Вот эти сотни тысяч тонн над головой!!!
* * *
— Триста тридцать или сто пятьдесят? — переспросил Сашка.
— Сто пятьдесят,— бодро отозвался Сталкер,— сто пятьдесят, да. А может, и триста тридцать... Нет, точно: сто пятьдесят...
— Пит, у тебя что записано?
— Сто пятьдесят — девять,— ответил Пит, перевернув листок,— а до этого: триста — пятнадцать, триста три — пять-и-пять, триста девять — восемь-и-четыре; затем мы свернули, и у нас пошло: девяносто — пятнадцать, девяносто пять — шесть-и-семь, бульник там характерный был посреди прохода; девяносто — восемь-и-одна, шестьдесят семь — тринадцать-и-пять...
— Та-ак,— угрожающе произнёс Сашка,— иметь тебя, Сталкер, некому. По-твоему, мы два раза подряд свернули направо?..
— А что, я виноват, что у тебя компас геологический, а у меня нормальный?
— Нормальным компасом, Сталкер, твоё... гм... сокровище ещё никто не называл. Убогим — это было...
— Знаешь что? — возмутился Сталкер,— сам тогда бери ‘азимуд’ своим распрекрасным... а я лучше метры считать буду. А ещё лучше будет, если компАс отдать Питу — его, в конце концов, три года этой фигне ‘облучали’. Да.
— Никто не виноват, Сталкер, что ты с горным компасом работать не научился. А ‘дуристом’ твоим много не наснимаешь.
— Это точно,— согласился Пит,— но всё равно это не настоящая съёмка. По-настоящему если работать, то знаете, сколько всего нужно?
— Во вход не влезет. Догадываюсь — вам, топографам, только ‘вволю дай’,— пробурчал Сталкер. — Кстати, кто-нибудь из присутствующих здесь умников может объяснить мне, бестолковому, в чём разница меж геодезистом и топографом?.. А??? И чем отличается картография от топографии?
: Пит, привыкший к сталкеровским приколам, только хмыкнул — объясняй, не объясняй... на следующем выходе будет тоже самое. Как однажды Сталкер довёл Сашку до белого каления, ‘приколовшись’ к какой-то фразе в Библии,—
— а наутро и сам вспомнить не смог, из-за чего спор затеял.
— Сами не знаете, да! — гордо заключил Сталкер,— а выпендриваетесь...
Сашка молча отдал Сталкеру рулетку и поменялся с ним местами, отметив точку, где окончили предидущее измерение, лункой в глиняном полу. Пит исправил в пикетажном журнале “150” на “330” — специальным топографическим шрифтом, по которому все чётные цифры уходили вверх от строки, а нечётные вниз — и посмотрел дальше в проход, прикидывая, где будет следующий пикет.
: Пол штрека по-прежнему был неестественно-ровный — мягкий и чистый, будто кто-то неведомый заботливо отутюжил его катком, уничтожив малейшие следы всех, кто мог здесь побывать до их прихода. «Какая чистая Система»,— подумал Пит.
— Семнадцать рублей сорок копеек,— изрёк Сталкер, перейдя на новую точку. — Цены растут, а нравственность падает... Да.
— И погасил налобник.
: В штреке сразу пала тьма.
— Триста тридцать пять... Триста тридцать семь,—отозвался Сашка, вглядываясь в жёлтом полусвете фонарика в лимб компаса.
— Пит записал цифры. Посмотрев на неровные сводчатые стены, потолок, торчащие из глиняного пола у правой стены глыбы, он полувопросительно сказал:
— Тут, пожалуй, полтора на полтора будет — а, Сань?
— Ага,— не отрывая взгляда от компаса, ответил Сашка,— полтора на полтора. В высоту и в ширину.
— В ширину и в высоту,— буркнул из темноты Сталкер.
— В ВЫСОТУ И В ШИРИНУ!!! — прорычал Сашка, направляя луч фонарика в глаза Сталкеру,— высота при измерении указывается ПЕРВОЙ!
— Если я сейчас также посвечу тебе... — начал Сталкер, но махнул рукой.
: Пит зарисовал силуэт хода, поставил рядом номер пикета и дробью записал размеры сечения — в числителе высоту, в знаменателе ширину,— на всякий случай продублировав аналогичную запись в журнале. Чем больше таких перекрёстных записей, тем легче потом камералить, знал он. Как и то, что камералить неизбежно придётся ему —
«И чего они? — устало подумал он,— каждые пять минут — как дети...» Но говорить ничего не стал: толку?.. Хоть он дорогой вымок не меньше, и спал не больше,— что действительно изматывало при поездках в Старицу через Тверь, так это ночная дорога, в которой полночи тусуешься на холоде перед закрытыми дверями тверского автовокзала, а перед тем давишься в переполненной последней электричке,—
: только и можно поспать, что полтора часа в “икарусе” — при условии, что удалось взять билеты на сидячие места, а не на “подсадку”, и контра не испортила настроения поборами за шмотники,—
— но если потом маршировать десять километров по вязкой просёлочной грязи, как выпало им в этот раз,— под хлещущим дождём... Какое тут “настроение”?
А ещё Сашка, копытами землю роя, сразу же бросился ко входу — даже лагерь толком не поставив,— спихнул всё на Ленку,— «мол, успеется — не для того ехали, чтоб на пузе валяться...» Хотя Сталкер ему ясно сказал: пока толком не поест и не выспится, толку от него не будет — себе дороже эксплуатировать его в таком ‘sos-стоянии’... «Под землёй поешь»,— ответил Сашка на все его причитания. И погнал к возможному входу. Который, правда, открылся довольно быстро — «кажется, даже к сашкиному удивлению»,— подумал Пит. И Система оказалась воистину нехоженой и неизвестной никому,—
— а значит, всё не так плохо. Теперь бы перекусить,— хоть бутербродик: вон, как Сталкер на транс с едой поглядывает... Да и на фляжечку портвешковую,— кстати, за Отрытие так и не приняли до сих пор ни грамма. Непонятно, как это Сталкер удерживается от характерных предложений по данному поводу...
— Давайте, на следующем перекрёстке сделаем привал на завтрак,— предложил Пит.
— И ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИМЕМ ЗА ОТРЫТИЕ — А ТО Я УЖ НЕ ЗНАЮ, ИЗ КАКИХ ПОСЛЕДНИХ СИЛ СДЕРЖИВАЮСЬ,— поддержал Сталкер,— иначе съёмка всё равно не получится, факт. Как говорит весь мой печальный жизненный опыт... Только я категорически против привала: в смысле опускания свода, да.
— Ладно,— неожиданно легко согласился Сашка,— как только выйдем в подходящее место. А пока — вперёд.
— К победе ‘кому-нести-чего-куда’,— Сталкер включил свет и двинулся дальше, осторожно выпуская из руки ленту рулетки, другой конец которой держал Сашка,— десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать... и ещё тридцать пять до поворота. Тринадцать рублей тридцать пять копеек, да! — радостно завершил он разглядывание цифр — словно специально едва прокарябанных на тёмной от старости ржавой металлической ленте.
— Триста-и-ноль-десятых — ровно,— голосом телефонной барышни отозвался Сашка. — На левой стене симпатичные друзы; зарисуй, Пит... На отметке девять и пять десятых метра от последнего пикета, восемьдесят сантиметров от пола. И ещё одна — в пятнадцати сантиметрах...
— Да тут целая трещина с натёками, смотрите! — воскликнул идущий впереди Сталкер. — И зал... Санта Маруся, какой зал...
* * *
«Как глупо всё получилось»,— подумал он. Затем нервно рассмеялся: заблудиться в трёх шагах от грота... Два поворота — и всё. Смешно. Дёрнул же его чёрт полезть в щель за сортирным тупиком!.. А теперь Любка там одна с ума сходит... Мало было: ещё поворот, ещё... Эх, чёрт!..
— Он сплюнул. Глупее не придумать: и надо же, чтоб это случилось именно с ним! Теперь вот в двадцати метрах от выхода и фонарь раскокал... в кого он только такой невезучий???
... а вообще: при чём здесь он? Разве он придумал этот дурацкий фонарик? Ну что им стоит — продавать плекс?.. Эх, будь трижды неладны изобретатели этого хренового “Ленинграда”!..
: От волнения не хватало слов. «Кретин жизнерадостный...»
: Он снова вздохнул, потом рассмеялся. Хотя смеяться было особенно не над чем. Любка там одна с ума от страха сойдёт — это точно.
«А мне придётся тащиться в деревню — ‘стрелять’ у кого-нибудь свет. Если дадут, конечно. Хотя — разве могут не дать???»
— Ругая себя последними словами, он медленно, наощупь находя дорогу, направился в сторону выхода. Изредка он зажигал спички: их осталось в коробке ровно десять штук, и он несколько раз пальцами пересчитал их, прежде чем тронуться в путь — зажигая каждую очень осторожно, боясь сломать,— ведь это был его последний свет.
: Дойдя до выхода, он даже сэкономил две штуки. Будь коробок полным — он, может, добрался бы и до грота.