- Не допускаю. Разве только камнепад там или лавина...
- Подожди, - остановил Бориса Саша Орлов. - Давайте я скажу.
Мы понимаем куда клонит Вэ-Я. Конечно, такой ругани, как у соседей, у нас никогда не будет. Дело не в том, что они костер разжигать не умеют, а в том, что каждый только о себе заботится.
Перетрудиться боятся. Одному обидно, что он под дождем мокнет, а товарищ в палатке отсиживается. Товарищ кричит, что уже отработал свое, теперь пусть другие вкалывают. А третий заявляет, что ужинать не будет и костер ему ни к чему. Вот и рычат друг на друга... Конечно, у нас кое-кто тоже любит побазарить - вот Женька, например. Но если до дела дойдет, тогда уже все вместе. А над Борисом зря смеетесь, он прав. Какие могут быть аварийные ситуации, если все заранее предусмотрено и если на друга надеешься?
Мы, руководители, с удовольствием слушали наших ребят, не сомневаясь, что свой первый маршрут через снежные перевалы они пройдут успешно.
В совхозе я поговорил с руководителем старшеклассников, сказав, что его группа не подготовлена для горного похода и лучше ему обосноваться на турбазе, делая из нее радиальные выходы.
- Ребята не согласятся, - сказал руководитель. - Мы уже говорили об этом. А в общем, они не такие уж плохие. Ну, растерялись в первый раз теперь умней будут. А то, что увидели, как ваши работают - так это на пользу. Я им устроил разнос, так обещают, что все будет в порядке. Давай оставим, как договаривались: вы впереди, мы за вами.
- Ну, смотри. Маршрут не такой уж трудный. Но если будете собачиться, начнете отставать. А выбиваться из графика нельзя - продуктов в обрез, сам знаешь.
Горы. Круто забирающие вверх тропы и предательски скользкая трава на спусках. Ребята усердно пытаются скрыть усталость, и когда я останавливаюсь, пропуская мимо себя отряд, вымученно улыбаются мне. Сколько ни просили, ни требовали, чтобы каждый предупреждал, когда уж слишком устанет - все молчат, из последних сил стараясь поспевать за товарищами. Но мы все-таки вылавливаем уставших. Тогда на очередную жертву направляется карающий перст дежурного командира, и раздается короткая команда: "Разгрузить!"
К рюкзаку отчаянно сопротивляющегося туриста сбегается вся группа. Начинается веселая свалка - каждый старается захватить себе побольше вещей. Запомнилось: из-под борющихся тел вылезает растерзанный Борис Отставнов, победно поднимая над головой ботиночные шнурки - единственное, что досталось ему...
Неожиданно под бдительной опекой оказался и я, руководитель. Начинается перераспределение продуктов - мне приносят самый легкий мешочек или не дают ничего. Надеваю рюкзак - всегда рядом кто-нибудь из ребят, чтобы помочь. Отбирают топор, когда иду за дровами; тут же бегут навстречу, увидев, что несу охапку хвороста. Я пробовал протестовать, но Саша Орлов грубовато остановил меня:
- Вы лучше не спорьте. Нужна будет ваша помощь - скажем. А пока сами справляемся. Так что сидите у костра и отдыхайте. Для вас что, карпатское собрание не указ?
Я, конечно, помнил постановление собрания - запрещать мне перегружаться, но не думал, что оно будет выполняться так рьяно. Впрочем, нет худа без добра. Во время нескольких дождливых дней, когда всем смертельно не хотелось забираться на мокрые склоны в поисках сушняка, я брал топор и неторопливо уходил от палаток. Тут же за моей спиной раздавался шепот:
- Ребята, Вэ-Я за дровами пошел.
Меня догоняли, просили вернуться, но я указывал, что это тот случай, когда тоже имею право работать, и запасы топлива быстро пополнялись.
Как бы ни были трудны переходы, радость бытия переполняла ребят. Потому что синее небо, потому что высокие горы, потому что близкие звезды ярко застыли над головой. И еще потому, что мы вместе. А раз вместе - значит, ничего не страшно, значит, все у нас будет хорошо.
Где-то в середине пути я начал замечать, что дежурные командиры не слишком утруждают себя работой. Не то чтоб они ничего не делали, но их руководство на биваках перестало быть таким заметным как прежде. Проведет дежурный командир подъем, примет рапорт - а вечером спокойно докладывает на Штабе:
- День прошел нормально. Нарядников нет. Ставлю себе оценку "пять". - И ребята утверждают отчет, хотя всем ясно, что ничем особенным дежурный командир себя не проявил.
А ведь совсем недавно должность дежкома была одной из самых трудных в группе: проследить за выполнением намеченного на день плана, организовать все бытовые работы, а главное - сделать так, чтобы не было ни одного случая нарушения дисциплины и чтобы все распоряжения выполнялись быстро и без пререканий. Получить отличную оценку было делом достаточно сложным - ребята придирчиво наблюдали за работой дежкома и редко не находили в ней никаких упущений. Поэтому меня несколько удивила либеральная линия Штаба, но, приглядевшись, я увидел, что ребята правы. Дежурным командирам зачастую действительно некем было распоряжаться: все работы выполнялись с упреждением указаний, а о конфликтных ситуациях мы давно позабыли.
Чтобы не болтаться без дела, дежурные командиры, оглядев лагерь, чаще всего пристраивались к поварам, которые всегда нуждались в помощниках. Изменилась и атмосфера на заседаниях Штаба. Больше стало доброжелательности в разговорах, больше шуток, появилась та раскованность, по которой видно, что люди хорошо знают свое дело и не высасывают проблемы из пальца. Собственно, это были уже не заседания Штаба, а общие собрания, потому что на отчет дежкома собирался, как правило, весь отряд. Правда, при голосовании учитывались только штабисты, но руки тянули все, создавая, как говорили ребята, здоровое общественное мнение.
От того времени, когда по понятиям новичков Штаб должен быть прежде всего карающим органом, остались только дружеские подтрунивания, но начинались они столь серьезно, что трудно было сразу понять - шутит ли человек или старается вскрыть крупные неполадки. Скажем, прошел отчет дежкома, и Саша Орлов задает стереотипный вопрос: "Замечания по отчету есть?" И тут кто-нибудь из ребят начинает пространную речь, упрекая Штаб в верхоглядстве и в компанейских отношениях с дежкомом. А между тем каждому непредвзятому человеку ясно, что дежурный командир не заслуживает "пятерки", а Штаб во главе с Орловым пытается защитить его.
- У тебя есть факты? - обрывает выступающего Орлов.
- Есть. И не только у меня, но и у него, и у него, - указывает оратор на удивленных товарищей.
Тут выясняется, в чем основная претензия к дежкому: на тропе сегодня было слишком много камней, а дежком не удосужился убрать их. Это обвинение подхватывается всеми; уже вспоминают, что солнце припекало сильнее вчерашнего, поэтому ставить "пятерку" дежкому никак нельзя. Теперь дежком должен с серьезным видом принять или опровергнуть возводимые на него обвинения, и длительность перепалки целиком зависит от его остроумия. Возможно, суровым педагогическим зубрам, свято отстаивающим чистоту воспитательного процесса, все эти пересмешки и розыгрыши на заседании Штаба покажутся неуместными, но нам они нисколько не мешали. Ведь шли по горам люди 12-15 лет. Шутки и смех снимали напряжение после трудного дня, а хорошее настроение, по философскому определению Жени Мухина, всегда лучше подгорелой каши...
Несмотря на непренужденную обстановку на заседаниях Штаба, он оставался авторитетнейшим органом, и ребята хорошо понимали, что тому, кого вызовут на Штаб для объяснения своего проступка, будет не до шуток. Уже в Москве Аннушка Баранова, теперь восьмиклассница и секретарь комсомольской организации школы, говорила мне, что самое страшное, что может случиться с человеком - это вызов на заседание Штаба.
- Почему же самое страшное? - спросил я. - Ведь Штаб, как правило, ограничивается только обсуждением проступка.
- Ну как вы не понимаете?! В Штабе же свои ребята... И стоять перед ними, когда знаешь, что виноват!... Нет, уж лучше на педсовет, пусть даже вы отругаете - но только не на заседание Штаба!
Соседняя группа шла за нами в пределах видимости, но на ночевку располагалась подальше от наших палаток. Что-то у них происходило неладное. Руководитель говорил, что ссорятся ребята постоянно, не хотят помогать отстающим, и как бы сделать, чтобы подсократить маршрут.
Мы посоветовались на Штабе и решили пожертвовать одним перевалом, чтобы поскорей вывести соседей к морю.
Три дня мы отдыхали на Домбайской поляне, облазили все, что можно было успеть, и ранним утром подъехали к дороге на Клухорский перевал. Обещаю ребятам легкий день: перевал хотя и снежный, но технически несложный, да и рюкзаки у нас пустые, с запасом продуктов всего на два дня.
Подъем начинаем быстро - и скоро обгоняем большую группу школьников из Кишинева. Еще в Домбае я предупреждал их руководителя, директора школы, что для перехода через Клухор его ребята плохо экипированы: почти у всех спортивные сумки вместо рюкзаков, нет альпенштоков, а главное, совсем неподходящая обувь - ребята обуты в кеды, туфельки и даже сандалии. Директор и сам видел просчеты в снаряжении, но какой-то безответственный товарищ в Кишиневе обнадежил, что на перевал ведет прекрасная дорога, по которой даже ездят на велосипедах.
Мы договариваемся, что при необходимости поможем кишеневцам пройти опасный предперевальный участок, и спешим вверх, к Клухорскому озеру. День выдался жаркий, на небе ни облачка. Озеро слюдяно блестит в кольце сползающих к нему снегов, в темную гладь воды опрокинулись вершины гор и между ними островками застыли голубоватые льдины.
- Вэ-Я,- просят ребята, указывая на озеро, - можно?..
- Ни в коем случае! - Я отворачиваюсь, давая понять, что разговор окончен.
- Ну, Вэ-Я, - тянут ребята. - Вот увидите, мы не выбьемся из графика.
Что можно простудиться, купаясь в ледяной воде, им и в голову не приходит.
Мы уже отдохнули, перекусили. Солнце нестерпимо печет, а озеро - вот оно, рядом.
Оглядываюсь на Людмилу Яковлевну и Валентину Ивановну, но они отводят глаза и смотрят куда-то в сторону.
- А-а! - махаю я рукой на все медицинские рекомендации. - Купайтесь!
На ходу сбрасывая одежду, отряд мчится к воде. Подняв над головами ботинки, ребята плывут к льдинам, помогая друг другу, взбираются на них - и, гребя альпенштоками, устраивают живописное катание по озеру.
Вскоре подходит кишиневская группа, а нам пора уходить - итак, уже полтора часа потеряно.
По пробитой в снегу тропе поднимаемся к перевалу. Я задерживаюсь у озера, чтобы сделать снизу несколько снимков.
Все выше уходят ребята, вот они превращаются в маленькие черточки на блестящем снегу - теперь уже и телеобъектив бесполезен; я складываю аппаратуру и начинаю подъем.
Там, впереди, самое неприятное место: узкая снежная полочка над крутым склоном. Один неверный шаг - и покатишься вниз, обдираясь о жесткий снег и острые камни. Инструкторам, ведущим плановые туристские группы, здесь особенно много хлопот: людям, впервые попавшим в горы, идти по скользкому краю снежного склона все-таки страшновато, и подстраховывать приходиться практически каждого. Но плановые группы давно прошли, а за наших ребят беспокоиться нечего. Так и есть - вон они в ожидании меня, залихватски гикая, скатываются на ногах по снежнику, ловко тормозят альпенштоками и снова поднимаются на тропу. Но подойти к ребятам я не могу: узкую полочку заняли наши попутчики-старшеклассники, и заняли, видимо, надолго. Несколько человек боятся идти по самому опасному месту, а стоящие сзади не рискуют сойти с тропы, чтобы помочь товарищам. Увещевания руководителя и мои советы не действуют на испуганных ребят. Тогда, страхуясь ледорубом, спрыгиваю с тропы, обхожу группу снизу и возвращаюсь с Сашей Орловым и Борисом Отставновым. Мы натягиваем веревочные перила и переводим старшеклассников на безопасное место. Оставляю Бориса и Сашу дожидаться кишиневцев - и поднимаюсь к своим. Смотрю вниз, по другую сторону перевала: ого, сколько снега! В прошлые годы его было значительно меньше. Начинаем спускаться, захватив с собой нескольких девушек из соседней группы. Идти трудновато снег успел подтаять, мы скользим и проваливаемся в самых неожиданных местах. На небольшой проталине останавливаемся на отдых. Солнце жжет немилосердно, словно на тело направлено увеличительное стекло. Прошу ребят одеться и не снимать защитных очков. Но уже потирают ребята покрасневшие плечи и с удивлением смотрят на выскочившие волдыри. Тренировочные костюмы не спасают от солнечных лучей, а натягивать куртки не хочется - жарко. Надо скорей уходить из этого царства слепящих снегов и пронзительной яркости синего неба. Но подходят старшеклассники и рассказывают, что кишиневская группа застряла на полочке еще по ту сторону перевала. Что там у них случилось, они точно не знают, но как будто один из туристов сорвался с тропы и сломал руку, а другой потерял сознание. Орлов и Отставнов остались с кишиневцами и просят помощи. Последнее старшеклассники говорят одной Людмиле Яковлевне, потому что все мы уже спешим к перевалу, до которого не меньше километра тягучего подъема.
Все оказалось не таким страшным, как нам рассказали. Действительно, одной девочке стало плохо, и кто-то сорвался с тропы, но был задержан Орловым. Мы забираем у кишиневцев рюкзаки и спортивные сумки, поддерживаем под руки самых уставших - и понемногу все три группы собираются на месте нашего недавнего отдыха. Директор школы взволнованно благодарит наших ребят, а они, не привыкшие к таким торжественным, хотя идущим от сердца словам, смущенно посмеиваются и никак не могут настроиться на соответствующий моменту лад.
Теперь уже ясно, что график движения сорван и в Сухуми сегодня попасть не удастся. Но никто не вспоминает об этом - надо выводить из снегов кишиневцев, которые слишком устали, чтобы идти самостоятельно, да и обувь у них такая, что можно сорваться на самом безобидном склоне. Идем очень медленно, но все равно кишиневцы отстают, часто падают и на скользких участках опираются на наших ребят. У нас просто не хватает людей, чтобы помогать всем. Мальчишки и так уже несут по два рюкзака, а девочки на спусках выстраиваются цепочкой, принимая на себя скользящих школьников.
Где-то на двадцатом километре снега кончаются, и идти становится легче. Мы прощаемся с кишиневской группой и пытаемся уйти вперед. Но тут сдают уже наши ребята. Первой останавливается Маринка, сбрасывает рюкзак и, прислонившись к скале, беззвучно плачет.
- Что с тобой?
- Ноги сгорели, не могу идти...