В отличие от старшего брата Олег спал безмятежно, дыша неслышно и ровно. Михаил постоял и возле него. Ангел, ну чисто ангел… Спи, спи, Олежка…
Маленький Мстиша почивал отдельно от братьев, за загородкой. Малыш едва бросил сиську, и говорить ещё не умел. Михаил Всеволодович постоял и возле него. Спи, Мстислав Михайлович.
За занавесью, отделявшей покои князя от детской, лежала в постели княгиня Елена. В помещении было жарко, и княгиня лежала совершенно нагая, заложив руки за голову и отбросив ненужное одеяло. Глаза Елены были раскрыты, неподвижно и жутко глядя в потолок.
Князь сел рядом с женой, разглядывая её. Провёл рукой по животу, снова заметно округлившемуся.
— Здорово раскатало чрево твоё, Еленка. Одного за другим без передыху родишь.
— Иди ко мне… — еле слышно произнесла Елена.
Михаил скинул исподние штаны, в которых пребывал, осторожно лёг, обнял жену. Елена вцепилась в него, как пиявка.
— Ну чего ты, чего, ладо моя… Ну всё же будет хорошо, вот увидишь… Получу ярлык у Батыги и вернусь…
Глаза Елены близко-близко.
— Уж ты постарайся всё же вернуться, Михась.
Они ласкали друг друга долго и жадно.
— А сына мы Андреем назовём?
Михаил погрустнел чуть.
— Нет, не стоит. Мстислав да Андрей… Пусть будет Семёном.
…
— Ну ты чего, мать?
Княгиня Феодосия плакала. Слёзы текли и текли, орошая подушку и мужнино плечо. И ничего нельзя поделать… Совсем ничего…
— Ну ладно, ладно, брось… — князь Ярослав обнял жену. — Вернулся я из Сарая, вернусь и из Каракорума этого. Ну законы у них такие — каждый новый владыка норовит заново ярлыки выдавать.
Князь вздохнул.
— Вот получу, и года три-четыре можно будет терпеть. А там Константин пусть получает.
— Ой… — всхлипнула княгиня. — Ещё и Костика мучить…
— Он не Костик, а князь! И должен ношу свою тянуть будет.
— Ох, тяжела та ноша… Скоро ли кончится царствие поганых над нами?
Ярослав высвободил затекшую руку.
— Есть такая надежда. Ты думаешь, отчего меня не в Сарай к Батыю зовут, а в даль такую? Нет промеж погаными мира и согласия. Покуда Русь терзали, так держались вместе, как волки в стае примерно. А сейчас куски делить пора наступает… Славно, ох, славно будет, коли Гуюк этот нашему Батыге в горло вцепится!
Ярослав помолчал немного.
— А вот князь Михаил Черниговский в Сарай-Бату призван.
— Ох… И он? — Феодосия округлила мокрые от слёз глаза.
— Ну а сколько можно молодцу бегать? Я так мыслю, без ярлыка скоро ни один князь на Руси законным владыкой не будет.
— А потом ему ещё и в Курум-Курум этот ехать придётся? Может, встретитесь вы там… На дальней чужбине сородича встретить дело немалое…
Ярослав вздохнул.
— Это вряд ли. В том с мысле, что не поедет он в Каракорум, князь Михаил.
— Отчего так?
— Да уж так. Слишком много на нём всего навешано. Зол на него Батый.
Княгиня прижала руку ко рту.
— Ой!
— Вот те и "ой!" Ладно, давай спать, а то я назавтра с коня свалюсь, в седле задремав…
…
— Ладно, Еленка. Сколько ни тяни, а ехать надо. Долгие проводы — лишние слёзы.
Михаил поцеловал жену в губы, повернулся и широким шагом сбежал с крыльца. Махом вскочил на коня, которого наготове держал под уздцы стремянный, коротко толкнул пятками.
— Прощайте!
Караван, стоявший наготове, разом пришёл в движение. Вытягивались со двора витязи охраны княжеской. Боярин Фёдор и митрополит Пётр, тоже собравшиеся на княжеском дворе, раскланялись с княгиней.
— Прощай, Елена свет Романовна! Не поминай лихом, ежели что!
Вслед за ними вновь потянулась охрана, теперь уже кмети дружинные, а вот и вьючные кони пошли… Чернигов не Ростов и не Владимир, путешествие до Сарай-Бату возможно только верхами.
Последний конский зад мелькнул в воротах и пропал. Елена стояла на крыльце, судорожно сжимая столб, поддерживающий кровлю.
— Мама, а тато скоро вернётся, да? — Юрий Михайлович задёргал мать за подол.
— Скоро, Юрик… Теперь уже скоро…
…
— Ну, прощайте. Долгие проводы — лишние слёзы.