Из-за черной занавески на окне в комнату врывался свежий ночной ветерок. Абажур медленно раскачивался из стороны в сторону. По стенам плыли причудливые тени.
Рахман чувствовал себя непринужденно, как дома. Кажется и песня пришлась ему по душе. Расхаживая по комнате, он потряхивал плечами в такт музыке и мурлыкал себе под нос.
Вино - это только причина. Чтоб с нею часочек побыть.
Рахман подошел к окну, раскинул в стороны рута, потянулся.
- Дилефруз-ханум.
Женщина подумала, что Рахман хочет обнять ее и отпрянула назад.
- Рахман!...
Она посмотрела на него осоловелыми глазами и как-то странно засмеялась.
В один миг хмелъ вылетел из roловы Рахмана. Он сел на край кровати.
- Дилефруз-ханум, подойди.
- Не-е-т... - Но глаза ее хитро смеялись.
Рахман встал, схватил женщину за талию и притянул к себе...
Под тюфяком что-то хрустнуло. Это была фотография покойного мужа Дилефруз.
В ДОМЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ МАЧЕХА
Дилефруз переехала к Рахману. Приходилось торопиться: женщина была беременна.
В первое время мачеха обращалась с Адилем ласково, готовила ему вкусные блюда, стирала его рубашки - словом, ухаживала, как за родным сыном. В доме то и дело слышалось: "Адиль-джан, ты устал? Я постелю ляг, отдохни", "Обед стынет, поешь, Адиль-джан", "Не задерживайся в школе. Адиль-джан. Я волнуюсь..."
С самого начала Адиль уловил в отношении мачехи к себе какую-то фальшь, неискренность. Он видел в ней чужую женщину, стремящуюся сыграть роль его матери - Наргиз.
Рахман все понимал и, как мог, старался отвлечь сына от этих мыслей. Он часто вмешивался в разговор Дилефруз с Адилем, пытаясь придать беседе искренность и задушевность.
После школы Адиль уходил куда-нибудь с товарищами и возвращался домой только к вечеру, вынуждаемый голодом. Плов с шафраном, мастерски приготовленный Дилефруз, жирный бозбаш, пельмени с чесноком и уксусом потеряли для него первоначальную прелесть. За столом он чувствовал себя неловко, как в гостях.
"Эх, была бы жива мама! - часто думал Адиль. - С ней хоть до конца жизни ел бы черствый хлеб!"
Все в этом доме стало казаться мальчику чужим. Но, боясь обидеть отца, он не говорил ему ни слова, ничем не выражал своего недовольства.
Еще в тот день, когда Дилефруз впервые появилась в доме с красной черепичной крышей, Рахман сказал сыну:
- Очень прошу тебя, Адиль. Ради меня. Слушайся Дилефруз-ханум. Не груби ей. Как говорится, попала вода в стакан - стала питьевой. Без женщины наш дом пропадет.
Мачеха с самого начала не понравилась Адилю. Мальчик смотрел, как она непринужденно, по-хозяйски расхаживает по дому, слушал ее грубый голос, и у него начинало щемить сердце.
Адиль не верил этой женщине. Какое-то внутреннее чувство подсказывало мальчику, что пройдет немного времени, Дилефруз обоснуется на новом месте, заберет весь дом в свои руки, и для него наступят черные дни. Он старался заставить себя думать иначе.
"Про мачех всегда говорят плохо. В человеке легко ошибиться. Возможно, у Дилефруз-ханум доброе сердце. Что бы там ни было, ради отца я должен ладить с этой женщиной".
Расставшись с зеленой будкой, Дилефруз стала настоящей домашней барынькой. Она неделями не показывалась на улицу, с утра до вечера прибирала комнаты, галерею, переставляла мебель - словом, все делала по своему вкусу. Адиль с грустью наблюдал, как в доме меняется порядок, установленный покойной матерью. Он пытался возражать, но это ни к чему не привело.
"Так красивей, Адиль-джан. Комната более нарядная - говорила мачеха. Да и зачем ты вмешиваешься, детка? В домашних делах женщины лучше разбираются".
В каждом деле Рахман искал выгоду, наживу. Женитьба не переделала его. Вскоре после свадьбы он продал комнату Дилефруз в крепости.
Сначала жена не соглашалась: "Комната досталась нам с сестрой по наследству от отца. Если мы продадим ее, половину выручки придется отослать сестре, а то обидится".
Дилефруз хитрила. Просто она хотела прочнее обосноваться на новом месте.
На деньги от реализации "наследства" Дилефруз купила демисезонное пальто, замшевые туфли и несколько шелковых платьев. Две тысячи она припрятала, заявив: "Хоть это пошлю сестре".
Рахман тоже не терялся: купил себе новую каракулевую шайку, добился у Дилефруз разрешения заказать Адилю темно-синий костюм. "Парень-то совсем взрослый, в седьмом классе учится. Чтоб не стыдился товарищей..." объяснил он жене. А сына обманул:
- Это я на свою зарплату... Носи, сынок, на здоровье.
Жену тоже попросил не говорить мальчику, на чьи деньги приобретен костюм.
Доброты мачехи хватило ненадолго. Родился Мамед. Дилефруз постепенно выходила из роли Наргиз и показывала свое подлинное лицо. Сначала от имени Адиля было отнято ласкательное "джан". Затем...
Затем... Летели дни, Дилефруз становилась все злее и сварливее. От ее зычного голоса дрожали стекла галереи. Она скандалила и с Адилем и с Рахманом. Во время первой же ссоры мальчик узнал, что его темно-синий костюм был куплен на деньги Дилефруз.
- Он тебе боком выйдет; мой костюм! - кричала мачеха. - И это благодарность за добро, которое я делаю! Купила твоему отцу шапку, справила тебе костюм, а ты на каждом шагу перечишь мне!
После этой ссоры Адиль ни разу не надел костюма.
Дилефруз стала полновластной хозяйкой в доме с красной черепичной крышей. Рахман был обязан отчитываться перед женой за каждый свой шаг. Если он задерживался где-нибудь, дома учинялся допрос: "Где был?", "У кого?", "Что делал?" Дилефруз ничего не стоило накричать на мужа и даже оскорбить.
Первое время Рахман все сносил молча, терпел. Но скандалы повторялись чаще и чаще. Даже соседи стали жаловаться. Рахман нервничал, злился. Он видел, что и Адиль сильно переживает. Но чем он мог утешить сына? Какими словами? Мальчик все понимал и чувствовал, что в этом доме ему житья не будет.
Скоро Рахман расстратил все, что Дилефруз накопила, работая в зеленой будке на вокзале. Каракулевая шапка, купленная на деньги жены, стала поводом для каждодневных попреков. Темно-синий костюм Адиля Дилефруз пересыпала нафталином и спрятала в сундук.
- Вырастет Мамед, ему пригодится, - заявила она во всеуслышание.
Дилефруз сделалась не только сварливой, но и требовательной.
- Другие мужья вон как зарабатывают... Позавидовать можно. А ты что привозишь из Москвы? Стаканы?! Блюдца? Яйца? Чего боишься? Привез бы метров пять шелку или какую-нибудь дорогую вещь, Продали бы в Баку... Или тебе не нужны деньги?
Хоть Рахман и боялся попасть в эту неприятную историю, но с того дня он начал выполнять поручения жены, привозил из Москвы только дорогие вещи.
От Адиля все эти коммерческие махинации держались в тайне.
Отец говорил:
- Мальчишка. Еще проговорится где-нибудь. Попадем в беду. Все, что привозилось из Москвы, прятали в подвале. С перекупщиками, которые часто наведывались в дом с красной черепичной крышей, Рахман в присутствии сына не разговаривал.