва прикасался к ним пальцами, извлекая из них легкие, чарующие своей прелестью звуки, то грохотал на басовых нотах, то снова переходил к шепоту и ласковой трели. А танцовщики, послушные музыке, рисовали нам различные картины из жизни своего народа, рассказывали о давно минувших событиях.
Выступления индийских танцовщиков и танцовщиц невольно напомнили мне искусство корейских артисток. Летом 1950 года в Москве, в зале имени Чайковского, я был на концерте знаменитой корейской танцовщицы Цой Сын Хи, выступавшей со своей дочерью, очаровательной и грациозной Ан Сын Хи. Что-то неуловимо общее было в танцах индийского и корейского народов и в музыкальном сопровождении к ним.