15404.fb2
В комнату с криком вбежала Мансура.
- Посмотрите на этого лентяя! Адиль! Я ушла, оставила тебя в покое, думала, оденешься, а ты спишь, не хочешь вставать. Неужели не догадываешься, что сестра скучает по тебе? Ну, вставай, вставай, пойдем завтракать. А потом я тебе покажу столько интересного!
Мансура потянула Адиля за ногу.
- Ну, ты слезешь?
Во дворе под деревом была разостлана небольшая скатерть. На цветном подносе стояли стаканы, сахарница, лежали сыр и хлеб. Тут же пыхтел маленький самоварчик.
Мансура подскочила к подносу, схватила два куска сахару, один, как пилюлю, кинула себе в рот, а другой протянула брату.
- Спасибо, не хочу, - отказался Адиль.
- Бери, брат, бери.
- Придет тетя, тогда...
Адиль не успел договорить. Кусок сахара, пущенный меткой рукой Мансуры, угодил ему прямо в рот.
Девочка захохотала так громко, что Топлан, дремавший под деревом, испуганно вскочил.
После утреннего завтрака Мансура повела брата гулять. Адиль, увидев в руке сестры кусок хлеба, удивился:
- Ты ведь только что завтракала, неужели не наелась?
- Наелась. Это не для себя...
- Для кого же?
- Не скажу, - Мансура лукаво улыбнулась. - Сейчас сам узнаешь.
Они то пускались наперегонки, через кусты, не разбирая дороги, то замедляли шаг, останавливались у каждого дерева, срывая пестрые цветы. От росы оба промокли до пояса.
Мансура резвилась и без конца напевала:
Ласточки поют,
Хлебушек клюют...
Наконец, они подошли к ветхому домику, стоящему на отшибе.
- Тише! - сказала Мансура, приложив палец к губам, и осторожно двинулась к полуразрушенному флигелю.
Адиль ничего не понял, но был вынужден повиноваться. У большого куста Мансура присела, обернулась, снова сделала брату знак молчать и, переждав несколько минут, на цыпочках пошла вперед.
Адиль недоумевал. "Куда она крадется? Ступает так, словно боится помять траву".
Мальчик замер на месте, боясь шевельнуться, прислушиваясь к стуку своего сердца.
Мансура была уже у самого флигеля, и вдруг с террасы вспорхнула ласточка, сделала несколько кругов над головой девочки и села на электрический провод,
Адиль, вытянув шею, с любопытством наблюдал за действиями сестры.
"Наверно, хочет поймать..." - мелькнуло у него в голове.
Однако Мансура не обратила внимания на птицу. Ласточка продолжала сидеть на проводе, и, казалось, совсем не боялась.
"Видимо, это она нарочно, - строил догадки Адиль. - Подкрадется ближе и схватит".
Но Мансура не делала никаких попыток "схватить" ласточку. Адиль уже собрался двинуться на помощь сестре, однако не успел: Мансура, пригибаясь к земле, бежала назад.
- Зачем ты вернулась?
Ответ был весьма неожиданный:
- Как зачем? Неужели ты не понял, для кого я приносила хлеб?
Адиль растерянно заморгал глазами.
Две-три недели назад, играя с девочками в прятки, Мансура забежала на террасу заброшенного флигеля и наткнулась на гнездо ласточки. Оно было слеплено из мягких трав и покрыто тонкой корочкой земли. В гнезде лежали четыре маленьких, величиной с лесной орешек, яйца. Почуяв опасность, ласточка-мать выпорхнула из гнезда и села на электрический провод, ожидая, когда девочка уйдет.
С того дня Мансура каждое утро наведывалась к флигелю, проверяла, не вылупились ли птенцы. Для нее был настоящий праздник, когда она, наконец, увидела в гнезде четыре тоненьких голых шейки.
Мансура ежедневно приходила к флигелю и крошила в гнездо хлеб. Ласточка-мать, увидев, что девочка не причиняет ее семейству зла, почти перестала бояться.
- Теперь понял, зачем я взяла хлеб? - закончила рассказ Мансура.
Адиль ничего не ответил, только как-то по-особенному глянул на сестру, словно увидел ее впервые.
Через минуту Мансура уже бежала вприпрыжку к морю, хлопая в ладоши и весело напевая:
Ласточки поют,
Хлебушек клюют...
На берегу Мансура стащила с себя майку, бросилась на песок и начала кататься с боку на бок.
- Адиль, раздевайся! Чего стоишь?
Девочка вскочила с места и бросилась в воду. Видя, что брат медлит, она повернула назад, подплыла к берегу и начала плескать в Адиля водой.
До самого полудня Адиль и Мансура не уходили с моря, купались, жарились на песке и снова купались. Если бы тетушка Сона не позвала их обедать, они плескались бы до самого вечера, забыв о еде.
Ночью дети спали как убитые.
Прошло недели две. Однажды утром Адиля опять разбудил голос Мансуры. На этот раз девочка не смеялась, не радовалась, а горько плакала: кто-то разорил ласточкино гнездо. Мансура всхлипывала и причитала: