Елена перевела взгляд вдаль. На речной глади темнел большой остров Хортица, пристанище рыбаков, промышлявших в здешних местах. Кто бы знал, что может стать остров тот убежищем князей великих…
— Нельзя иначе сейчас, Елена, — в свою очередь будто угадал мысли жены князь Михаил. — Нельзя мне в Чернигов, ибо навлеку тем на град родной гнев Батыя. Я ж для него теперь такой же беглец, как хан половецкий Кун. Про Киев и речи нет, стоит там теперь застава поганых на голом пепелище… Подумай, может, ты пока в Чернигов одна поедешь? Ростислав да боярин Фёдор Олексич не дадут в обиду.
— Нет! — решительно тряхнула головой Елена. — Хватит, нажилась одна-то! И в заложницах побывала уж! С тобой хочу быть неразлучно! Жизнь так-то пройдёт!
— Ну, ино так, садись в лодью, — улыбнулся князь. — Поедем смотреть хозяйство. Олька, Мавра, примите Олега Михайловича-то! Бережёных и Бог бережёт.
"Лодья" оказалась не чересчур вместительна — кроме князя и княгини, в ней разместились только четверо витязей из охраны. Сам князь сел на рулевое весло.
— Давай, Ставр!
Телохранители налегли на вёсла, и долблёнка отчалила от берега, взбаламутив прибрежный ил. Лодка косо пошла к острову, за бортом зажурчала вода.
Княгиня Елена опустила пальцы в холодную прозрачную воду, невольно жмурясь от играющих на воде солнечных бликов.
— А лихих людей на том острове не бывает?
— Лихим там нынче делать нечего, княгиня, — отозвался Ставр. — Лихие люди нынче в войско Батыя подались. Там им самое раздолье будет.
Берег Хортицы сиял чистым речным песком — течение тут было сильнее, чем в заводи на берегу, и не позволяло илу откладываться. Ставр первым выпрыгнул на песок.
— Самое главное, с берега досюда стрелой не достать поганым!
Избушка оказалась и впрямь немалой, десять на десять шагов. К ней был пристроен обширный навес на столбах, огороженный грубым плетнём, просвечивающим насквозь.
Рыбачья изба была укрыта в зарослях ивняка, окутанного прозрачной зеленью вот-вот готовой распуститься листвы. Жужжали пчёлы, пересвистывались пичуги.
— Хорошо здесь как… — Елена прижалась к мужу. — Тихо…
— Ничего, летом тут жить можно! — бодро произнёс Ставр. — Мы пока тут под навесом, княже, вы с госпожой в избе. Потом срубим другую княжью избу, поболее да покрасивше, совсем хорошо станет…
— А огородик разведём? — с невинным видом поинтересовалась Елена. — Капуста тут должна хорошо расти, морковка опять же, репа… И заживём всласть!
Князь засмеялся первым, и все витязи захохотали. Славная шутка… и горькая чересчур, чтобы воспринимать всерьёз.
Ставр выхватил меч так стремительно, что никто не успел заметить. Миг, и разрубленная в полёте стрела упала на прибрежный песок. Вторая ударила в кольчугу телохранителя и отскочила. Кто же стреляет в окольчуженного воина срезнем, успела промелькнуть мысль в голове у князя Михаила, а рука уже заученным движением выдернула меч.
— Тати!
Шайка, вывалившаяся из кустов, была достаточно велика, голов тридцать. Наверное, будь их меньше, или будь людей у князя чуть больше, и главарь шайки не решился бы на нападение. Однако пятеро мужчин и одна женщина — не такая уж большая сила, чтобы отказываться от знатной добычи в виде богатых одяний и дорогих кольчуг и мечей. Да за эти доспехи можно купить целую весь по нынешним временам! Ну, и баба тоже на что-то сгодится…
Время словно растянулось. Будто во сне Елена наблюдала, как разеваются волосатые пасти людей в жутких лохмотьях, вооружённых чем попало — кто кистенём, кто рогатиной, а кто и настоящим мечом. Ещё двое целились из охотничьих луков…
Время вернуло свой нормальный ход, и на Елену обрушилась стена звуков. Ставр резким движением отбил рогатину, нацеленную ему в живот, и тут же без замаха сунул мечом в живот нападавшему. Разбойник ещё валился наземь, а старший телохранитель уже рассёк лицо второму и горло третьему.
Всё смешалось в бешеной круговерти. Князь Михаил тоже орудовал мечом и кинжалом, вместе со своими охранниками. Разбойники явно переоценили свои силы, не представляя, что такое настоящие витязи. Необученные правильному бою мужики валились как снопы, обе выпущенные стрелы прошли мимо, а ещё через секунду оба лучника валялись на земле, поражённые брошенными верной рукой метательными кинжалами.
Численное превосходство нападающих стремительно уменьшалось. Половина татей уже валялась вокруг — кто без руки, кто без ноги, кто без головы или с распоротым животом — а никто из витязей даже не был ранен. И тогда главарь, косматый мужик огромного роста и медвежьей силы, принял единственно верное решение. Оставив своих, он ринулся к княгине, оскалив зубы и держа в руке меч, как кухонный нож.
— Елена!!! — крик князя резанул по ушам.
Повинуясь этому крику, женщина змейкой уклонилась от медвежьих лапищ, упала, покатилась по земле. В следующую секунду могучие лапы всё-таки схватили её, сжали, сверху навалилась хрипящая туша. Главарь разбойников был уже без меча, и действовали у него почему-то только руки. Почему, Елена поняла ещё секунду спустя — между лопаток татя торчал длинный метательный стилет, прошивший дешёвую кольчугу с крупными кольцами и глубоко вошедший в хребет.
К разбойнику, судорожно сжимающему княгиню — как будто заложница могла его теперь спасти — подскочил сам Михаил, коротко сунул мечом в затылок татя. В лицо княгине плеснуло солёным и тёплым, она зажмурилась, и объятия разбойника враз ослабли. Ещё миг, и всё кончилось.
Крики на поляне стихли. Князь Михаил отвалил обмякшую тушу главаря разбойников, одним махом поднял жену, прижал к себе.
— Еленка…
— Михась…
Князь вытирал ей лицо, всматриваясь.
— Всё в порядке, госпожа моя? — подошёл Ставр, вытирая меч.
— Какое там в порядке! — неожиданно для себя самой сквозь слёзы рассмеялась Елена Романовна. — Да с вами тут того и гляди молоко пропадёт! Ничего себе, нашли тихое место!
Князь хмыкнул раз, другой и захохотал, и все захохотали разом. Витязи приседали, хлопая руками по бокам. Кто не выходил живым из смертельного боя, не знает, что такое настоящий смех…
— Смейтесь… проклятые… пока можно… — раздался задыхающийся голос.
— Э-э, да тут один ещё живой! — витязь шагнул к лежавшему навзничь мужику, в рассечённой наискосок груди которого трепетал кроваво-красный комок.
— Погоди-ка! — остановил его князь. — Считай, исповедь это. Говори, тать.
— Я тать… и ты… тоже… — разбойник говорил тихо, с трудом, шевеля расходившимися рёбрами. — Ты… Михаил… князь… узнал я… тебя… Князь должен защитить… людей своих… а ты… грабил только… А как татары… так и нет тебя… Тать ты… а не князь… и кончишь так же… Никита я… из Семидол…
Кровавый комок в груди последний раз дёрнулся и затих. Покойный смотрел перед собой враз остекленевшими глазами.
Часть четвёртая
Время терпеливых
Нефритовые драконы щерили зубастые пасти, и на какой-то миг Елю Чу Цаю показалось, что каменные твари радуются его затруднениям. Разумеется, это иллюзия. Нефрит не способен испытывать какие-либо чувства, и потому эти драконы простоят ещё тысячу лет. И ему, Елю Чу Цаю, следует брать с них пример, если он хочет прожить хоть сколько-то значительное время.
Полированные шары из разных пород камня покоились в ажурной серебряной вазе, сплетённой из тонкой проволоки — плод фантазии какого-то мастера. Китаец усмехнулся, когда вспомнил, как сам Угедэй расспрашивал его, для какого колдовства приспособлены эти шары. В жилище Елю Чу Цая много разных вещей, непонятных убогому разуму степняков, видящих только самоочевидное. Вот нож, вот топор, вот сабля… Между тем эти шары бесполезны только на первый взгляд. Они помогают думать, и это делает их порой куда опаснее сабли. По крайней мере, для врагов.
Китаец взял в руку три шара и принялся привычно катать из в ладони, ловко перебирая пальцами.
Итак, Повелитель Вселенной и владыка всех живущих величайший из величайших хаган Угедэй уже практически мёртв. Да, китайские врачеватели ещё поят его женьшеневой настойкой, чёрной водкой и прочими снадобьями, но это всего лишь способ продлить агонию. Поэтому размышления о судьбе Угэдея следует оставить его жёнам, а самому заняться устроением собственной судьбы. Ну и судьбы великой империи чингисидов, если уже на то пошло.
Закон Ясы, завещанный самим Чингис-ханом, гласит — в случае смерти Повелителя Вселенной все носители крови Чингиса должны бросить дела, сколь бы важными они не казались, и прибыть на Великий курултай, чтобы выбрать преемника. А кто будет преемником?
Елю Чу Цай положил шар из голубого нефрита в центре. Ну конечно, этот шар — великий хан Менгу. Самомнение Менгу невероятно велико, и людей у него немало.
Следующий шар, из оникса, лёг на расстоянии ладони, но чуть позади. Это будет хан Гуюк, чьё самомнение не уступает Менгу. А вот сил поменьше, явно поменьше…