— Лавальер, — сказал он, — никогда не любила и никогда не полюбит никого, кроме короля.
— Но ответьте мне наконец, что бы вы сделали на моем месте.
— Прежде всего я не выпускал бы из дому вашего слугу.
— Тоби?
— Да, Тоби; это предатель!
— Что вы?
— Я уверен в этом. Я держал бы его взаперти, пока он не признался бы мне.
— Еще не поздно; позовем его, и вы допросите его сами.
— Прекрасно.
— Но уверяю вас, что это будет напрасно. Он служит у меня уже двадцать лет и ни разу ничего не перепутал, а между тем, — прибавил Фуке со смехом, — перепутать бывало так легко.
— Все же позовите его. Мне сдается, сегодня утром я видел, как этот человек о чем-то совещался с одним из слуг господина Кольбера.
— Где?
— Возле конюшни.
— Как так? Все мои слуги на ножах со слугами этого мужлана.
— Однако повторяю, я видел его, и когда он вошел, его физиономия показалась мне знакомой.
— Почему же вы ничего не сказали, когда он был здесь?
— Потому что только сию минуту я припомнил.
— Вы меня пугаете, — сказал Фуке и позвонил.
— Лишь бы мы не опоздали! — прошептал Арамис.
Фуке позвонил вторично. Явился камердинер.
— Тоби! — крикнул Фуке. — Позовите Тоби!
Слуга удалился.
— Вы предоставляете мне полную свободу действий, не правда ли?
— Полнейшую.
— Я могу пустить в ход все средства, чтобы узнать истину?
— Все.
— Даже запугивание?
— Я уступаю вам обязанности генерального прокурора.
Прошло десять минут. Тоби не появлялся. Выведенный из терпения Фуке снова позвонил.
— Тоби! — крикнул он.
— Его ищут, ваша милость, — поклонился камердинер.
— Он где-нибудь близко, я никуда не посылал его.
— Я пойду поищу его, ваша милость.
И камердинер снова удалился. Арамис в молчании нетерпеливо прогуливался по комнате.
Фуке зазвонил так, что мог бы разбудить мертвого.
Вернулся камердинер; он весь дрожал.
— Ваша милость ошибается, — сказал он, не дожидаясь вопроса Фуке. — Ваша милость, вероятно, дали какое-нибудь поручение Тоби, потому что он пришел на конюшню, вывел лучшего скакуна, оседлал его и уехал.
— Уехал! — вскричал Фуке. — Скачите, поймайте его.
— Полно, — Арамис взял его за руку, — успокойтесь, дело сделано!
— Сделано?
— Конечно, я был в этом уверен. Теперь не будем поднимать тревоги; разберем лучше последствия случившегося и постараемся принять меры.
— В конце концов, — вздохнул Фуке, — беда не велика.
— Вы думаете?
— Конечно. Всякому мужчине позволительно писать любовное письмо к женщине.
— Мужчине — да, подданному — нет; особенно когда женщину любит король.
— Друг мой, еще неделю назад король не любил Лавальер; он не любил ее даже вчера, а письмо написано вчера; и я не мог догадаться о любви короля, когда ее еще не было.
— Допустим, — согласился Арамис. — Но письмо, к несчастью, не помечено числом. Вот что особенно мучит меня. Ах, если бы на нем стояло вчерашнее число, я бы ни капли не беспокоился за вас!
Фуке пожал плечами:
— Разве я под опекой и король властвует над моим умом и моими желаниями?