В предбаннике наготове уже висел расшитый красными и зелёными петухами рушник, на лавке была сложена чистая одежда. Одевшись, Ярослав постоял перед зеркалом в серебряной оправе, неторопливо расчесал волосы, бесознательно оттягивая неприятную встречу. Потому как ждять доброго от гонцов из Орды не следует.
В широкой горнице в красном углу сидел гость, терпеливо ожидая появления хозяина.
— Здравствуй, коназ Еруслаб! — гонец встал и поклонился, однако, не снимая шапки. — Письмо тебе от великы Бату-хан!
— И тебе здоровья, — пробурчал Ярослав, принимая деревянный гладкий цилиндр. Сорвал печать, вынул свиток, вчитался и побледнел.
— Как звать тебя?
— Едигей, коназ!
— Ты вот что, Едигей… Отдохни давай, тебя сейчас покормят, коню овса дадут… Ночуешь и завтра в путь.
— Спасибо, великы коназ! А подарка?
Ярослав еле сдержался, чтобы не заехать в узкоглазую круглую рожу. До чего наглый народ, сил нет — гонец и тот мзду требует! А вот не дашь, и окажется, что дядя его вхож к самому Бату-хану… Пёс из там всех разберёт!
— Будет тебе и подарок. Завтра!
…
— … Обоз оружный в Новгород отправить немедля!
— А к литвинам?
— А к литвинам токмо когда за ту поставку рассчитаются, и задаток с них!
— Опасно, княже… Могут у немцев взять, наш товар ни при чём останется.
— Не останется! Немцы ливонские Миндовгу доброе оружие и доспехи не продадут, на свою-то голову. Брать же через третьи руки литвинам разорение. Всё, я решил!
— Слушаю, княже! Сделаем!
— Всё у меня!
Бояре расходились, кланяясь. За столом остались трое — митрополит Пётр Акерович, боярин Фёдор Олексич и сам Михаил Всеволодович.
— Ну, вроде всё решили, — Михаил потянулся к кувшину с квасом, налил себе полную кружку, выпил. — Всё ли у вас готово, други мои?
— Нищему собраться, токмо подпоясаться, — улыбнулся Пётр Акерович.
— Дары собраны, и всё уложено, — боярин тоже потянулся к кувшину. — Однако терзает меня мысль — не зря ли едем?
Михаил усмехнулся.
— То есть надобно подождать, покуда Батыга сам сюда явится?
Боярин сник.
— Нет у меня иного пути, Фёдор Олексич, — медленно произнёс Михаил. — Либо я к нему, либо он ко мне.
— А что будет, коли убьют тебя? — так же медленно произнёс Фёдор. — Кто тогда защитит всю землю Черниговскую?
Михаил Всеволодович чуть улыбнулся.
— Сыны мои защитят. Или внуки. Или правнуки.
— Надо что-то придумать, Михаил, — боярин сам не заметил, что назвал своего князя просто по имени, и великий князь глазом не моргнул. — В землю угорскую опять…
— Нет, Фёдор, — Михаил Всеволодович вздохнул. — Не побегу я. Тогда смысл был, сейчас нету.
Михаил потянулся, поднялся из-за стола.
— Ну всё, давайте расходиться. Завтра рано вставать.
…
— … В общем, так. Тебе, Андрей, Суздаль держать с дружиной моей. Тебе, Михаил, во Владимире управляться. Константину в Орду ехать, дела управлять. Данилко… ну, Данилко мелок ещё. Пусть покуда на подхвате побудет.
Свечи трещали, оплывая от жары. Совсем плохой воск, подумал мельком Ярослав, как будто муки в него намешали… Не татарам ведь на дань, князю своему, могли бы и чистый воск на свечи пустить… Господи, ну разве об этом сейчас надо думать?!
За столом сидели сыновья и бояре. Ярослав оглядел собравшихся — опора и надёжа земли русской… Устоит ли опора та?
— Что Александру сказать, тато? — спросил Михаил Ярославич.
— А что Александру? Как сидел в Новгороде, так пущай и сидит. Чай, вернусь я из Каракорума этого, хотя и не скоро.
Ярослав вздохнул.
— Ну ладно… Коли вопросов нет, то давайте расходиться. Завтра вставать рано.
Все разом задвигались, потянулись к выходу.
— Андрей, Михаил, Константин, останьтесь на минуту…
Сыновья остановились у дверей, выжидательно глядя на отца.
— Жизнь есть жизнь, сынки. Ежели что, Михаил, тебе мать доглядывать…
— Да Бог с тобой, тато!
— Молчи! И вот ещё что — держитесь Александра. Он крепче вас всех, на него и равняйтесь. Сейчас никак нельзя вам ссориться, не прежние времена. Не то изведут вас татары поголовно. Всё у меня!
…
Огонёк лампады не давал рассмотреть мелкие чёрточки лица, но Михаил и в полной темноте увидел бы их. По памяти.