Борис потерял Наташу. Он метался по аллее из конца в конец, заглядывая в лица девушкам, но Наташа точно сквозь землю провалилась. Она нарочно убегала от Бориса. Когда он приближался, она делала круг и пряталась за покрытую снегом ель. Борис, пригнувшись, размахивая руками, проскакивал в самый конец аллеи, останавливался недалеко от девушки и, переводя дух, вертел во все стороны головой. Наконец, Наташа не выдержала, вышла из-за прикрытия и стрелой пронеслась мимо с криком: "Боря-а-а-а!".
Как Борис ни старался, он не мог поймать девушку, которая с детства увлекалась коньками.
Было уже довольно поздно. Чувствуя, что Борис устал, Наташа подъехала к нему и, описав коньками полукруг уцепилась за руку. Щеки ее пылали. Глаза сияли радостью. Изо рта вырывались клубы пара.
- Не пора ли нам домой, Боречка?
- - Торопишься?..
Палисадник перед домом Наташи утопал в сугробах. Молодые люди подходили к подъезду. Борис замедлил шаг.
- Ну, чего плетешься? - Наташа обернулась.
Юноша не ответил.
- Ты слышишь, Боря?
Борис взял Наташу за руку, посмотрел в глаза, затем кивнул головой на скамейку, заваленную снегом.
- Сядем, Наташа...
Девушка поежилась.
- С ума сошел! Там же снег.
- Не бойся, Наташенька. Я распахну полушубок, ты сядешь на него, и будет тепло.
- Что-нибудь очень важное?
- Очень...
- Лучше пойдем домой, Боря. Поздно... Ночь уже.
- И хорошо, что ночь. Днем этого не скажешь.
Девушка состроила гримаску.
- Господи, чего ты хочешь? Посмотри, какая на небе луна...
- Сядем, обьясню. Ты ничего не понимаешь.
Борис волновался. Стучало сердце. Волнение передалось и Наташе.
- Ты какой-то странный сегодня, Борис.
Борис сел на скамейку и распахнул полушубок.
- Ну, Наташа, я жду! - он тряхнул правой полой.
Девушка, потупясь, разгребала снег носком ботинка.
В палисаднике было светло, как днем. Кругом ни души. Снег на деревьях отливал голубоватым блеском.
- Если не сядешь, я обижусь... - голос Бориса, дрогнул.
Наташа медленно подошла. Послышался далекий бой кремлевских курантов. Мелодичный звон, казалось, шел откуда-то сверху, из самой глубины неба, и разливался по всему городу...
- Одиннадцать... - сосчитала девушка.
Пола полушубка приятно грела бок. Наташа совсем не чувствовала холода. Голова ее лежала на плече Бориса, сумочка валялась под скамейкой. Губы девушки машинально повторяли:
- Боря, Боречка, вставай, пойдем...
Они поднялись и медленно дошли до подъезда, освещенного яркой лампочкой. Наташа вынула из сумочки небольшое зеркальце и заглянула в него. Левая щека была бурачного цвета.
Девушка растеряно заморгала глазами.
- Как я пойду домой в таком виде?
- А что случилось?
- Не видишь разве?
- А ну-ка...
Борис схватил девушку за плечи. Наташа почти не сопротивлялась, только на этот раз подставила юноше, правую щеку.
ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ
Вот уже три года в доме с красной черепичной крышей не слышно тары Адиля. Три года никто не сидит в тени под виноградовым навесом, не читает книг. В жизни обитателей дома не произошло никаких перемен. Только Лалочка опять перестала здесь показываться. Девушка поняла, что напрасно тратит время и решила вторично объявить бойкот. Больше того, желая позлить Дилефруз, она пустила слух, будто сосватана за молодого парня, еще более умного и красивого, чем Адиль. Дилефруз не поверила, но пойти к ней лично, узнать не осмелилась - стеснялась матери девушки.
Несмотря на настоятельные требования жены, Рахман, встречаясь с сыном в Москве, не решался даже заикнуться о Лалочке. Именно поэтому Лалочка и ее мать - Бановша-ханум, обиделись на обитателей дома с красной черепичной крышей. "Пусть они нас умоляют! - заявила гордая мамаша. - Если ты еще хоть раз пойдешь к ним, скажу дяде, он тебе ноги переломает..."
Дилефруз еще больше забрала бразды правления в свои руки. Коммерческая деятельность Рахмана полностью перешла под ее контроль. Женщина сама оценивала вещи, сама принимала покупателей, сама с ними торговалась.
Прежде она, боясь Адиля, все, преднавначенное для продажи, прятала в подвале. Теперь это была опытная спекулянтка. Она понимала: если нагрянут с обыском, то найденное в подвале будет красноречивым доказательством их спекулятивной деятельности. Поэтому крупные вещи размещались по комнатам: электросамовар на подоконнике, радиоприемник - на письменном столе, чайный сервиз - в буфете, отрезы - в шкафу.
Но вещички, о которых можно сказать: "Мал золотник, да дорог", по-прежнему хранились в тайнике под домом.
Весь день звонок на воротах не знал покоя. Приходили клиенты, справлялись о заказах. Одних Дилефруз встречала приветливой улыбкой, приглашала в дом, другие уходили ни с чем.
- Дилефруз-баджи, я заказал Рахману золотые часы для жены. Привез?
- Привез, братец, проходи...
- Дилефруз, милая, ну, как моя сумочка?