— А не подставляйся, Даниил Романыч. Киевский стол есмь игра крутая, тут и пешки зевать не след.
Князь Даниил хмыкнул, Михаил ответил тем же, и они расхохотались.
— Значит, могу я на тебя рассчитывать, Даниил Романыч?
— Можешь, но с одним условием. Сказать али сам знаешь?
Теперь хмыкнул князь Михаил. Задумался. Даниил пристально следил за ним.
— Ладно, уел ты меня. Стало быть, Даниилом Галицким зваться желаешь…
— Моя земля. Моя по праву.
— Дорого дерёшь, княже.
— По товару и цена.
Михаил тряхнул головой.
— Ладно, договорились. Быть по сему. Когда рать соберёшь?
— Ко второй половине сеченя [февраля], не раньше. И перемышльских приведу.
— Ко второй половине сеченя… Что долго так?
— Сидел бы в Галиче князем, собрал бы раньше. А так пока поставлю себя… Раньше никак.
Одна из свечей, вконец искосившись, повалилась набок и погасла. Михаил проследил за ней задумчивым взором, но поправлять не стал.
— А ну как не простоит Владимир до той поры?
Князь Даниил округлил глаза.
— Да ведь он ещё не в осаде даже! А уж студень [январь] на дворе!
Михаил хмуро смотрел в стол.
— Рязань пала, знаешь? Непонятно, чего медлят поганые, но я бы не стал уповать на крепость стен Владимира да Суздаля. Надобно поспешать нам.
— Переночевать позволишь ли?
Михаил хмыкнул.
— Добрая шутка. Ладно, княже, ночуй. Пойду я к Елене, однако…
— Кстати, Михаил Всеволодович, не обессудь, раз уж речь зашла… Чего, нездорова сестра моя?
— Почему? — удивлённо воззрился на родственника князь Михаил. — Здорова, слава Богу.
— Тогда, верно, поврозь спите вы? Отчего праздная ходит до сих пор?
Михаил вновь сел на лавку.
— Сам не знаю, слушай. Вроде нормально живём. Да ведь у меня и с Феофанией тоже не враз Феодулия да Маришка получились. Покуда не намолили, так и ничего. Это дело в роду у нас, что ли. Вон и Маришка тоже не скоро понесла.
Помолчали.
— А может, оно и к лучшему… Очень уж тяжкие ждут нас времена, Данило. Чую я сердцем, хоть и не веришь ты мне.
…
— …Рубились мы, как черти, да разве устоишь тут! Рогатки смяли в первый день, мы на стены встали. Пять дён рубились, без отдыха…
Молодой князь сидел на лавке, как прибыл, даже кольчугу не снял. На скуле запеклась кровь, нагрудные пластины слегка промяты в одном месте. Младший княжич Мстислав и воевода владимирский Пётр Ослядюкович хмуро смотрели на него, молчали.
— Пороки сильные у них, — продолжал князь Всеволод. — Таких мы на Руси нигде и не видывали. Каменья весом в берковец, не меньше, мечут на пятьсот шагов. Никакие стены не держат такой удар.
Молодой князь замолк, нашарил ковш с квасом, стоявший на столе. Сделал несколько глотков.
— Да, вот ещё. Пленный сказывал, на подмогу Рязани воротился из Чернигова с невеликой ратью воевода Евпатий Коловрат. Токмо не успел он, на уголья прибыл. Ну и начал трепать татар из-за углов да ёлок, да ночами резать, как баранов. На подмогу к князю Роману, должно, пробиться мыслил, да не смог. Обложили их поганые, а когда стало ясно, что мечом да стрелой не взять, так что удумали — камнемёты свои подогнали, да каменьями побили всех… Гады ползучие!
Молодой князь передохнул, помолчал, собираясь с мыслями.
— Когда стало ясно, что конец Коломне приходит, пошли мы на прорыв. Да только мало кто ушёл со мной-то. Князя Романа Ингваревича убили, и всех людей его. Еремей Глебыч погиб, сражаясь геройски… Всех побили, — Всеволод заскрипел зубами, совсем как недавно князь Роман Ингваревич. — Я чудом ушёл. Должно, сейчас Батыга уж под Москвой стоит…
Он тяжело встал, пошатнулся, схватившись за стену.
— В баню пойдёшь ли? — спросил воевода Пётр.
— Не… Потом… Спать пойду. Мстислав, гляди, мать успокой…
…
Ворота скита белели свежей древесиной. Подъехавший вплотную всадник заколотил в створку плетью.
— Эй, есть кто живой?
Послышались быстрые шаги. В маленькое окошечко в воротине, забранное железной решёткой, выглянул глаз.
— Ой, гости у нас!
Заскрежетал засов, обе створки распахнулись настежь. Молодая монахиня-привратница склонилась в поясном поклоне.
— Здрава будь, княгиня-матушка!
— Здравствуй, здравствуй, девица, — Мария кивнула в ответ, выходя из саней. — Как настоятельница, сестрица моя жива-здорова?