Полковник Стеклов ужинал. Увидев Корнеева, он сделал приглашающий жест.
— Садись, Николай. Война войной, а обед, то бишь, ужин, пропускать не гоже. Небось, так весь день голодный и пробегал?
— Никак нет, у штрафников подзаправился.
— Не важно. В твоем возрасте мужчина обязан испытывать постоянное чувство голода.
— Есть такое чувство, Михаил Иванович… — криво усмехнулся Корнеев, присаживаясь напротив. Опытный солдат никогда не отказывается от ужина, тем более что ему уже несли тарелку с аппетитно парующей гречневой кашей, щедро политой разогретой свиной тушенкой. — Я, правда, не совсем уверен, что это именно тот голод, который утоляется пищей…
— Вижу, ты в хорошем настроении? — пристально взглянул на него Стеклов. — Удалось подобрать хороших бойцов.
— Да нет, Михаил Иванович, настроение у меня как раз самое паскудное. Злой я, как черт… К вам, кстати, тоже претензии имеются. Что ж вы все так легко Андрея сдали?
— Не понял тебя? — удивленно взглянул на Корнеева полковник. — Какого Андрея?
— Капитана Малышева.
— А что с ним?
— Хотите сказать, товарищ полковник, будто не знаете, что в отделении разведки происходит? Моего заместителя в штрафбат отправляют, а руководство ни сном, ни духом?
— Погоди, погоди, Николай… — словно защищаясь, поднял руки Стеклов. — О том, что Малышева арестовали, я и в самом деле от тебя первого слышу. Но, я же не строевик… или как там, по Уставу? Последние пять дней, я только секретным складом и занимался. А что произошло?
— Теперь уже не важно. Все равно я его с собой беру…
— Гм… Ну, значит, нет худа без добра. Там от него пользы больше чем от целого отделения будет. Погоди, но у него, помнится, жена беременная? Может, не стоит Андрею так рисковать?
— Убили Машу…
— Ах ты, Господи… — Стеклов как-то невнятно повел рукой, словно положил крестное знамение. — Проклятая война… Тогда, да. Тогда ему обязательно нужно с тобой идти. Если кто и сможет обуздать его характер, то только ты, Коля. Очень уж взрывной парень. Но ты не ответил на поставленный вопрос. Что с пополнением?
— Отобрал шестерых, не считая Малышева. Один из наших, полковая разведка. Остальные — диверсионного опыта не имеют, но все офицеры и в отличной физической форме. Асов разведки я из них за сутки не сделаю, но для одного рейда вполне пригодны.
— Малышев, как я понимаю, возглавит одну группу, а кого поставишь на вторую?
— Сам. Теперь, когда со мной Андрей, вопрос общего руководства снимается. Будем работать параллельно.
— Командиру виднее… — кивнул Стеклов. — Радисток тебе тоже уже отобрали. Зайдешь к майору Дюжевой. Ирина Игоревна в курсе. Но тут вот какое дело… Кушай, кушай. Я буду вслух рассуждать, а ты, Николай, кумекай, возможно пригодится информация…
Стеклов умолк на пару минут, с силой растирая виски, потом нашел глазами какой-то, заметный только ему, ориентир на противоположной, чисто выбеленной стене, впился в него взглядом и негромко заговорил. Неспешно выбирая нужные слова из обилия тревожных мыслей.
— Чем дольше я размышляю над этой ситуацией, тем больше она мне не нравится… По нашим сведеньям, эвакуация спецгруза поручена некоему оберштандартенфюреру Штейнглицу. Выученику самого Канариса. Вот я и думаю: уж не захотел ли Абвер поиграть с нами в парадоксы? Когда-то адмирал был большой любитель подобных затей. Понимаешь, о чем я?
— Не совсем…
— Ну, смотри… Если ты узнаешь о враге нечто важное, к примеру: где находиться его самое уязвимое место, то преимущество у тебя, верно?
— Естественно.
— Но, если врагу об этом тоже известно, то преимущество возвращается к нему. Эта ситуация называется парадоксом первого уровня.
— Никакого парадокса нет, — не согласился Корнеев. — Все логично. Владея такой информацией, любой грамотный командир, устроит врагу в этом месте ловушку. Приманит видимой слабостью и ударит из засады.
— О терминологии спорить не будем. Надо ж психологам от какого-то этапа начинать отсчет. Усложним ситуацию и перейдем на второй уровень… Тебе тоже известно, что враг знает, что ты знаешь. У кого преимущество?
— У меня. Я смогу просчитать возможность ловушки и не попаду в засаду.
— Верно. А теперь еще больше запутаем задачу. Уровень третий! Враг знает, что ты знаешь, что враг знает, что ты знаешь… Чье преимущество?
— Трудно сказать, — призадумался Корнеев, все еще не понимая, куда клонит полковник. — Зная, что я не пойду в ловушку, он может не прикрывать свое слабое место, а устроить засаду где-то еще. Но, с другой стороны, а вдруг я не настолько умен, и все-таки полезу именно туда?
— И опять ты прав, Николай. В парадоксе третьего уровня уже появляются варианты. Но, их пока еще немного, и можно даже пытаться просчитывать ход событий. А что будет, когда командир или аналитик столкнется с парадоксом четвертого уровня и выше?
— Кошмар и сумасшествие.
— Нет, Николай. Психология в таких случаях рекомендует отбросить логику и обратиться к интуиции. А что такое интуиция командира? Это его собственный боевой опыт.
Корнеев кивнул и уточнил:
— Разрешите спросить, Михаил Иванович, какое конкретно отношение все изложенное имеет к нашему случаю? Или вторая информация о том, что обнаруженный склад подставной, на самом деле дезинформация, и сырье для сверхбомбы все-таки находиться именно там, куда мы идем, делая вид, что поверили в обман?
— Я вижу, Николай, ты уловил суть. А теперь, давай разберем ситуацию по шагам. Вот как, по моему теперешнему мнению разворачивались события. Первое — в ближнем немецком тылу застряло невероятно важное для создания сверхбомбы сырье. Немцы не успевают вывезти его в тыл и, чтобы выиграть время, предпринимают попытку направить нашу разведку на ложный след. Второе — с этой целью, под видом подставного объекта, оберштурмбанфюрер Штейнглиц указывают нам на место расположения настоящего склада. Рассчитывая, что мы примем его правила игры и отправим к ложной цели заведомо слабую, отвлекающую группу. А все силы направим в тот район поиска, который посчитаем настоящим. И очень надеясь, что, пока будет длиться вся эта "угадай-ка", мы не станем бомбить неразведанные цели. Что ему, собственно, и нужно. Выиграть время для эвакуации.
— Как-то слишком уж замысловато, — хмыкнул Корнеев. — А если и в самом деле, не решать все эти немецкие ребусы, а разбомбить обе цели к чертовой матери? Как считаете, товарищ полковник?
— Считаю… — угрюмо проворчал полковник, отводя взгляд. — Вот именно, другие воюют, жизнью рискуют, а я только считаю. После войны, наверно, не смогу притронуться к логарифмической линейке.
— Ну, это вы зря. Благодаря вам, Михаил Иванович, мы малой кровью обходимся.
— Но все же, кровью. Я вот думаю иногда: а какова цена ошибки? Сколько смертей можно было бы избежать, если б считал не профессор Стеклов, а, к примеру, академик Павловский?
— А сколько людей смогло бы вернуться из рейда, если б их повел не я, а Малышев? Бросьте, профессор. Это война, и каждый делает все что может и именно там, куда его направила Родина. Но, это вы лучше меня знаете, а под прикрытием притворной истерики просто ушли от ответа.
— Нельзя бомбить… — насупился полковник. — Получен приказ, попытаться захватить стратегически важное сырье. И уничтожить его разрешается только в самом крайнем случае…
— Понятно. Собственно, ничего нового вы мне не сказали. Все, как обычно. Живем, почти как в сказке: "Пойди туда — сам знаешь куда, найди то — сам знаешь что…". Разрешите выполнять?
— Подожди. Возможно мы зря усложняем, и никакой Абвер с нами не играет. Но, если я не ошибся, Николай, то к объекту вы пройдете как по ковровой дорожке. Немцу очень надо, чтобы группа дошла до подставного объекта. Уж чем он там будет тебя убеждать, что цель ложная, я не знаю, но что до места назначения проведет разведчиков без сучка и задоринки — и к гадалке не ходить. Это и будет знак, что мы их прокачали верно. Но, в любом случае, я могу предположить, что пока ты не выйдешь в эфир и не доложишь результаты разведки, вас не тронут. А вот потом, майор Корнеев, начнется настоящая охота… Но, я все же придумал, как дать тебе фору. Получив сообщение, штаб потребует от командира группы подтвердить сведения лично, через сорок минут… Естественно, никакого подтверждения не надо. Это твой единственный шанс, Николай. И еще, так сказать авансом, а документы оформят позже… Тем более, что на всех отобранных тобой штрафников комбат уже пишет представление. Поэтому, не думаю, что будет слишком большим нарушением, если до рейда они походят в прежних званиях.
— Спасибо, Михаил Иванович, — Корнеев искренне обрадовался. — Бодрость духа, половина успеха…
— Не надо банальностей, Коля, — остановил его профессор. — Мы сами все про себя хорошо знаем. Заболтался и чуть не забыл… Во избежание утечки информации, а также, для пущего правдоподобия, об истинной цели вашей группы, знает очень ограниченный круг лиц. Подчеркиваю: очень ограниченный! Но, все службы получили приказ о содействии, без лишних вопросов. Ну, а если кто станет особо интересоваться: куда идете, да зачем? Бери на заметку и направляй за ответами к генералу. Игорь Валентинович оч-чень внимателен к излишне любопытным.
— Хорошо, и все же я не понимаю: почему фрицы тянут? Ведь, вместо всей этой катавасии, они уже сто раз могли перевезти важный груз куда угодно.
— Там, где в логику вмешивается политика, Николай, не ищи разумных объяснений… — наставительно произнес Стеклов. — Наверняка, оберштурмбанфюрер Штейнглиц, помня о судьбе адмирала Канариса, побоялся, что если начнет эвакуацию заблаговременно, то его обвинят в трусости и паникерстве. А потом, когда гром грянул, решил перестраховаться. Мало ли, вдруг русские уже что-то проведали и готовят операцию? Вот и решил сбить нас со следа. И — перемудрил… Он ведь штабист, аналитик, а тут личное руководство… Знаешь, если мы с тобой его правильно прокачали то тебя ждет либо увеселительная прогулка, либо все круги ада. Так что: не кажи гоп… Еще вопросы есть, майор? Вопросов нет… Удачи, Коля.
Армейский порядок и дисциплина — понятие достаточно относительное. И напрямую зависит исключительно от конкретного подразделения. Одно дело боевая часть, находящаяся непосредственно на передовой, в окопах, и совсем иное — хозяйство какого-нибудь Нечипорука или Савельева. Стрелковое подразделение тут стоит, саперная часть или, к примеру — расположилась хозяйствено-интендантская служба… А уж если неподалеку какой-нибудь серьезный штаб, где полковников и генерал-майоров больше чем самих майоров, то непривычному к армейской жизни человеку может показаться, что он либо стал свидетелем конца света, либо присутствует при эвакуации Содомы и Гоморы, умноженный на последний день Помпеи.
Порученцы, вестовые и ординарцы либо куда-то бегут с приказом, либо уже возвращаются с докладом. Сонные, угрюмые и невмеру суетливые связисты постоянно налаживают связь, и в обязательном порядке, непрерывно, вполголоса матерят погодные условия, которые непостижимым образом всегда ухудшают слышимость, даже проводного телефона. Высокие чины, так и не изжив за всю войну привычки Гражданской, постоянно срываются с места, и несутся на передовую, чтоб самолично удостовериться в правдивости, полученной по телефону информации. При этом увлекая за собой многочисленную свиту, чем вызывают непреходящую головную боль у начальника охраны, делающего титанические усилия, чтобы хоть как-то обеспечить безопасность командования. От них не отстают и заместители всех уровней. Но делают это уже не так заметно… Во всю эту бурлящую кашу вносят свою посильную лепту еще и службы тылового обеспечения, в меру возможностей, пытающиеся создать хоть какой-то минимальный комфорт в месте временного нахождения командующего и штаба, а также — организовать обязательное по Уставу трехразовое питание личного состава.
Но вся эта, на первый взгляд, бессмысленная "суета сует и томление духа" только обманчивая видимость. На самом деле здесь царит такая же идеальная логика поступков и перемещений, как в огромном муравейнике, где любой из тысяч обитателей занят доверенным только ему одному конкретным делом. И не имеет значения, что везет на телеге угрюмый ездовой — снаряды на передовую, из-за того что грузовики не могут подъехать ближе, или — грязное белье в прачечную. Все знания, силы и умения этих людей направлены на достижение одной единственной цели — победы над врагом!..
Вполне разумно предположив, что как только он объявится в отделении разведки, то никакого личного времени до конца операции у него больше не будет, майор Корнеев решил сначала заглянуть на продсклад. При этом, вполне естественно, что Николая интересовало не столько хранящееся там имущество, как один кладовщик, с погонами ефрейтора на, туго перетянутой ремнем в осиной талии, гимнастерке. И изумительными васильковыми глазками.
У большой защитного цвета брезентовой палатки бурлил небольшой, но очень оживленный водоворот из лиц сержантского состава, вооруженного флягами, баклагами, термосами и даже бидонами. Которыми они бойко жестикулировали — то ли предлагая в подарок, то ли угрожая забросать, как гранатами, невозмутимую женскую фигурку, непреклонно перекрывшую вход на склад, отодвинув в сторону растерявшегося часового.
Судя по всему, Корнеев поспел скорее к завершению действия, нежели к началу, поскольку за поднятым шумом никто из военнослужащих не обратил на тарахтение, остановившихся позади оживленной толпы, мотоциклов. Майору самому едва удалось расслышать, прорезающий общий гул звонкий девичий голосок:
— Товарищи, повторяю, сегодня выдачи не будет! Не будет. Приходите за разнарядкой завтра с обеда!
— Специально ждете пока солнце пригреет?! — выкрикнул кто-то из старшин, обремененный глубокими познаниями в бытовой химии. — Сейчас выдавай. По холодку!…
— Здорово, славяне! — громко поприветствовал не на шутку разбушевавшихся бойцов Корнеев. — Что за шум, а драки нет? Может, перед штурмом небольшую артподготовку проведем? Или авиацию попросим неподдающийся объект проутюжить? Как считаете?
Среди сержантов и старшин дураков не имелось, — не выживают. Они уж и сами понимали, что хватили лишку, поэтому шутейного окрика старшего офицера, вполне хватило, чтоб прекратить этот, стихийно возникший митинг. И утоптанная площадка перед палаткой опустела быстрее чем по команде "Воздух!".
— Спасибо, сержант, — обратился Корнеев к старшему своей охраны. — Можете быть свободны. Дальше я сам…
— Приказано доставить до…
— Слышь, брат Ефимкин, — понизил голос Николай и ткнул рукой на северо-восток. — Да вон он, штаб… Не заблужусь.
— Не положено, товарищ майор, — так же негромко ответил сержант. — Не обижайтесь, но не приведи Господь, случится что, с нас…
— Не бухти, Петрович, — загудел здоровяк пулеметчик. — Дай человеку с девушкой проститься. Сам ведь не столь давно за линию ползал и знаешь, что разведка одним днем живет.
— Ладно, — махнул рукой сержант. — Бывай, майор. И удачи тебе, — он скосил глаз на ладную фигурку и весело добавил, — во всем…
— Спасибо. И вот что, думаю: не стоит упоминать в рапорте, что я вышел поразмять ноги чуть раньше. Как считаешь, сержант?
— Совершенно с вами согласен, товарищ майор. У начальства и так хлопот полон рот, чего всякими мелочами зря голову морочить.
— Бывайте, братцы. Живите долго! — козырнул бойцам Корнеев, потом повернулся к мотоциклам спиной и бодро зашагал к складской палатке. Но, не дойдя пары шагов, остановился, откровенно любуясь красотой поджидающей его девушки. В частности вызывающе топорщащейся медалью "За оборону Москвы". От чего ефрейтор немедленно заалела щечками.
— Что-то новое увидели, товарищ капитан?
— Просто, любуюсь.
— Я же не икона и не музейный экспонат, чтоб издали разглядывать, — чуть насмешливо фыркнула девушка. — Меня и руками потрогать можно. Рискните, авось не рассыплюсь?..
— Здравствуй, Дашенька, — сделал вид, будто не расслышал вполне прозрачного намека Корнеев. — Что у тебя тут случилось? Давно не доводилось наблюдать такого плотного сосредоточения денщиков, каптенармусов, старшин и медбратов на одном квадратном метре.
— Здравствуй, Коля… — лукаво стрельнула глазками девушка, но продолжила все тем же шутейным тоном. — Заглядывали б к нам почаще, так и не удивлялись бы. Порой мне кажется, что в армии нет иных чинов и должностей, кроме сержантских. А нынешнее столпотворение, это пустяк, утечка секретной информации. Ночью спирт подвезли, так во всех подразделениях сразу обнаружилась срочная необходимость в пополнении НЗ. А как от них утаишь — одни разведчики кругом, верно, товарищ кап… Ой! Извините, товарищ майор! Разрешите вас поздравить с присвоением очередного звания?
Не дожидаясь ответа, девушка подошла ближе, привстала на носочки, опираясь ладошками на новые звездочки, и жарко поцеловала Корнеева в губы. Замерла на мгновение, с закрытыми глазами, плотно прижимаясь к молодому мужчине всем телом, но, так и не дождавшись ответного поцелуя, со вздохом шагнула назад.
— Глупый ты, Коля. Большой и глупый. Я же люблю тебя…
— Я тоже очень-очень люблю тебя, Дашенька… — пробормотал майор. — Но, ведь ты знаешь о моем зароке? Вот доживем до победы, я в тот же миг тебя в ЗАГС затащу. Или — сперва на какой-нибудь ближайший сеновал, а потом уже в…
— А если убьют тебя или меня раньше? — увлажнились глаза у девушки. — О Машеньке слышал? Бедный Андрюшка… Жену и ребенка в одночасье…
— Отставить сопли, ефрейтор Синичкина! — притворно грозно рявкнул Корнеев. — Вот поэтому я и не хочу, чтоб у нас с тобой, как у Малышева… И вообще, что за преждевременная панихида?! Мы доживем, обязательно доживем. Вот увидишь, верь мне.
— Верю, Коля… Верю… — Даша взяла своими, маленькими и теплыми пальчиками тяжелую, заскорузлую ладонь разведчика и, как бы невзначай, стала ее поглаживать. — Одно хорошо, ревновать тебя не надо. В госпитале, небось, не одна медсестричка не прочь была бы повнимательнее поухаживать?.. — и, не дождавшись ответа, вздохнула. — Глупый мы народ, бабы, правда?
— Не знаю. Никогда не был женщиной, — отшутился майор. При этом чуть-чуть приобнимая девушку за гибкий стан и жадно вдыхая легкий цветочный аромат ее волос, упорно пробивающийся сквозь все складские запахи.
— Все шутишь…
— Лучше, чем плакать. Знаешь, иной раз, когда я слишком долго смотрю на тебя, солнышко, то и в самом деле начинаю чувствовать себя полным идиотом…
— Ничего, потерпим…
— Потерпим. Зато наши с тобой детишки вырастут невероятно счастливыми и удачливыми. И вообще, я считаю, что все будущее поколение, которое родится после войны, должно стать неимоверно везучим. Представляешь, Дашутка, какой мощный ген везения люди, уцелевшие в этой бойне, передадут своим потомкам?
— Философ… — чуть грустно улыбнулась девушка. — Странные вы, городские… Словно и не из этой жизни. О счастье для всего человечества мечтаете, а о том, что перед глазами… Ой, у тебя китель лопнул!.. Прямо под мышкой. Здоровенная прореха… Зайдите внутрь, товарищ майор, зашью…
— Спасибо, Дашенька, — взглянул на часы Корнеев. — Не стоит время терять. Я же только на одну минутку заглянул. Вопреки всем инструкциям… Соскучился в госпитале. Каждую ночь ты мне снилась. Будто речка, утренняя зорька и мы с тобой, на бережку, с удочками. А на тебе… — Корнеев смущенно замолчал, не решаясь пересказывать главные детали сновидения, — венок огромный. Из этих — синенькие такие, словно одуванчик, только крупный. В поле растут.
— Васильки, — усмехнулась девушка. — Волошки по-украински… Надеюсь, рыбу мы не выудили? А то я ведь, не Дева Мария.
— Рыбу? А при чем здесь…
— Вытаскивать рыбу, к скорой беременности… — немного смущенно, скороговоркой, как маленькому, объяснила Даша и сменила тему. — Скорее б уж война закончилась. А, может, я зашью все-таки, Коля?
— Под левой не видно. А завтра, все равно переоденусь…
— Опять уходишь? — встревожено вскинулась Даша. — В тыл?
— Интересно, — насупился Корнеев, — а если бы я был летчиком, ты бы каждый раз переспрашивала: "Снова вылет?".
— Может быть… — вздохнула девушка. — Не ершись, Коленька. Конечно, война, конечно, от нее не уйдешь и не спрячешься… И убить могут каждого из нас в любую минуту, даже прямо сейчас. Я все это знаю, но — разве к этому можно привыкнуть? — Даша еще раз вздохнула и прибавила нарочито весело. — Потерпи, Коля, сердцу ведь не прикажешь, тревожиться оно. Зато, я клятвенно обещаю, что никогда не буду брюзжать, если ты на выходные с товарищами станешь собираться на рыбалку или на футбол.